Петровские парадоксы — Петербург, пьянство и колокола

«Промоем косточки царю»

«Пётр построил город не в том месте»

Карамзин называл «блестящей ошибкой Петра Великого основание новой столицы на северном крае государства, среди зыбей болотных, в местах, осуждённых природою на бесплодие и недостаток».

«Пётр не любил Москвы, — писал Пушкин, — где на каждом шагу встречал воспоминания мятежей и казней, закоренелую старину и упрямое сопротивление суеверия и предрассудков».

Действительно, очень странно — не любить город, в котором едва не лишили жизни тебя, твою мать, а верных людей убили за преданность тебе и законной власти!

«Сухопутная» сонная Москва не позволяла воплотиться грандиозным замыслам молодого царя по строительству крупнотоннажного парусного флота, который был нужен Петру не в качестве самоцели (ещё одно весьма распространённое обвинение), а как инструмент расширения границ страны и наиболее удобный способ обеспечения торговых и экономических связей со всем миром.

Будет флот, и, значит, Петру нужна резиденция на морском побережье. И не просто резиденция, а столица — «чтобы гости из других стран могли приплывать к царю по морю, а не преодолевать опасную дорогу до Москвы». Царь создавал Петербург как центр военной, политической, экономической и — особенно — духовной жизни государства. Именно для этого он перевёз из Владимира в специально построенную Александро-Невскую лавру мощи легендарного князя Александра Невского, ставшего небесным покровителем города.

Да, болотистая дельта Невы — не самое удачное место для строительства города, но в то время едва ли не единственное, позволявшее связать кратчайшим морским путём Россию и Европу. А с расширением города (особенно до его нынешних границ) все эти сложности успешно сошли на нет.

«Пётр приучил Россию пить»

Пожалуй, это утверждение — мой бесспорный фаворит среди «наездов». Его авторов не смущает, что вообще-то пить на Руси начали задолго до Петра: первая государственная монополия на производство и продажу спиртного была введена ещё в 1474 году великим князем Иваном III. Это позволяло увеличить доходы казны, опустошённой в связи с многочисленными междоусобными войнами и реформами (при Иване III завершился процесс объединения русских земель вокруг Москвы).

В 1550-х годах Иван Грозный разрешил открывать по всей стране кабаки и пускать туда всех желающих. При отце Петра Алексеевича, царе Алексее Михайловиче Романове, даже начались «кабацкие бунты»: пьяницы требовали простить им долги, трезвенники — урезонить пьяниц. В результате в 1652 году царь созвал Земский собор и поднял вопрос о реформировании алкогольной сферы. Решено было число кабаков ограничить, запретить продавать алкоголь во время православных постов, повысить цену водки и запретить торговлю спиртным в долг. Однако строго эти правила соблюдались лишь несколько лет, а затем начались разного рода послабления, на которые закрывали глаза, чтобы не уменьшать доходы казны.

То, что при Петре распитие спиртных напитков не возбранялось, как и при его предшественниках, объясняется всё теми же экономическими причинами: царь проводил сверхмасштабные реформы, требовавшие огромных средств. В 1696 году он учредил третью государственную монополию на спиртное, а в 1716 году — разрешил частное винокурение в России, обложив производителей «винокурной пошлиной».

Схожая политика, кстати, продолжалась и при других монархах: к 1862 году питейные пошлины составляли порядка 40 (!) процентов доходов бюджета Российской империи.

 

Пушки вместо колоколов

Вот ещё одно знаменитейшее деяние Петра — изъятие у церквей «лишних» колоколов и переплавка их на пушки. Что только с помощью этого тезиса не объясняют! Это и доказательство «антихристовой» природы Петра, и его неуважение к авторитету церкви, и проявление лютого нигилизма.

Дело житейское

Начнём с того, что подобная практика существовала и до, и после Петра. Ещё в начале XVII века поставлять колокольную медь для производства пушек требовал от монастырей Борис Годунов.

В 1667 году новгородский наместник Ромодановский требовал с Валдайского Иверского монастыря любой ценой выплатить недоимки по налогам: «хотя де колокола продай, а по государеву указу плати».

В 1685 году, согласно царскому указу, требовалось «в Великом Новегороде в Юрьеве и в Футынском, и в Антоньеве, и в вашем Тихвине, и в Вяжицком, и в Духове монастырех колокола переписать сколько в котором монастыре тех колоколов и что в котором весу и какие на них подписи. И будет на которых колоколах подписи не написано, и те колокола свесить что в тех колоколах будет весу, и то записать в книги».

Практиковали «антиколокольные меры» и за границей: так, во Франции времён Великой французской революции изъяли вообще все (!) колокола, пустив их на пушки и монеты.

В 1862 году в ходе Гражданской войны в США армия Конфедерации испытывала большие проблемы с ресурсами — Север устроил блокаду Юга, и южанам приходилось как-то выкручиваться. В июне возглавлявший их Джефферсон Дэвис кинул клич: «Перелить колокола!» (Melt the bells!). Мемфис, Новый Орлеан, Ричмонд и многие другие города взяли под козырёк, сдав колокольную медь на переплавку. Добровольно жертвовали медь и в северных штатах (церкви в Цинциннати, Нью-Йорке, Фултоне, Питтсбурге и других городах). Обе стороны, формируя «колокольные батареи», подчёркивали их происхождение, называя «bells batterey».

Во время Второй мировой войны в дневнике Уильяма Ширера [американский журналист, военный корреспондент и историк, автор книг об истории Третьего рейха, — прим автора] 23 марта 1940 года появилась запись:

«Сегодня объявлено, что все церковные колокола, сделанные из бронзы, будут сняты и переплавлены для производства орудий. На следующей неделе начинается общенациональный сбор по домам всего имеющегося в наличии лома олова, никеля, бронзы и меди — металлов, которых Германии не хватает. Армия приказала сегодня всем владельцам грузовых автомобилей, которые находятся в бездействии в соответствии с запретом военного времени, а таких девяносто процентов, сдать аккумуляторы…».

В Великобритании во время войны дефицит цветных металлов был настолько велик, что на переплавку шла не только часть церковных колоколов, но и снятые с дверей медные и оловянные ручки, срезанные бронзовые решётки заборов.

Таким образом, изъятие церковных запасов бронзы и меди имело место не только при Петре I. Трагедии из этого никто никогда не делал, антихристом никого не объявляли. Мало того, Пётр изымал в основном запасы колокольной бронзы или колокольного лома, а не собственно колокола.

 

«Вечерний звон — как много дум наводит он»

После «конфузии» под Нарвой, когда шведы захватили 80% всей русской артиллерии, Петру надо было как-то эти потери возмещать, поэтому 4 февраля 1701 года царь издал указ:

«Для нынешнего воинского случая, по переписке из Приказу Большаго Дворца на Москве, и в подмосковных монастырях, и в Московском уезде, и во всех городах у соборных и у прихоцких церквей, и во архиерейских и боярских домах, и в монастырях, и в вотчинниковых селах у церквей взять на Пушечной двор в пушечное и в мазжерное литье с колоколов весом четвёртую часть, сколько по весу пудов, где в котором звону во всех колоколах явится».

За несоблюдение срока предусматривалось взимание пени — по два рубля с каждого пуда (16,4 кг).

Почему же это решение было единственно возможным? Во-первых, на тот момент в России месторождения меди ещё не были обнаружены, и вся чистая медь, как и олово, была привозной. А требовалась она здесь и сейчас.

Во-вторых, в монастырях, помимо колоколов, находились запасы колокольной бронзы для литья как самих колоколов, так и… пушек: святые обители часто возводились как опорные шверпункты и имели достаточно мощную фортификацию. Например, в монастырях Тихвина и Новгорода были изъяты как раз медные и железные пушки, пусть и малых калибров, то есть в этих монастырях обошлось без изъятия колоколов и колокольной меди.

В-третьих, необходимо проследить — а как же исполнялся царский указ? «Начался сбор четвёртой части колоколов, которым предстояло отправиться в Москву. Некоторые архиереи и монастыри бросились исполнять царское распоряжение с большим усердием. В феврале 1701 года 22 подводы повезли из Вологды в Москву два битых колокола весом 46 пудов 3 фунта (762 кг), котловую медь весом 181 пуд 26 фунтов (немногим более 3000 кг) и чистое прутовое английское олово весом 32 пуда 2 фунта с четвертью (530 кг). Чрезвычайно ценной в этом грузе была красная медь, которую следовало добавлять в колокольную для изготовления орудий.

Нехватка красной меди тормозила производство пушек, и вологодский владыка имел все основания рассчитывать на царскую благодарность. Тем не менее он ещё более расстарался и «сверх тое четвертной части послал ещё меди котловой 200 пуд для пополнения» — то есть на 200 пудов (3280 кг) больше, да ещё и лучшего качества. Среди всей присланной из Вологды меди не было ни одного колокола. За такое усердие в Вологду из Москвы был отправлен большой церковный колокол — взамен лома и чистой меди, присланных для царских пушечных дел.

От города Углича было собрано 356 пудов 19 фунтов 2 золотника (5886 кг) колокольной меди; от Вологды — 705 пудов 7 фунтов 72 золотника (11 580 кг); от церквей Вологодского и Белозерского уездов — 219 пудов 21 фунт (3644 кг); от Кирилло-Белозерского монастыря — 416 пудов 7 фунтов 48 золотников (6840 кг); от Воскресенского Череповецкого монастыря и приходских церквей монастырских сёл — 34 пуда 18 фунтов (603 кг)».

Кроме того, указ предусматривал возможность присылать в Москву вместо колоколов соответствующее количество красной (чистой) меди и «аглинского олова» из расчёта 6 фунтов на пуд меди. Но тут начались сложности, связанные с разным составом пушечной и колокольной бронзы.

Дело в том, что колокольная и пушечная бронза имеют разный состав. Для создания хорошо звучащего колокола нужен сплав из 80% меди и 20% олова. Пушечная же бронза имеет в своём составе 91-92% меди и 8-9% олова. Чтобы получить пушечную медь из колокольной, металл нужно плавить в воздушной печи на открытом воздухе довольно долгое время, чтобы олово испарилось. Однако олово частично переходит в известь, и в результате выход чистой меди будет невелик. Есть и второй вариант: смешать колокольную медь с чистой медью. Но в этом случае довольно сложно поддерживать процесс смешивания.

Поскольку пушечной меди не хватало, орудия стали делать из меди колокольной, поэтому «постнарвские» пушки оказались отвратительного качества и были склонны к разрывам.

Понимая, что с такими пушками войну не выиграть, Пётр решил организовать геологическую разведку, чтобы найти либо медь, либо железо. Также было решено перевести войска и часть флота на чугунные пушки, благо после открытия новых Олонецких и Уральских заводов проблема с железом стала не такой острой. К 1713 году основными орудиями стали пушки из чугуна. А отливать медные пушки соответствующего качества помогли предприятия Демидова, начавшие поставлять медь на казённые заводы и Пушечные дворы.

Такая вот история с изъятием у церквей «лишних» колоколов. У неё имеется ещё один показательный финал: шведские пушки, захваченные русскими войсками в ходе блистательной Полтавы, Пётр велел пустить в переплавку, отлив из них… колокола.

В качестве примеров якобы «чудаковатых» петровских указов ещё можно вспомнить его бородоборчество, запрет каменного строительства по всей России, кроме Санкт-Петербурга, и многие другие — список недопонятых решений неугомонного царя весьма обширен.

Так что «разъяснять» парадоксы Петра лихим кавалерийским наскоком — дело, право, неблагодарное и бесперспективное…

 

*Первую часть публикации можно прочесть по этой ссылке.