Рецензия | «Микки 17». Умри 17 раз на ледяной планете

Нифльхейм — настоящий ледяной ад. Микки отправляют испытывать, может ли человек дышать воздухом этой планеты; есть ли здесь смертоносные вирусы и насколько эффективны средства от них; способен ли человек, свалившийся в пропасть, выкарабкаться на поверхность, и сколько он проживет в безнадёжной ситуации. После очередной смерти айтишники извлекают из запасника «резервную копию» Микки — эдакий «кирпич», на котором записано всё, что составляет личность и память героя, и на 3D-биопринтере, выглядящем примерно как магнитно-резонансный томограф, печатают из всяких, включая очень неаппетитные, материалов людской жизнедеятельности очередного Микки. Для айтишников восстановление «расходника» стало рутиной, пока оно идёт, они позволяют себе отвлекаться на более интересные занятия… Микки привык умирать и воскресать, понимает — это нужно для всего человечества. В данном случае — для той его части, которая четыре года летела в тесном и неуютном звездолёте на планету Нифльхейм, чтобы колонизировать её.

 

Бессмертие лабораторной крысы

Признайтесь: вам хоть раз в жизни хотелось бессмертия? Интересно же: прожить, наблюдая за тем, как меняется мир, вырастают новые города, возникают новые технологии, новые возможности. И хочется ведь узнать, хотя и страшно: поумнеет ли человечество, найдёт ли способ выжить в условиях возникающих то и дело конфликтов, поймёт ли, кто и с какой целью инициирует эти конфликты? Найдёт ли способ сохранить природу Земли в чистоте? И способ прокормить всё население? Уцелеет ли наша цивилизация со всеми её великими достижениями или её сомнут ринувшиеся с Ближнего Востока орды враждебных нашей культуре иммигрантов?

Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые, — писал Тютчев. Велик соблазн быть свидетелем будущих роковых минут, хотя, кажется, нам хватило бы и тех, при которых мы присутствуем.

Так что же такое — бессмертие? Дар или проклятие? Гениальный мизантроп Джонатан Свифт в 3-м томе «Путешествий Гулливера» решил, что проклятие: родившиеся бессмертными люди годам к 80 впадали в маразм и пребывали в таком состоянии вечно, наводя тоску на прочих людей, благословлявших высшие силы за то, что им-то такая участь не грозит.

Микки Барнс, правда, после каждой своей смерти и восстановления остаётся молодым и здоровым; вот только собратья по экспедиции достают его вопросами: «Каково это — умирать?» Он превращён в бессмертную лабораторную крысу, которая незаменима потому, что другой такой нет. Зато опыты над ней можно ставить бесконечно. Что испытывает эта крыса — никому нет дела. В фильме есть такой эпизод. Микки — как ему кажется, за заслуги перед экспедицией — приглашает на обед сам шеф Кеннет Маршалл (Марк Руффало). Стейк, который подали Микки, сделан из искусственного и небезопасного мяса, герою становится плохо, антидот не помогает, Маршалл собирается пристрелить его, чтобы прекратить мучения: не беда, через 20 часов принтер выдаст нового Микки, героя спасает только то, что жена Маршалла Ифла (Тони Коллет), жуткая стерва, которая, собственно говоря, всем и распоряжается, не хочет, чтобы кровь Микки замарала дорогой ковёр.

Но почему Микки — единственный «расходник»? Потому, что на Земле создавать копии (т. е. клонировать) людей запрещено; был прецедент, когда преступник использовал свои дубликаты, чтобы устраивать себе алиби. Для Кеннета Маршалла сделали исключение. Но только одно. При условии, что одновременно существует только один Микки — к началу фильма уже 17-й. Если по какой-то причине возникнут сразу два дубликата, их — и матрицу, с которой печатают копии, — придётся уничтожить.

 

Смешались в кучу жанры и мотивы

Пон Джун-хо в «Микки 17» собирает в одной картине несколько жанров фантастики и несколько проблем, которые авторы, работающие в области science fiction, обычно стараются решать по отдельности.

Основное деление фантастики — на science fiction и fantasy. Последней мы не касаемся — там мистика, магия, звёздные войны, параллельные миры, где чаще всего — сплошной феодализм, интриги и Войны Роз. Или — «попаданцы», которые из нашего времени нечаянно переселяются в прошлое и либо, пользуясь своей эрудированностью и образованием, дорастают до правителей княжеств, либо, это уже другой вариант, вечером 21 июня 1941 года ломятся в кабинет Сталина с криком: «Вы тут ничего не знаете, а в 4 часа утра Гитлер на вас нападёт!»

Научная фантастика в наше время всё больше становится социальной. Точнее даже — социально-этической. В «Микки 17» эта линия занимает одно из главных мест, я бы даже сказал, самое главное, и начинается она как антиутопия, а в самом конце переходит едва ли не в чистую утопию, чуть ли не на уровне «Туманности Андромеды» Ивана Ефремова или «Полдня, XXI век» Стругацких, но эти произведения появились давно, в иных обстоятельствах, когда ещё в людях теплилась вера в возможность построения справедливого общества. В финале «Микки 17» откровенно проводится мысль о построении такого общества на отдельно взятой планете Нифльхейм. Правда, встаёт вопрос: верят ли в такой исход создатели фильма? Или не верят, но просто следуют железному правилу для картин этого жанра: в любом случае финал должен быть счастливым?

Пон Джун-хо в завязке картины касается ещё одной актуальной для современной фантастики проблемы — эскейпизма. Желания сбежать с Земли куда угодно, лишь бы подальше. Как гуторили в 1930-е годы загоняемые в колхоз селяне: «Эх достать бы фанеры, построить ероплан и улететь далеко-далеко, к (такой-то) матери!». У Микки и его приятеля Тимо (Стивен Ён) мотив вполне заурядный: они взяли кредит у гангстеров, открыли закусочную, прогорели, вернуть деньги не могут — и их ждёт мучительная смерть. Надо бежать! Желающих улететь с Земли много, как видно, на нашей старушке-планете стало очень уж неуютно; в экспедиции свободна только одна вакансия — расходник. Для Микки, недотёпы, у которого нет ни знаний, ни профессии, единственный подходящий вариант.

И тут же социальная фантастика, антиутопия с элементами сатиры. Глава экспедиции Кеннет Маршалл, политик, на Земле дважды проигравший выборы (куда — не важно, важно, что проиграл). Он решает взять реванш на другой планете. Маршалл в исполнении Марка Руффало — властолюбивый маньяк с привычками шоумена, роющиеся вокруг него прихлебатели составляют нечто вроде религиозной секты. В первых откликах на фильм, показанный в феврале этого года на Берлинале, образ Маршалла называли памфлетом на Трампа, хотя он, с его грозно выдвинутой вперед нижней челюстью и резкими перепадами настроения, больше похож на Муссолини. А если Голливуду захочется снять что-то с похожим на Трампа популистом в центре сюжета, пусть пороется в старых книгах и раскроет антиутопию Синклера Льюиса «У нас это невозможно». Там главный герой, Блез Уиндрипп, неожиданно выигрывает президентские выборы — под куплеты ликующих сторонников:

Славься, славься, славься Блез, заботливый наш босс!

Не голосует за него лишь самый жалкий пёс.

 

Полёт на Нифльхейм длится четыре года, режим на звездолёте — тоталитарный; члены экспедиции (те, кто не приближены к особе руководителя) ютятся в тесных клетках, обеды в огромной столовой скудные; Маршалл требует воздерживаться от секса — чтобы не тратить калории, энергия каждого нужна обществу. Одним словом, авторы фильма читали Оруэлла и Замятина. Как у обоих классиков жанра, здесь тоже — вопреки всем предписаниям и запретам — вспыхивает любовь. На Микки положила глаз сотрудница внутренней безопасности красавица Наша Барридж (Наоми Экки) — всё та ситуация: решительная и смелая девушка и парень-рохля.

Ещё один распространенный в фантастике мотив: встреча с самим собой. Обычно это происходит под действием т. н. «петли времени»: герой попадает в прошлое и встречается с собой, тогдашним. Здесь всё проще. Микки-17 провалился в пропасть, Тимо, вместо того, чтобы помочь выбраться, захватил его оружие и сообщил на станцию, что Микки погиб. (Пон Джун-хо, как и в «Паразитах», не зацикливается на противопоставлении: злые и подлые верхи — добрые честные низы; на верхних ступенях социальной лестницы у него, как и в жизни, сплошь негодяи, но и те, кто внизу, очень разные —есть и альтруисты, и предатели.) Айтишники тут же отпечатали новую копию, и Микки-17, вернувшись, сталкивается со своим дубликатом.

Вот тут-то начинается звёздный час Роберта Паттинсона. Микки-17 и Микки-18, хотя они созданы по одной матрице и из одинаковых отходов жизнедеятельности, — два разных характера. 18-й — сильный характер, агрессивный, он даже собирался убить своего более раннего двойника, лишь бы уцелеть. 17-й — нерешительный, закомплексованный, за него решают женщины: Наша и оказавшаяся вместе с ним на том обеде, который чуть его не убил, Кай Катц (Анамария Вартоломеи). Тут режиссёр позволяет зрителю расслабиться и посмеяться: сначала обе девушки претендуют на Микки, потом, разобравшись, что у героя есть копия, договариваются: тебе 17-й, мне — 18-й. Или наоборот.

 

Про возможность встречи с неизвестным существом

Планету Нифльхейм населяют разумные существа creepers, в одном из вариантов перевода — жутики. Что-то вроде сороконожки, тихоходки и бог знает чего ещё. Они спасли провалившегося в ледяную пропасть Микки-17, и он им благодарен. Зато Маршалл и его присные относятся к «жутикам» с ужасом и отвращением. И хотят их уничтожить.

Тут опять же сплетены в один узел несколько проблем. Одна — проблема контакта, очень важная для фантастики; здесь заключён этический в первую очередь вопрос: достаточно ли мы подготовлены нравственно для того, чтобы воспринимать неизвестную жизнь прежде всего — как нечто сущее; мы — пришельцы на чужой территории, а они — её хозяева. Мы не вправе насаждать здесь свои порядки и заставлять аборигенов, как бы непривычно они ни выглядят, отдавать свои территории, загонять их в резервации.

Тема старая-престарая, но вечная! Маршалл ведёт себя по отношению к «жутикам» точно так же, как белые колонизаторы обращались с индейцами. И пытается их уничтожить. Оба Микки — 17-й и 18-й — вместе с Нашей восстают против этого. Они хотят мира и согласия с той формой разумной жизни, которая органична для этой планеты и её право обитать здесь неотчуждаемо! И тут оказывается, что в 17-й и 18-й раз отпечатанный на принтере клон, симбиоз технологий и отходов, в несравненно большей степени человек, чем появившийся на свет привычным способом Кеннет Маршалл и его подручные. Неужели для того, чтобы стать человеком, чтобы иметь право на контакт с иной формой жизни, нужно 17 раз умереть в ледяной пустыне? И в награду получить совсем не характерный для такого мастера социальной сатиры, как Пон Джун-хо, утешительный финал?

Читайте по теме:

Рецензия | Латвийский «Поток». Кот и другие животные спасаются от всемирного потопа

Масштабнее Дюнкерка: «Покидая Таллинн. 1941» правдиво рассказывает про «ад в…

«Швейная машина» с печорскими и киевскими корнями — лучший фильм Эстонии 2024 года