Рецензия | «Tomba di Giulietta. Экскурсия»

Энергетика у этих ребят фантастическая.

Актёры Михаил Пащук, Иван Мысягин, Павел Корнышев, Валерий Баженов, Катрин Селюгина, Стелла Фришман, София Стрёмберг, София Михалёва, Нина Загвоздкина, Полина Крючкова, Сандра Хальясте покоряют и заражают публику сумасшедшим драйвом и бешеным весельем. Веселье идёт от раскованности, от ощущения того, что они — команда, от веры в себя и в тот путь, которым ведёт молодой дерзкий театр его лидер Антон Киселюс.

И тем не менее это трагедия. Весёлая, дерзкая. Первые прикосновения к шекспировскому сюжету ироничны, кажется, театр пробует его на ощупь — выдержит ли повесть, которой нет печальнее на свете, такой подход? Не рассеется ли главное — то, ради чего они ставят «Ромео и Джульетту». Современную вариацию бессмертного сюжета о смерти юных прекрасных людей.

«Я не знаю, как ставить Шекспира, чтобы он был и современным, и в то же время оставался Шекспиром», — говорил великий шекспировед Алексей Бартошевич.

И всё же: постановка Шекспира в наши дни — миссия, на которую театры решаются ради того, чтобы соединить эти два несоединимых (или всё же соединимых?) начала.

Трагедия отвоёвывает себе право на жизнь (или право на смерть для своих героев) через иронию.

В ярком, броском и стремительно разворачивающемся спектакле Kiseljus Teater’a нет ничего, что шло бы поперёк Шекспира, противоречило тому посланию к человечеству, которое бард вложил в свою трагедию. Просто история эта рассказана современным театральным языком. Изменился темп жизни, её ритмический «рисунок», другими стали «подробности» существования, Ромео и Джульетта не венчаются в монастыре, а расписываются в мэрии (и вместо проповеди брата Лоренцо выслушивают из уст мэра такую же казённую тягомотину, от которой у вас во время церемонии в ЗАГСе вяли уши и хотелось провалиться сквозь землю). Молодые герои спектакля, сыгранные Михаилом Пащуком и Катрин Селюгиной, повторяют судьбу шекспировских Ромео и Джульетты. В предлагаемых обстоятельствах 2020-х годов. Хотя это не значит, что действие происходит именно здесь и сейчас. Хронотоп спектакля — мост, соединяющий две эпохи, он дугой уходит вверх к высотам поэтического сюжета и возвращается, чтобы заземлиться в прозе жизни. И на этом мосту театр задаёт самому себе и своему зрителю вопрос:

Легко ли быть молодым?

Эти слова — давно уже мем, их произносят по разным поводам; так назывался документальный фильм латвийского режиссёра Юриса Подниекса, снятый во второй половине 1980-х, — о молодёжи той эпохи, её конфликтах со старшими поколениями и поиске себя. Чуть позднее (1989) Подниекс снял новый фильм «Мы», на ту же, в общем, тему, только охват был шире, панорамнее; предчувствие крушения и распада привычного мира звучало в нём с огромной силой — под грандиозную музыку Алексея Рыбникова «Литургия оглашенных».

Может быть, сегодня то, что происходит в пространстве «Ромео и Джульетты», впитывает в себя страшные и величественные звуки литургии оглашенных? Не знаю. Но точно: ребята эти тоже ищут себя, бродят неприкаянными по условной Вероне, где придуманная когда-то Маттео Банделло и гениально адаптированная для театра Уильямом Шекспиром недостоверная, но такая выигрышная история давно стала приманкой для туристов, объектом продажи. Легко ли быть молодым в городе, где всё на продажу?

 

“Tomba di Giulietta” (Гробница Джульетты — итал.), при всей своей лёгкости, воздушности, зрелищности (а может, как раз благодаря всему этому) — очень глубокий спектакль. Чёткая структура, каждый смысловой и сюжетный уровень которой находится именно там, где он необходим. Современная по форме и мысли — и надвременная, вневременная история. Ритмы рейва, молодёжной вечеринки, сегодняшние, но сцена вечеринки в доме Капулетти — наследие итальянского карнавала эпохи Ренессанса, на который приходили в масках, и всё было (или казалось) дозволенным в этот кажущийся нескончаемым вечер. Рейв здесь — и музыкальная «визитка» спектакля, и одна из двух магистральных линий, проведённых сквозь всю постановку. Второй проведённый сквозь спектакль формальный приём, а по времени — первый, с него всё начинается: экскурсия по достопримечательностям города, её проводит сама г-жа мэр (Полина Крючкова) — к восторгу двух туристок (София Михалёва и Сандра Хальясте), которые постоянно делают селфи и то восхищённо восклицают “Uroda!” (красота — польск.), то, заметив какое-нибудь безобразие, возмущаются: „Kurwa!“ (в переводе не нуждается).

Пояснения, которые даёт непробиваемо канцелярским языком мэр, уморительно смешны. А город живёт своей жизнью. Бойкий парнишка предлагает купить наркоту; некий гражданин собирается отлить, и плевать, что на него глазеют туристки и сама дама-мэр, раз уж приспичило! На площадь вылетают парни — и начинается драма, эффектная, отлично поставленная: со сценическим движением у артистов Kiseljus Teater’a всё О.К!

То, что место действия — Верона, разумеется, условность, это современный город вообще; бардак, который творится в самом центре и у всех на глазах, может происходить где угодно. Дама-мэр растеряна, монолог Князя Вероны (в переводе Бориса Пастернака: «Изменники, убийцы тишины, грязнящие железо братской кровью…» и т. д.) звучит в её устах неуверенно и жалко. Она привыкла говорить по писанному, а канцелярские обороты этих парней не проймут, и по наитию хватается за Шекспира. Заметив наблюдающего за всем этим безобразием солидного господина, очень авторитетного в определённых кругах, дама, в поисках точки опоры, вцепляется в его руку: «Вы, Капулетти, следуйте за мной. А вы, Монтекки…» На этом монолог обрывается. «Где Монтекки?» — озирается дама-мэр. «А Монтекки не пришёл!» — отвечает синьор Капулетти. Или лучше — дон Капулетти. Режиссёр Антон Киселюс и артист Иван Мысягин увидели в этом господине крупного мафиози, местного Godfather’a. Но в конце концов, кто он у Шекспира? Глава клана. Т. е. ОПГ. Просто в шекспировскую эпоху этого термина ещё не было.

 

В зоне комфорта и вне её

Не помню, сколько постановок «Ромео и Джульетты» довелось мне увидеть. Потому что тогда захочется рассказать о гениальном и очень печальном спектакле Анатолия Эфроса, и о постановке Эльмо Нюганена, который рискнул доверить главные роли 20-летним студентам Индреку Саммулю и Катарийне Лаук; спектакль побывал на фестивале в Эдинбурге, и после спектакля местная девушка лет 17 повторяла: «В школе Шекспир казался нам таким скучным, а вы, вы…» Ей не хватало слов, она пожимала руки нашим Ромео и Джульетте и то ли плакала, то ли улыбалась сквозь слёзы.

А из постановок последнего времени запомнились две. Первая — «Ромео и Джульетта» VAT-театра (режиссер Ааре Тойкка) — в ней юные герои были отодвинуты а второй план, темой спектакля была борьба двух могущественных кланов за власть, а главным героем становился молодой католический священник Лоренцо, из тех, которые стремятся отвратить подростков своего прихода от опасных соблазнов, организуют рок-группы и спортивные команды, исповедуют свою юную паству, которая доверяет им и верит в их добрые намерения. И гибель Ромео и Джульетты становилась личной трагедией Лоренцо, он вынужден был расписаться в собственном бессилии перед миром, в котором царит зло.

И вторая — увиденный на фестивале в Чехии спектакль венгерского режиссера Виктора Бодо «Автомойка «Шекспир» на улице Кертес»; действие было перенесено в наши дни, в маргинальную среду, здесь было много страшного, отвратительного, гротескного, естественно, автомойку контролировал местный мафиози, звучала рок-музыка, всё казалось очень впечатляющим, но Шекспир, откровенно говоря, просто путался под ногами у авторов спектакля.

А в “Tomba di Giulietta” Шекспир присутствует постоянно. Будь я спиритом, как, к примеру, сэр Артур Конан Дойл, я бы попробовал вызвать дух Шекспира и спросить его, что он думает о постановке Киселюса; надеюсь, что он бы ответил: «У нас в The Globe спектакли ставили в другой манере, но, признаю, в общих чертах я всё-таки имел в виду то, о чём говорят эти юные джентльмены и леди».

Но я не верю в спиритизм и буду говорить только за себя.

Если рассматривать постановку Киселюса как чётко выстроенную структуру, то обнаружится, насколько здесь важна резкая грань между миром старшего поколения, фальшивой зоной комфорта, которая опирается на два столпа: мэр (выборная власть) и Капулетти (реальная финансовая власть) — и очень некомфортным, хотя их самих оно устраивает, существованием молодых.

Мэр, дон Капулетти, своенравная и чувственная Леди Капулетти (София Михалёва), даже Кормилица (Нина Загвоздкина), бой-баба, давно уже ставшая необходимой и своей в семье (тут работают оба значения: и семья как родственники, и семья как мафиозный клан) — все они существуют в выстроенной задолго до них зоне комфорта. И хотели бы втянуть в неё молодых, но что-то пошло не так.

Юность — это возмездие, говорил Ибсен; поколение Ромео и Джульетты несёт в себе возмездие поколению отцов — за их грехи.

Эти ребята устраивают свою жизнь сами, честно, вне зоны комфорта, они ценят всплески этой жизни, внезапность сваливающихся, как снег на голову, событий, спонтанность своих реакций. Единственный, очень мощный и лишённый сдерживающего начала двигатель этой жизни — бурлящая в них энергия. Актеры Kiseljus Teater’a замечательно умеют преобразовывать на сцене собственную творческую, созидательную энергию — в ту, что кипит в их героях. В совсем иную, необузданную, энергию отрицания чужого мира, мира старших поколений, в энергию, которая несёт в себе нарастающую угрозу саморазрушения.

Убивает их не вражда «двух равно уважаемых семей» (этот мотив в спектакле не акцентирован) и даже не мафиозные разборки, как мэр объясняет на пресс-конференции гибель Меркуцио и Тибальта (потому что легче всего впарить эту версию общественности). Убивает их царящая кругом фальшь. С которой они несовместимы.

 

Актёры и роли

“Tomba di Giulietta. Экскурсия”, как и две предыдущие постановки Антона Киселюса, — игровой, условный театр. Здесь не требуется того, что принято называть перевоплощением, между актёром и образом всегда остаётся зазор, свободное пространство; актёры проникают во внутренний мир своих героев, находят там современные, надвременные черты, чтобы рельефно проступила доминанта характера. В той эстетике, в которой работает театр, правда жизни воплощается в острой, графически чёткой форме.

Джульетта (Катрин Селюгина) — совершенное дитя, болезненно застенчивая девочка, она постоянно смущается, от этого заикается и старается поменьше говорить. Она очень одинока; единственный её собеседник — игрушечный гусь почти в натуральную величину. Когда мать и кормилица заводят с ней разговор о замужестве, она кивает, потому что возражать нет сил, да и всё равно считаться с ней не станут, она только глазеет на обложку гламурного журнала с портретом предполагаемого жениха. Потом, на вечернике в доме Капулетти, когда её обступят гости в одинаковых заячьих масках, она приподнимет маску Ромео, сравнит с обложкой журнала и решит: «Похож!».

Эти маски — красноречивая деталь в структуре спектакля. Вечеринка происходит в доме Капулетти и по правилам дома (и дона). Под одинаковыми масками лица скрыты, всё нивелировано, приведено к общему знаменателю, индивидуальность стёрта. Но сюда неизбежно прокрадывается раскованность ренессансного карнавала. И становится ясно, что в семье Капулетти не всё ладно. В полумраке за колонной страстно целуются Леди Капулетти и Тибальт (Валерий Баженов). Позже одновременно будут происходить два эпизода: объяснение сквозь штору ванной комнаты, заменившую шекспировский балкон, Джульетты с Ромео, очень чистое, целомудреннее, искреннее — и проходящая во тьме, как в театре теней, «постельная» сцена супругов Капулетти, заканчивающаяся, насколько можно судить, совсем не триумфально для пожилого синьора.

Театр подчёркивает в юных героя целомудрие, чистоту — и трогательную наивность. Когда они, уже выслушавшие напутствие мэра и получившие брачное свидетельство, остаются, наконец, наедине, они не очень-то знают, как поступить. «Сыграем в твистер», — предлагает Джульеттта — и постепенно они оказываются в объятиях друг друга.

 

Ромео у Михаила Пащука так же наивен и застенчив, в своей компании он явно не самый главный. Главный здесь — харизматичный Меркуцио (София Стрёмберг), миниатюрный и задиристый мальчик-хулиганчик, из тех, кто всегда готов затеять драку, но и поговорить на интеллектуальные темы тоже готов. А самый преданный своему предводителю — постоянно молчащий юноша с барабаном (Стелла Фишма), он восторженно смотрит на Меркуцио, да и на остальных друзей — тоже, и готов ввязаться ради них в любую авантюру, да барабан мешает.

Бенволио (Павел Корнышев) немного неуклюж, заикается, он, как и требует его имя, желает добра; он здесь самый уравновешенный и пацифистски настроенный — тем не менее его тоже приведут в наручниках на экскурсию в гробницу Джульетты. В рамках объявленной мэром кампании «Нет насилию!» арестантов должны знакомить с великой культурой прошлого в надежде на то, что правонарушители станут духовно расти. Впрочем, разве мало мы в этой, невыдуманной реальности видим идиотских кампаний?

Как правило, если официально объявлено «Нет насилию!», случаев насилия тут же становится больше. Спектакль Kiseljus Teater’a напоминает, что насилие разлито в самой природе современного общества и уже давно ведёт автономное существование. Оно прекрасно обходится без традиций прошлого, вроде застарелой вендетты «двух равно уважаемых семей». Если кто-то и придаёт ей значение, то один лишь Тибальт, сердечный друг Тибальт, который — в полном соответствии с текстом Шекспира — крутит романы и с Леди Капулетти, и с Кормилицей. Герой Валерия Баженова — менее всех изменившийся по сравнению с тем, как он был у Шекспира, характер. (Единственное, чего у Шекспира нет и не могло быть, — «Кулинарное шоу» Тибальта, но и оно вполне в характере этого героя, самоутверждающегося любыми способами и при любой возможности.) Он не понимает, что времена изменились, он, может быть, единственный, кто остался в мире шекспировских, а не сегодняшних антагонизмов.

Ничего личного, только бизнес

— Монтекки, привет! Тут понимаешь, твой сын умер. Где? В гробнице Джульетты. Она? Тоже умерла. Значит, во второй раз умерла! — прямо из гробницы, среди распростёртых на полу трупов, дон Капулетти ведёт по мобильнику деловой разговор с закадровым главой дома Монтекки. Судя по интонации, герой Ивана Мысягина говорит не с кровным врагом, а с конкурентом; мало ли из-за чего они конфликтовали в прошлом, зато сейчас возникла бизнес-идея, которую стоит перетереть.

Дон Капулетти в этой постановке — центральный образ; как только он появляется на сцене, почти физически ощущаешь, как стягиваются к нему все нити. В созданном им мире всё продается и покупается, сделка может быть заключена в любой час и в любом месте — на то у Капулетти мобильный телефон, который умолкает очень редко. Мысягин — это было заметно ещё в «Скотном дворе», поставленном Артёмом Гареевым, — актёр, склонный к реалистическому гротеску, он умеет делать своих героев отвратительными и опасными скрытой в них злой силой. Как и оруэлловский хряк по кличке Наполеон, Капулетти очень амбициозен, большой мастер манипулирования, и требует, чтобы всё подчинялись его воле. Даже в мелочах. Когда по ТВ транслируют футбольный матч с участием его любимого клуба «Наполи», он требует, чтобы все смотрели игру, нацепив на себя бело-голубые клубные шарфы, и болели во всю мощь. Если что не по нему, он превращается в тирана, раздаёт всем затрещины. (Правда, и на него есть управа, сыгранный Сандрой Хальясте молчаливый «ниндзя» в чёрном — слуга Пётр.)

 

**

Что ещё сказать про “Tomba di Giulietta. Экскурсия”? Что спектакль очень красив, великолепно поставлен свет, мизансцены выразительны, музыкальное оформление выше всяких похвал, а актёры безраздельно верят в избранный ими путь, в себя, своего режиссёра и свой театр? Всё это будет правдой. А ещё — удивительное чувство возникает, когда заканчивается спектакль. Чувство счастья. И гордости за всех, кто выстроил для нас «Гробницу Джульетты».

Читайте по теме:

TUMINAS FEST в Таллинне | Кто спасёт мир?

На сцене спустя десятки лет? Всё возможно, доказывает «Поле горьких ягод» в ЦРК

Никита Кукушкин: Я всегда — часть моего отечества