Игорь Круглов: Сергей Довлатов и его борьба с безвременьем
В советские годы среди творческой интеллигенции было немало так называемых «внутренних» эмигрантов — то бишь людей, проживавших в СССР, но категорически не согласных с политикой его руководства, особенно в области преследования инакомыслия и сокрытия правды. По тем или иным причинам они не могли уехать за рубеж, за железный занавес, и потому «уходили в себя» — отстранялись от действительности, не делали карьеры, брезговали вступать в КПСС и так далее. Писатели — а сегодня речь пойдёт о представителях этой когорты — десятилетиями не печатались в советских изданиях, считая, что там никогда не дадут опубликовать всей правды, и не желая идти на компромиссы с собственной совестью. Нередко они заливали своё диссидентство алкоголем, будучи не в силах терпеть ложь и лицемерие коммунистического строя и того самого «безвременья», о котором пел великий бард*. Самые яркие примеры таких личностей — это Венедикт Ерофеев и главный герой нашей сегодняшней статьи Сергей Довлатов.
Венедикт Васильевич Ерофеев (1938–1990), написавший в 1970 году поэму «Москва — Петушки», которую впоследствии некоторые критики называли «философской притчей с элементами литературной буффонады и сюрреализма», увидел своё произведение в советском журнале «Трезвость и культура» лишь в 1988-м. До этого оно было опубликовано в Израиле тиражом 300 экземпляров, а также зачитывалось на волнах «Радио „Свобода“». Честно признаюсь, я этот сборник нецензурщины читать не могу, но бытует широко распространённое мнение, что он является самым характерным образцом творчества советских нон-конформистов.
Довлатову в этом смысле повезло больше. Кроме газетных материалов на злобу дня, в СССР вышло несколько его литературных произведений. Ему удалось опубликовать их в журналах «Нева» и «Юность». Другие его литературные вещи редакциями отвергались по идеологическим причинам. Поэтому он напечатался в самиздате и эмигрантских изданиях «Континент» и «Время и мы», за что в 1976 году его исключили из Союза журналистов СССР. Начался сильный прессинг со стороны властей, вынудивший Довлатова через два года покинуть родину. В 1978 году это стало возможным благодаря потеплению отношений между США и Советским Союзом и утверждению Леонидом Брежневым т. н. «списка Ричарда Никсона», где содержались фамилии евреев, желавших воссоединиться со своими родственниками за рубежом.
Так закончился советский период жизни талантливого писателя и журналиста, сменившего несколько профессий, но в итоге осознавшего, что главное его призвание — литература.
Сергей Донатович Довлатов (настоящая фамилия — Довлатов-Мечик) родился 3 сентября 1941 года в Уфе, столице Башкирской АССР. Его матерью была литературный корректор Нина Степановна Довлатова, а отцом — театральный режиссёр Донат Исаакович Мечик. В Башкирию они приехали в эвакуацию и прожили там три года. В 1944-м перебрались в Ленинград (ныне — Санкт-Петербург).
В 1959-м Сергей поступил на филфак Ленинградского госуниверситета и проучился там более двух лет, после чего был отчислен за неуспеваемость. (Кстати, похожая история произошла и с В. Ерофеевым, который получал образование в нескольких вузах, но отовсюду вылетел за плохие оценки.) За время этой учёбы он подружился с ленинградскими поэтами Иосифом Бродским, Анатолием Нейманом и Евгением Рейном.
Лишившись студенческой брони, попал в армию и отслужил три года в охране исправительных колоний в Республике Коми. Воспоминания о службе потом были отражены в его повести «Зона. Записки надзирателя» и кинокартине «Комедия строгого режима», поставленной по ней. Как говорил Иосиф Бродский, его друг вернулся из армии, будто «Толстой из Крыма, со свитком рассказов и некоторой ошеломлённостью во взгляде».
По возвращении Довлатов поступил на факультет журналистики ЛГУ. Параллельно с учёбой писал рассказы и сотрудничал в многотиражках. Успел также поработать литературным секретарём у прекрасной русской писательницы Веры Пановой. (Отметим, что в его послужном списке имеется и должность гида в знаменитом Пушкинском музее «Михайловское».) Совершенствовал в Ленинграде своё мастерство как журналист и репортёр.
Но, пожалуй, самым плодотворным в его журналистской деятельности стал эстонский период (с сентября 1972 года по март 1975 года).
В Таллинне он проживал в 1972–1975 годах на ул. Рабчинского (ныне — Вабрику), д. 41, кв. 4. Чтобы получить эту прописку, ему пришлось изрядно потрудиться. Ради неё он около двух месяцев «отпахал» простым кочегаром в котельной, одновременно состоя внештатным репортёром в республиканской партийной газете «Советская Эстония». Дело в том, что во всех больших городах в СССР существовали лимиты на прописку, и иногородние могли её получить, если они были либо выдающимися деятелями, либо простыми работягами, вкалывающими на самых грязных и непопулярных местах (дворниками, кочегарами и т. п.).
Довлатов сотрудничал также с газетами «Моряк Эстонии» и «Вечерний Таллинн». Наконец, осенью 1972-го был принят в штат в отдел информации «Советской Эстонии».
В своих рассказах, вошедших в книгу «Компромисс» (и в фильм Станислава Говорухина «Конец прекрасной эпохи», поставленный по ней), он подробно и часто нелицеприятно излагает истории из своей журналистской практики, повествует о работе редакции и о коллегах. Здесь можно упомянуть, что впоследствии, уже будучи на Западе, Сергей Довлатов категорически запретил переиздавать все свои произведения, написанные в СССР. Что послужило причиной такого запрета, неизвестно, о ней можно лишь догадываться. Не исключено, что ему просто было стыдно за проявленную слабость, за конформизм и журналистские материалы, написанные на злобу дня по указанию партийных начальников. Мы не вправе его судить. Тем более что параллельно он действительно проявлял настоящий героизм, создавая антисоветскую книгу «Пять углов», тираж которой уже в типографии был рассыпан по указанию эстонского КГБ. Вероятно, по этой причине Довлатов лишился работы в «Советской Эстонии» и вынужден был вернуться в Ленинград.
В 1978 году, выехав вместе с матерью из СССР, он поселился в Нью-Йорке, где возглавил еженедельную газету «Новый американец». Публиковался в престижных журналах «Партизан Ревью» и «The New Yorker». За двенадцать лет эмиграции издал двенадцать книг в Европе и США.
Умер Сергей Донатович Довлатов 24 августа 1990 года, на 49-м году жизни, от сердечной недостаточности. Похоронен на еврейском кладбище Маунт-Хеброн в нью-йоркском районе Куинс.
Его смерть в таком относительно молодом возрасте, вероятнее всего, произошла от алкоголизма, которым Довлатов страдал много лет. От той самой водки, которую «безвременье вливало» и в него, и в Венедикта Ерофеева, и во Владимира Высоцкого, и во многих других талантливых людей, угнетённых тем, что их произведения не публикуются и пробить стену лжи очень сложно.
Вот что сказал о Довлатове скульптор Эрнст Неизвестный: «Его пьянство, с точки зрения психиатрии… это была форма самоубийства. Именно так, как он пил. Не в смысле много, а психологически как. Он как бы втыкал нож в своё сердце и говорил: „На тебе, на тебе, на тебе“…»
В Таллинне хранят память о замечательном писателе. 3 сентября 2003 года на доме, где он жил, была установлена бронзовая мемориальная доска. В его честь с 2014 года проводится ежегодный фестиваль «Дни Довлатова в Таллинне». Давно уже планируется установить памятник ему в городском саду Канути…
*У Владимира Высоцкого в стихотворении «Я никогда не верил в миражи…» (1979) есть такие строки:
«И нас хотя расстрелы не косили,
Но жили мы, поднять не смея глаз, —
Мы тоже дети страшных лет России,
Безвременье вливало водку в нас».
Читайте по теме:
Комментарии закрыты.