Григорян: Полвека в Эстонии. Часть 5

Нередко правда бывает скрыта за семью печатями, и добраться до неё бывает сложно. Для большей достоверности приходилось беседовать с теми людьми, кто жил в те годы. Но источники мемуарного характера страдают одним недостатком, а именно: авторы часто путают время, место происшедших событий, имена людей и т. д.

Многие авторы были живыми свидетелями истории, находились в здравом уме и рассудке, но боялись говорить правду. Страхи глубоко укоренились в их сознании. К тому же эстонцы редко кому станут раскрывать свою душу, тем более какому-то неизвестному выходцу из Кавказа.

Бывали и казусы. Как-то мне удалось взять персональное интервью у Лидии Роотс, которая была первым парторгом Тартуского университета в послевоенные годы. Она отказывалась дать такое интервью Хиллару Паламетсу — историку, редактору сборника, адресованного 350-летию Тартуского университета, но мне рассказала, как происходили первые преобразования после взятия Красной Армией города Тарту в 1944 году и какой ущерб был нанесён войной университету.

В одной из многотиражных газет мне удалось найти воспоминание командира специальной ударной группы Костюченко М.М. из Луганской области Украины, где он рассказывал о том, как был спасён Тартуский университет от уничтожения. В материале говорилось, что 25 августа 1944 года командир 146-й стрелковой дивизии генерал-майор Сергей Карапетян организовал специальную ударную группу из 6 человек, в том числе — автоматчики и опытные сапёры в составе: М. Костюченко, М. Степанов, Фёдоров, Афанасьев, Брусенцов, Хайрулин, которые проникли к зданиям Тартуского университета и установили, что здания университета заминированы и подготовлены к взрыву. Нужно было принять срочные меры по спасению здания от коварного уничтожения.

Костюченко М.М. пишет: «Фашистские сапёры при минировании здания применяли взрыватели и всевозможные замыкатели, которые редко встречались… Здесь были взрыватели натяжного, нажимного и двойного действия. Здесь были применены замыкатели часовые, вибрационные, электрохимические и множество других. Все заряды и фугасы были поставлены, как правило, на неизвлекаемость, с дублированием всех способов взрыва. Два часа потребовалось, чтобы обнаружить все мины, заряды и фугасы и обезвредить их».

Сегодня всё это подвергнуто забвению. Смешно было читать в феврале 2007 года в интервью на «Би-би-си» экс-президента Эстонии Т.Х. Ильвеса — выходца из США — о том, что из Эстонии в 1944 году немецкие войска изгоняла «шайка бандитов».

Х. Паламетс, который считался главным методистом в вопросе методики преподавания истории в Эстонии, попросил у меня посмотреть воспоминания Л. Роотс, как он сказал, для сверки данных. Ничего не подозревая, я по наивности отдал ему ознакомиться с текстом воспоминаний, а он взял и обнародовал их, не известив об этом ни меня, ни саму Л. Роотс. Фактически он меня подставил. Этот урок подлости я запомнил надолго.

У заведующего кафедрой Й. Калитса было одно важное требование: чтобы очные аспиранты, наряду с написанием диссертации, вели семинарские занятия по предмету. Требование, считаю, было правильным и справедливым, поскольку давало возможность соединить теорию с практикой; кроме того, исчислялся стаж научно-педагогической работы в высшей школе.

В первый год аспирантуры, поскольку я долго не мог получить разрешения на работу в партархив и утвердить тему диссертации, а в Саратове сроки моей соискательской деятельности подходили к концу, чтобы не потерять время, я решил поехать в Саратов и там сдать кандидатские экзамены по иностранному языку и философии. Моя просьба была удовлетворена.

В 1976 году я поехал в Саратов, в мой «Альма-матер», и в течение 10 дней сдал два кандидатских экзамена. На экзамене по иностранному языку (английскому) мне выпал газетный материал про Анджелу Дэвис, с которым я неплохо справился; неадаптированный текст из книги, где речь шла о студенческих волнениях 1960-х годов в США, тоже обошёлся, а вот во время устного собеседования я поплыл — не хватило знаний. В итоге поставили «тройку».

Что же касается кандидатского экзамена по философии, то комиссию возглавлял Аскин (Асканадзе) Яков Фомич — доктор философских наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, заведующий кафедрой философии СГУ, основатель саратовской школы философии. В бытность студентом пятого курса я уже сдавал ему экзамен по истории философии и получил «пятёрку». Каково было моё удивление, когда он сказал, что помнит мой прошлый ответ. В награду за былую дружбу он стал гонять меня по всему материалу. Но я был готов к худшему, ибо судьба меня не баловала и поблажек не давала.

К тому же, будучи слесарем на фабрике в Горисе, вечерами я читал по часовой ставке курс философии в филиале пединститута. Это была прекрасная школа подготовки к кандидатскому экзамену, своего рода «гимнастика ума». Комиссия оценила мои знания «на отлично». Своим ответом я был доволен.

Когда вернулся в Тарту, первым делом ко мне подошёл профессор Леонид Столович и спросил, кто принимал кандидатский экзамен; услышав фамилию Аскин, он одобрительно улыбнулся. Л. Столович, как и Р. Блюм, ревниво относились, когда кто-то сдавал экзамены в аспирантуре где-то в другом месте. Но в данном случае ничего не имели против Якова Аскина. Больше к этой теме они никогда не возвращались.

Львиная доля моего времени в аспирантуре ушла на работу в архивах. Материала на двух языках набралось не на одну диссертацию. С переводами помогла супруга. Работу завершил в срок к 15 декабря 1978 года, а 16 декабря был зачислен преподавателем университета. Продолжал читать лекции и вести семинарские занятия у студентов медицинского, экономического, физико-математического, физкультурного и филологического факультетов, как очного, так и заочного отделений.

На защиту диссертации руководство кафедры не рекомендовало идти сразу после окончания аспирантуры, поскольку в Институте истории партии ко мне всё ещё относились с некоторым предубеждением. Но такое положение долго не могло продлиться. Сидеть и ждать толерантного отношения ко мне со стороны Леббина и других национально озабоченных деятелей я долго не мог. Не тот характер. Согласно Восточному календарю, я был рождён под знаком Скорпиона.

Решил мою диссертацию отдать бывшему заведующему кафедры истории КПСС Тартуского университета Й. Якобсону — одному из членов редколлегии «Очерков истории Коммунистической партии Эстонии» — на экспертную проверку. Во-первых, я всегда с уважением относился к людям с критическим мнением, имеющим жизненный опыт и знания. Во-вторых, его критики многие страшились, ибо он был человеком крутого нрава, за что некоторые эстонцы даже именовали его «сталинистом».

Спустя несколько месяцев он вернул мне работу с многими пометками и указаниями. Но самое главное, как указал Й. Якобсон, работа была «исторически правильная, но политически слабоватая». Он многое перечеркнул, поставил кучу вопросов, исправил стилистически, чтобы придать работе, как говорили тогда, «историко-партийный характер». Я не понимал, что это означает: исторически всё правильно, а политически — нет. После долгих расспросов профессор А. Либман, который всегда ко мне относился с теплотой, подсказал, что в работе мало цитат и ссылок на классиков марксизма-ленинизма, руководителей партии и правительства.

Я никак не мог понять, какое отношение эти «классики и генсеки» имеют к Эстонии, ведь их никогда не было здесь. В этом-то и проявлялась моя главная политическая близорукость. Надо было срочно исправить положение и понадергать нужных цитат. Я не мог даже поверить, что из-за такой чепухи отклоняют диссертационные работы.

Мне неслыханно повезло. Как раз в 1978 году вышли мемуары генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева, известные под названием «Малая земля», «Возрождение» и «Целина». В них много говорилось о трудностях послевоенного периода по восстановлению городов, сёл, фабрик, заводов, учебных заведений и т. д. В выступлении перед студентами Брежнев говорил о студенчестве, о подготовке кадров специалистов и т. д. Внеся нужные цитаты из работ В.И. Ленина, Л.И. Брежнева и других партийных и государственных деятелей, моя диссертация стала правильной не только исторически, но и политически.

Сегодня также независимая аналитика куда-то испарилась. Все работы должны «соответствовать эстонскому менталитету» (в Эстонии), «русскому менталитету» (в РФ), украинскому (в Украине) и т. д. О свободе средств массовой информации остаётся только мечтать в будущем. Новое поколение, выросшее в независимых республиках, наступает на те же самые грабли, что и их отцы и деды.

продолжение следует…