«Восход богов»: все эти истории связаны любовью и войной

— Было ли с вами такое: тема этой пьесы пришла и настоятельно потребовала: займись мною — и вытеснила все другие замыслы?

Марюс Ивашкявичюс: Да, бывает тема, которая вселяется в тебя, как вирус. А тут не то что тема пришла, тут война пришла.

Ворвалась и обнулила в моём сознании всё, что было сделано раньше, и до сих пор всё, что было мною написано до войны, ушло в другую эпоху. В прошлое. Даже если это было написано за неделю до вторжения российских войск в Украину.

Буквально за неделю до войны я закончил пьесу для берлинского Deutsches Theater, для Кирилла Серебренникова, и уехал в отпуск в Испанию. Она до сих пор не поставлена, это комедия: про старую актрису, которая вдруг просыпается в новом мире. И оказалось, что после 24 февраля 2022 мы все тоже проснулись в новом мире.

Хотя последние недели жили даже не в предчувствии, а в тяжёлом ожидании, что война вот-вот начнётся. Но всё равно это стало шоком. Три дня, остававшиеся до вылета в Литву, были мучительны; казалось, когда вернёшься в свою родину, станет легче. Легче не стало.

Честно говоря, мне полегчало только когда я время войны побывал в Украине. Я не был в прифронтовых городах, но в Киеве постоянно объявляли воздушные тревоги, падали бомбы. Ты видишь, что люди существуют в этом аду — и приходит какое-то странное спокойствие.

А через год, в той же Гренаде, где мы с моей будущей женой отдыхали, состоялась читка «Восхода богов». На русском языке с испанскими субтитрами. Но это была не первая читка пьесы, первая состоялась в Авиньоне на фестивале.

 

—Авиньон попросил пьесу на эту тему?

— Тут вот как получилось. Для Вильнюсского русского театра, который теперь называется Старый театр, я написал пьесу про народные выступления против диктаторского режима в Беларуси, в театре работали актеры из Беларуси, я их интервьюировал; пьесу сыграли во время пандемии, в пустом зале, но Литовское ТВ записало её. Авиньон заинтересовался этим спектаклем, пригласил выступить. Но пару недель спустя попросил: не сможете ли вы прибавить к этому спектаклю немного о том, что происходит в Украине? Но тут не прибавлять требовалось, а написать другую пьесу.

Я долго не чувствовал морального права на это. Война идёт в Украине, а западной публике о ней должен рассказывать литовский драматург! Как всё это понимать? Но! В Литве нашлись четыре актрисы, беженки из Киева. Они не работали в театре, они устроились где-то на фермах, трудились за гроши — только чтоб выжить самим и их детям. Мы их собрали, и я видел, как важно для них высказаться о пережитом — и высказаться именно в своей профессии.

Мы начали встречаться в репетиционном зале, это был как бы курс терапии, девушки приносили информацию, мы обсуждали, что может войти в будущий спектакль, но контуры его ещё обрисовывались.

В начале апреля пришла весть о том, как был убит в Мариуполе снимавший фильм об этой войне Мантас Кведаравичюс. А через неделю я узнал, что его невеста Анна привезла в Вильнюс тело Мантаса и отснятый им материал. Мы встретились — и тут мне стало ясно: об этом мы обязаны рассказать. Пьеса начала сочиняться во второй половине апреля, а Авиньонский фестиваль был в июле. Репетировали девять дней с минимальными сценическими средствами, я не называю это спектаклем, это эскиз. А мировая премьера «Восхода богов» — постановка Эльмо Нюганена.

Я задал режиссёру тот же вопрос, что и драматургу, — о том, как тема настоятельно стучится в сознание и требует для художника полного погружения. 

Эльмо Нюганен: Сейчас так и получается. Тема овладела мною, и я чувствую себя обязанным поставить эту пьесу. Тут совпали многие обстоятельства. Я планировал работать над одним материалом, но он отпал. И в то же время я получил диагноз, какой не дай бог получить кому-либо ещё; в общем, это теперь многим известно. Я не знал, что меня ждёт. Что делать: искать новый материал для постановки или ничего не делать ожидая известно чего?

Я задал этот вопрос моему врачу. «Вы успеете поставить спектакль, и ещё один, и третий поставить успеете», — обнадёжил он меня.

«Спасибо, доктор, — сказал я. — Этого достаточно» . И стал думать, что же мне ставить.

 

Марюс: Эльмо думал про мою пьесу «Ад и мир», но она была написана ещё до полномасштабного вторжения РФ в Украину, я сказал, что я не вижу возможности её ставить, но у меня есть другая вещь, «Восход богов». Я прислал её Эльмо, он ответил, что очень хочет ставить её, мы встретились в «зуме» и обговорили, какой видим будущую постановку.

Эльмо: Я прочел пьесу понял, что эта тема, которую нужно делать, я хочу её делать, и я буду её делать.

Эта тема эстонскими театрами практически не поднимается. Это во-первых. А во-вторых, что даже важнее, чем, во-первых, если на второй год войны где-то выходит о ней произведение — не важно, книга, спектакль и фильм — оно непременно подаёт все в чёрно-белых тонах, в нём отсутствует общечеловеческая гуманистическая позиция. Ни одного примера я не нашёл, чтобы во Вторую мировую войну кто-то написал пьесу, которая не была бы односторонней, пропагандистской. Во время войны такое невозможно. А пьеса Марюса — исключение. Она действительно общечеловеческая, гуманистическая. Она уникальна!

—К тому же талантливо и очень необычно сделана!

Эльмо: Да, форма непростая — и актрисам в ней непросто. Она требует от артиста многостороннего понимания того, каков его способ существования на сцене. Ты актриса. И ещё твоя героиня. И ещё — человек, высказывающий свою гражданскую позицию.

Я такую работу раньше не делал, надо было искать подходы к пьесе и режиссёрские ходы; она написана как бы в нескольких стилях, и в этом её современность. Это очень интересное развитие драматической формы.

И что ещё мне нравится: в ходе репетиций ты вдруг начинаешь осознавать, отчего драматург именно так написал, это как музыка, главная тема вырастает из всей этой атмосферы, из звуков, из столкновений — и начинает звучать в полную силу.

 

— Марюс, вы написали немало пьес, в основе которых лежат очень тяжёлые человеческие истории. Скажите, в какой мере эти исковерканные судьбы, конфликты, страдания, с которыми приходилось сталкиваться, оседают в сознании?

Марюс: Иными словами, травмируют ли они меня? Нет. Думаю, они каким-то образом меня очищают. В первые дни войны я не понимал, что со мной происходит. Не работал. Целыми днями сидел в новостях, в телевизоре, вечером чувствовал такую усталость, что валился с ног. Чего со мной никогда не происходило, когда я очень напряжённо работал. Я проанализировал и понял, отчего это бессилие. От сознания, что ты ничего не можешь изменить. Не можешь даже фиксировать. А тут написание такого материалов немного оттеснило безнадёжность. Ты фиксируешь происходящее и передаёшь свою рефлексию другим. Может, это никак не повлияет на сидящих в зале сегодня. Но хотя бы останется для истории. Появление такого смысла бодрит. Конечно, все эти сюжеты останутся в моей голове на всю жизнь, но я даже чувствую некоторое удовлетворение, что этот ужас не прошёл мимо меня, что я смог прикоснуться к нему и кому-то о нём рассказать.

— Театр может что-то сделать с сознанием людей?

Марюс: Что-то немногое — может. Он не остановит войну. Но, знаете, до показа в Авиньоне мне говорили: «Зачем это нужно? Ведь всё есть в прессе. К чему театру повторять то, что опубликовано?» А потом те же люди всё же шли на спектакль и признавали: «Нет, всё же не то, что в масс-медиа. Восприятие совершенно другое, здесь ты получаешь эмоциональный удар, который меняет твоё представление о происходящем».

Эльмо: К моему сожалению, я не думаю, что искусство способно изменить мир. Но оно может изменить человека, который в своём творчестве пытается высказать свою боль, вызванную несовершенством мира. И может изменить человека, который читает эту книгу или смотрит этот спектакль. Но изменить мир? Сколько прекрасных произведений создано гениальными людьми на протяжении многих веков и эпох! А мир не изменился. Наверно — нравится нам это или нет — Добро и Зло всегда существуют вместе, баланс между ними постоянно меняется, в какой-то отрезок времени торжествует Добро, но в другой — Зло. К сожалению, такова жизнь, ведь и у нас две руки — правая и левая. Так и во всём сущем.

В тексте пьесы есть такой монолог: «Если мы думаем, что когда мы уничтожим зло, будет больше добра, то это не так. Потому что добро рождается от добра. А не от того, что ты рубишь или убиваешь кого-то. Даже если тебе это кажется справедливым, мир от этого лучше не становится».

 

— Марюс, несколько лет назад вы написали, а Эльмо замечательно поставил в «Линнатеатре», на сцене Конной мельницы, пьесу «Кант». Возможно ли сейчас снова обратиться к такой тонкой, философской, ироничной и малость сюрреалистичной теме?

— Сейчас уже можно. Недавно в Вильнюсе в Малом театре (когда-то это был театр Римаса Туминаса) Оскарас Коршуновас поставил «Канта». Впервые в Литве! Большой фурор, билеты выкуплены на год вперёд. Когда спектакль готовился, Оскарасу захотелось приблизить действие к происходящему сегодня. Я даже что-то дописывал, но мы скоро поняли: эти вставки лишние, выглядят искусственно, зато сама пьеса вдруг оказалась про сегодняшний день, про предчувствие надвигающегося на тебя чего-то неведомого, сокрушающего. И как-то очень ко времени прозвучал пассаж про Америку — молодую страну, которая не знает, как обращаться со свободой. Всё вдруг стало звучать очень актуально. Когда ужас не такой свежий, можно вернуться к вечным вопросам. Но в 2022 году это было немыслимо.

— О чём для вас «Восход богов»?

Марюс: Когда меня спрашивают, я говорю, что это пьеса о Maнтасе Кведаравичюсе, которого убили в Мариуполе. Но главная в ней Анна, которая героическими усилиями вывезла тело Мантаса и отснятые им материалы. А дальше, конечно, это история любви. И это не единственная история, там действуют ещё Яна, Вишня, все эти истории связаны войной и любовью.

— Война и любовь несовместимы?

Марюс: Именно потому что несовместимы, на контрасте с войной любовь видна, как красное пятно на белом или на чёрном.

Анна и Мантас собирались пожениться. И когда Анна смонтировала из спасённого ей материала фильм «Мариуполь 2», у неё возник конфликт с продюсерами: её просто оттеснили. Потому что она была никто, если бы они с Мантасом успели зарегистрировать брак, этого не случилось бы.

— Для неё трагедия продолжается?

— Продолжалась. Два месяца назад я узнал, что она уехала в США и вышла замуж за американца.

Эльмо: Для меня «Восход богов» — о любви, о женщине, может быть, больше всего — о праве любить и быть любимым, заниматься своим делом в мирное время. Если кто-то решает, как бог, и играет судьбами людей, он не бог, он идол, бесчувственный и бессовестный. Он просто взял власть. Но люди имеют право жить, творить, любить. Люди рождаются в этот мир не для того, чтобы стать пушечным мясом.

Марюс: Власть, уверовавшая в своё божественное начало, что и дало пьесе название: «Восход богов», страшна. Она берёт начало от деспотов Древнего Рима и варварских сатрапий. И отдельная проблема — та власть, которую даёт война. Беспредел. Человек, получив оружие, провозглашает себя богом и творит жуткие вещи с беззащитными и безоружными. Самое тёмное в человеческой натуре вылезает наружу.

 

— Что вы ожидаете от премьеры?

Марюс: Полной отдачи от актрис и актёров — несмотря ни на что. Я понял, что для многих актрис участие в этом спектакле — поступок, который не отменишь. Это не просто театр, это жизнь. Нам, живя в этом всё ещё мирном мире, тяжело представить те эмоции, которые испытывает человек в экстремальных ситуациях войны. И мы можем только заставить публику почувствовать хоть малую часть этих эмоций.

В свой первый приезд я хотел сам прочитать пьесу, расставить какие-то акценты. С репетициями это уходит, но в подсознании остаётся. Прочёл три сцены, но мне хотелось услышать актрис, услышать звучание — и они начали, и я их не останавливал, попадание было в десятку!

Эльмо: Какое-то время мы репетировали вместе: русская и эстонская труппы На определённом этапе это полезно для обеих трупп, они черпают друг от друга вдохновение, им это полезно. А в какой-то момент пути должны разойтись. Индивидуальности здесь разные, в работе случалось, что какое-то моё режиссерское решение для русской труппы подходило, а для эстонской — не очень. И наоборот. Каждый слышит, как он дышит. Но это будут два спектакля с одним посылом — и пусть зал разделит с героинями их боль, любовь и судьбы.

— Тяжело ли было репетировать, часто по 10-12 часов в день?

— Наоборот! Если бы кто-то спросил бы, как твоё здоровье, я бы ответил, благодаря богам хорошо. Потому что это помогает мне жить, я понимаю, что кому-то нужен, кому-то интересен, а сидеть дома сложа руки и ждать непонятно чего — капитуляция. А я не хочу сдаваться!