Блокадные иллюзии

Укрытие доминант

В сентябре, когда участились обстрелы, Военный совет Ленинградского фронта дал задание Ленгорисполкому срочно замаскировать наиболее характерные ориентиры — купол Исаакиевского собора, шпили Петропавловской крепости, Адмиралтейства и др. Даже в пасмурные дни на их золоте мерцали блики, делая доминанты прекрасным ориентиром для вражеской авиации.

«Некоторые горячие головы с ходу предложили разобрать башни, купола и шпили. Но это мнение сразу же было отвергнуто — не хватало ещё собственными руками разрушать выдающиеся архитектурные и художественные ценности!»

Задача была сложной: осень стояла холодная, дули сильные северо-западные ветры, силы у людей иссякали — паёк становился всё более скудным.

Первоначально предполагалось укрыть купола и шпили брезентовыми чехлами, используя аэростаты. Однако уже первые попытки показали, что на высоте 100-150 метров, где ветер достигал почти ураганной силы, аэростаты начинало сильно болтать и относить в сторону, а люди, охваченные леденящим холодом на этих гигантских воздушных качелях, быстро коченели и не могли работать.

От аэростатов пришлось отказаться. Наиболее надёжной была бы маскировка постоянными лесами, но возвести их было невозможно из-за отсутствия рабочих. Решили купола и шпили покрасить серой масляной краской.

Но тут же возникли опасения, что впоследствии, когда придётся смывать краску, снимется и тончайшая позолота. Химики выяснили, что эта опасность реальна для шпиля Адмиралтейства, где тончайшие листы золота уложены на специальный клей. Позолота шпиля Петропавловского собора и купола Исаакиевского собора производилась позже — методом гальванопластики, — и держалась прочно. Поэтому там краску можно было снять с помощью специальных химикатов, не повредив позолоту.

 

Маскировку высотных ориентиров начали со шпиля Адмиралтейства. За одну ночь был сшит громадный чехол весом полтонны. Чтобы натянуть его на шпиль, требовалось укрепить блок на верхней точке иглы. Лишь на 15-й день, после многих неудач, лётчику А. Судакову под руководством одного из архитекторов удалось забросить с аэростата на шпиль петлю с тросом. И тогда спортсмены-альпинисты, используя этот трос, укрыли Адмиралтейскую иглу и кораблик чехлами.

Были замаскированы и купола Исаакиевского собора. По его периметру были подняты аэростаты, а окна заложены кирпичом. Считается, что сам собор целенаправленно не обстреливали, однако по актам было зафиксировано четыре случая попаданий.

Самым трудным оказалось замаскировать шпиль Петропавловского собора. Его верхушка в сильный ветер раскачивается с амплитудой полтора метра. Предстоящую операцию могли совершить только смелые и опытные люди. И такие смельчаки в Ленинграде нашлись. Имена легендарных альпинистов, укрывавших и маскировавших высотные доминанты Ленинграда, — Ольги Фирсовой, Михаила Боброва, Алоиза Зембы, Михаила Шестакова, Андрея Сафонова, Леонида Жуковского — навсегда остались в истории города.

 

Для экономии сил альпинисты ночевали под лестницей прямо на колокольне Петропавловского собора. Только на седьмой день ежедневных восхождений Михаилу Боброву удалось зафиксировать у основания ангела кольцо с тросом, с помощью которого специалисты смогли достичь вершины. Так метр за метром высотники покрывали позолоту серой краской. На 35-градусном морозе она замерзала и отслаивалась, поэтому одно и то же место приходилось окрашивать несколько раз.

Уже после войны Баранов, присутствовавший на всех маскируемых объектах, написал: «Дерзкий по своей вызывающей смелости, получивший мировую известность ремонт повреждённого ангела, венчающего шпиль Петропавловского собора, произведённый в 1830 году Петром Телушкиным, побледнел перед маскировочными работами, произведёнными полуголодными альпинистами осаждённого Ленинграда».

Так были спрятаны от фашистских корректировщиков яркие вертикальные ориентиры. Но оставались крупные объекты, которые легко распознавались с воздуха и служили прекрасными целями для бомбёжек.

 

«Не верь глазам своим»

С середины сентября сотрудники АПУ начали маскировку ипподрома, громадный эллипс которого был виден издалека с большой высоты [Семёновский ипподром с 1880 по 1940-е гг. располагался примерно на том месте, где сейчас находится ТЮЗ, — прим. автора]. Проект маскировки предусматривал уничтожение характерного абриса беговой дорожки, трибун и большого свободного пространства. Осуществление этого проекта усложнялось тем, что во время одного из налётов часть сооружения была разрушена.

На территории ипподрома были разобраны остатки трибун и построены объёмные макеты, имитирующие интенсивную городскую застройку соседних кварталов. Среди этой архитектурной декорации от Загородного проспекта до Обводного канала была продолжена трасса улицы Дзержинского (сейчас Гороховая). Улицу Марата архитекторы «продлили» от Звенигородской улицы до Витебской железной дороги.

Макет имел совершенно натуральные размеры, только псевдоздания были в несколько раз ниже настоящих. И тем не менее такое объёмное решение создавало характерные светотени, имитирующие дворы-колодцы, и рисунок улиц и проездов. Окраска крыш и их общий вид ничем не отличались от настоящих.

Укрытие ипподрома лишило фашистских лётчиков важного ориентира. Теперь при налётах на эту часть города они были вынуждены сбрасывать бомбы не на цели, а наугад, по площадям. Это снизило вероятность разрушения жизненно важных для города объектов.

В начале войны для маскировки мостов пробовали использовать специальные корыта, которые устанавливались на мостах. В них заливалась вода. Сверху казалось, что моста нет. Но мост отбрасывал тени, с которыми пытались бороться светом прожекторов, но это было неудобно и трудоёмко. Тогда мосты стали маскировать под развалины, которые тем не менее не мешали проезду транспорта. По ночам особая подсветка прожекторами изменяла направление и характер теней, сбивая с толку немецких пилотов.

С конца августа началась маскировка Московского и Витебского вокзалов, а также отдельных участков Октябрьской и Витебской железных дорог. Вокзалы тоже были замаскированы под руины, рядом сооружались объёмные ложные дублёры. Но вскоре, когда город был блокирован, вокзалы и железнодорожные линии замерли, а маскировочные работы на них прекратились.

 

Главная водопроводная станция Ленинграда была замаскирована под жилую застройку. Её укрыли горизонтальными козырьками, которые давали тени, никак не сопрягающиеся с тенью, отбрасываемой водонапорной башней. И хотя станция была одним из важнейших объектов для вражеской бомбардировки, разбомбить её немцы так и не сумели.

Цеха заводов, как правило, были значительно больше по размеру, чем окружающие их жилые дома. Поэтому на плоских крышах цехов создавались макеты зданий, которые зрительно членили промышленные корпуса, создавая иллюзию обычного городского квартала или же двора. Иногда отдельные зоны предприятий маскировались под парк или сквер. Так поступили, например, с некоторыми цехами Кировского завода.

Столь же важной для города была маскировка энергетических объектов. Так, например, на 4-й электрической подстанции, расположенной рядом с рекой Фонтанкой, были демонтированы четыре трубы, которые ярко подчёркивали этот объект. Некоторые объекты маскировались сетями.

Невероятно быстро была выполнена маскировка нефтебазы «Ручьи»: к ложной базе были построены подъездные железнодорожные пути. По ним, как и к «настоящим», направлялись железнодорожные цистерны. Причём настоящая база была замаскирована полностью, а дублёр — так, чтобы немецкие лётчики не без усилий, но могли его обнаружить.

Немцы неоднократно жестоко бомбили ложную нефтебазу. После налёта дублёра опять отстраивали, маскировали, и он вновь подвергался бомбардировке. Настоящая же нефтебаза оставалась невредимой.

Также маскировали и военные корабли Балтфлота, стоявшие на Неве. Были замаскированы крейсер «Максим Горький», эсминцы «Опытный» и «Грозящий», линкор «Октябрьская революция», многие другие корабли и подводные лодки. Рядом с крейсером «Киров» — у Дома учёных — пришвартовали дублёр-сухогруз, который замаскировали под крейсер. На него-то и пришлись основные атаки вражеской авиации.

Объём технической маскировки неуклонно рос, и вскоре эта служба стала одной из главных в АПУ. Её главной заботой стало осуществление проектов и поддержание маскировки в «рабочем» состоянии. Работа приняла настолько системный характер, что в первом квартале 1943 года по указанию бюро ЛГК ВКП (б) специалистами АПУ была разработана и введена в действие единая система технической документации по маскировке.

Особенно это было важно при перемене времён года: каждый раз приходилось менять маскировку и создавать новые декорации. И делалось это не в соответствии с календарной сменой сезонов, а каждый раз, когда ландшафт менялся по прихоти погоды. Например, снег после снегопада и снег после оттепели — это совершенно разный снег.

Удивительно, но с имитацией белого цвета возникало больше всего проблем. Вначале красили свинцовыми белилами, но при использовании специальной оптики они становились чёрными, что демаскировало объект. Поэтому специалисты занимались поисками подходящих для маскировки рецептур белых красок.

Специально разрабатывались краски, имитирующие разные типы покрытия кровель: например, красками достигался эффект кровли металлической или кровли из рубероида. Краски имитировали разные виды зелени.

Разрушения маскировали — скрывали за фасадами, нарисованными на фанерных щитах.

 

«Мы строили доты и дзоты в черте города, маскировали орудия и военные корабли, но основная наша обязанность заключалась в маскировке следов артиллерийских обстрелов и бомбёжек. …На места поражений прибывали сразу после бомбежки. Откапывали живых, убирали мёртвых, затем обмеряли контуры провалов стен, рисовали на фанере уничтоженный участок фасада. Работали больше ночами, чтобы к утру, пока немцы не зафиксировали попадания, успеть приладить бутафорию к уцелевшей части стены. … Закончив маскировку объекта, делали всё возможное для ремонта коммуникаций. Там, где здание было разрушено до основания, среди руин прокладывали дороги».

«На Невском многие дома носят следы бомбёжек, но разрушения замаскированы» (В. Л. Пянкевич. «Архитектура наоборот», или Гамаки над Смольным. Маскировка Ленинграда накануне и во время блокады». «Учёные записки Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого». № 7 (32). 2020).

Подведение итогов

Первоначально я планировала подготовить небольшой материал о том, как в годы блокады происходила маскировка города и укрывались памятники. Но в процессе подготовки я столкнулась с тем, что во всех источниках публикуются почти одни и те же факты. Более того, на сайте городской администрации я обнаружила текст, слово в слово повторяющий фрагменты блокадных воспоминаний Николая Варфоломеевича Баранова, с 1938 по 1949 гг. занимавшего пост главного архитектора Ленинграда («Силуэты блокады: Записки главного архитектора города». — Л.: Лениздат, 1982), но без указания имени автора.

При этом фамилия Баранова в тексте встречается лишь единожды, когда пересказывается эпизод с маскировкой Смольного. По прочтении создаётся ощущение, что все работы в городе происходили сами по себе, ими никто не руководил и никто не возглавлял. Почти не обнаружила я отсылок к Николаю Варфоломеевичу и в других публикациях.

Это «открытие» заставило меня пересмотреть собственный подход к будущему материалу. Я по максимуму включила в текст цитаты из барановских «Записок», посчитав, что это хоть в какой-то степени послужит рассказом о заслугах этого удивительного человека, который в самые тяжёлые для Ленинграда годы был его главным архитектором и вынес на своих плечах груз колоссальной ответственности за его сохранность (когда началась блокада, ему было неполных 32 года).

 

Имена ленинградских архитекторов и художников, оставшихся в городе во время блокады 1941‒1944 гг., в основном известен разве что специалистам, да историкам. Среди них:

• главный архитектор Ленинграда Николай Варфоломеевич Баранов;
• его заместитель, один из авторов ещё довоенного плана маскировки Ленинграда Александр Иванович Наумов;
• руководитель Государственной инспекцией по охране памятников архитектуры (ныне — КГИОП Санкт-Петербурга) Николай Николаевич Белехов;
• архитектор Александр Иванович Гегелло — автор памятника-шалаша В. И. Ленину в Разливе, — разработавший проект объёмной маскировки Смольного, в котором была решена проблема светотеней;
• архитектор, теоретик и практик транспортной архитектуры Игорь Георгиевич Явейн — в годы войны он занимался маскировкой ленинградских вокзалов;
• архитектор, художник, мастер художественного стекла Борис Александрович Смирнов, в войну — офицер ДКБФ, осуществлявший маскировку кораблей и подлодок Балтийского флота, стоявших на Неве;
• бывший главный архитектор Ленинграда, автор генерального плана развития города Лев Александрович Ильин;
• архитектор, художник Яков Осипович Рубанчик, руководивший во время блокады бригадами по обмеру зданий-памятников;
• и многие другие.

Но лично меня особенно поражает тот факт, что первые наработки по проекту восстановления и дельнейшего развития Ленинграда были подготовлены ещё в мае… 1942 (!) года.

 

Для подготовки настоящего материала использованы фрагменты книги Н. В. Баранова «Силуэты блокады: Записки главного архитектора города» и документального фильма-расследования «Архитектура блокады» (2020).

Первую часть публикации читайте тут.