Игорь Круглов: Харри Моора — сын мельника, поднявший на щит эстонскую археологию

Правда, встречаются и иные мнения, менее хвалебные, как, например, у румынского поэта Валериу Бутулеску. Тот назвал археологию «научным способом осквернения могил». Но всё же положительных отзывов, думается, куда больше. Ведь эта дисциплина, изучающая по вещественным источникам прошлое человечества, очень многогранна — и в смысле своей синтетической сущности, и в плане полезности для многих отраслей человеческого знания. Она фактически основана на целом ряде наук: истории, этнологии, антропологии, геологии, географии, геологии, лингвистике, социологии, химии, физике, текстологии, информатике, палеонтологии и др. Некоторые авторитетные специалисты даже считают, что по своей методологической природе она сродни криминалистике, а её представителей именуют «детективами прошлого». И действительно, ведь поиск археологами артефактов и реконструкция предметов старины с использованием технологий и материалов, типичных для исследуемой эпохи, сродни работе криминалистов, с помощью вещественных доказательств восстанавливающих картину преступления.

Как бы то ни было, археология всегда привлекала энтузиастов, особенно молодых. У некоторых из них доходило даже до превращения своего увлечения в страсть, что, конечно, нехорошо. Как в памятной песенке Владимира Высоцкого о студентах-археологах:

Наш Федя с детства связан был с землёю,

Таскал домой и щебень, и гранит.

Однажды он принёс домой такое,

Что папа с мамой плакали навзрыд.

 

Студентом Федя очень был настроен

Поднять археологию на щит:

Он в институт притаскивал такое,

Что мы кругом все плакали навзрыд.

 

Привёз он как-то с практики

Два ржавых экспонатика

И утверждал, что это древний клад.

Потом однажды в Элисте

Нашёл вставные челюсти

Размером с самогонный аппарат…

 

Далее, как мы помним, неугомонный Федя решил в конце концов жениться и «вскоре откопал свой идеал. Но идеал связать не мог в археологии двух строк, и Федя его снова закопал». Тут мы наблюдаем превращение романтической увлечённости наукой в пагубную страсть, испортившую его личную жизнь.

А вот как описывала в интернете свои ощущения от занятий археологией одна из девушек–студенток:

«Грязь, пыль, мозоли натёрла, с непривычки болела спина. Но постепенно новое занятие увлекло. Это гиперинтересная работа, особенно для людей творческих, которым нравится держать в руках предметы древности. Но и очень трудоёмкая, физически сложная. Сезон раскопок длится практически круглый год. Приходится работать и в холод, и в жару».

Мы не знаем, имел ли в юности такую «пламенную» страсть герой нашей сегодняшней публикации. Скорее всего, нет. Иначе он не смог бы системно работать на протяжении десятилетий и занимать высокие ответственные посты. (Кстати, он был женат, и его супруга подарила ему шестерых детей.) А вот тот самый упомянутый «гиперинтерес» имел несомненно. Иначе вряд ли стал бы замечательным исследователем, археологом, этнографом, историком, профессором, заслуженным деятелем науки и академиком АН Эстонской ССР. И — человеком, поднявшим на щит эстонскую археологию.

Звали его Харри Моора. Он родился 18 февраля (2 марта ) 1900 года в деревне Эхавере Юрьевского уезда Лифляндской губернии Российской империи, в семье мельника.

В 1916 году окончил реальное училище в Юрьеве (ныне Тарту), а в 1925-м — археологический факультет Тартуского университета со степенью магистра. Его научными руководителями были известный финский археолог и историк, профессор Хельсинкского и Тартуского университетов Арне Михаэль Тальгрен и шведский археолог Биргер Нерман. Специализацией Мооры была область этнографии, археологии и истории Эстонии и всей Прибалтики. После получения диплома молодого специалиста оставили на кафедре для подготовки докторской диссертации. Она называлась «Железный век Латвии примерно до 500-го года после Р. Хр.» и была потом выпущена отдельным изданием в двух частях, в 1929 и 1938 годах. После её защиты Мооре присудили докторскую степень. Впоследствии, в 1946 году, эта степень была подтверждена советской Высшей аттестационной комиссией.

 

Харри работал в своей альма-матер заведующим археологическим отделом и музеем, преподавателем, исполнял обязанности профессора. В начале 1940-го стал деканом факультета. Состоял в руководстве Эстонского учёного общества и Народного музея (сейчас — Эстонский национальный музей в Тарту).

Начиная с 1920-х годов и до самой смерти Моора считался неофициальным вождём прибалтийских археологов. Он неоднократно бывал за границей — в Швеции, Норвегии, Германии, Финляндии, где изучал тамошние музейные коллекции. В 1935-м прибыл в СССР, где смог поработать в музеях Киева, Минска, Москвы, Ленинграда и др., наладил контакты с советскими коллегами. Написал книги — уже упомянутую «Железный век Латвии…» и «Археология Эстонии», которые принесли ему известность в Европе. Всего его перу принадлежит более 80 трудов, в числе которых — работы по древнейшей и средневековой археологии, общественному строю и экономике населения стран Балтии, архитектуре и этнографии. Моора возглавлял крупные экспедиции в Эстонии и Латвии, занимался раскопками городищ Линнамяги (Лыхавере) и Керикмяги (Пеэду). Инициировал подготовку культурно-исторического атласа Прибалтики, а после войны организовал научные конференции по археологии Прибалтики в Ленинграде (1949) и в Тарту (1951). Долгие годы редактировал периодическое издание по библиографии исторических дисциплин и сборники, посвящённые некоторым разделам «Истории Латвийской ССР» и 3-томной «Истории Эстонской ССР». В них выступал и как автор. Воспитал плеяду учеников, среди которых — Ю. Селиранд, В. Лыугас, Э. Тыниссон и др.

Был членом зарубежных научных обществ, в частности — общества «Пруссия» в Германии и Финно-угорского общества в Финляндии. В 1958-м его приняли в члены Международного союза истории науки.

Летом 1940 года Мооре предложили пост замминистра просвещения в просоветском правительстве Йоханнеса Вареса, и он согласился. Но вскоре началась Великая Отечественная война, поэтому с высокой должности пришлось уйти и вернуться в университет, на место завкафедрой археологии. В 1942-м гитлеровские оккупанты запретили ему преподавать. Вероятнее всего, причиной было сотрудничество Мооры с советскими властями. Его перевели в Таллинн, на должность заведующего Историческим музеем, а в апреле 1944-го арестовали. Но той же осенью, после прихода в Эстонию Красной армии, учёный снова занял профессорскую должность и стал руководить университетской кафедрой в родном городе.

Главные его научные труды касались возникновения классового общества на территории Балтии, городищ Эстонии (например, городища древних эстов, располагавшегося в VI–XI веках в районе Элва), железного века родной республики, прибалтийских историко-культурных областей и районов, этнографии и этногенеза населяющих их народов.

В 1947 году в Тарту был образован Институт истории Академии наук Эстонской ССР, где Х. Моора получил под начало сектор археологии. Проработал там три года, но потом, к сожалению (подобное не раз случалось в конце сталинского правления), был обвинён в «буржуазном национализме». Его кафедру ликвидировали. Лишь спустя пять лет ему удалось вернуться к научной деятельности в упомянутом институте, который перевели из Тарту в Таллинн (сейчас это Центр истории, археологии и истории искусств в составе Таллиннского университета). Там он получил должность руководителя сектора археологии и этнографии, на которой проработал до самой своей кончины.

 

В период существования первой независимой республики Моора был удостоен правительственной награды «Крест Свободы», а при советской власти — орденов «Трудового Красного Знамени» и «Знак Почёта» и медали «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны».

Умер Харри Альбертович Моора 2 мая 1968 года в Таллинне.

Читайте по теме:

Игорь Круглов: Пауль Когерман — учёный, поставивший химию на службу народу