Телеграфный детектив

Развитие телеграфа в России стало возможным благодаря двум выдающимся учёным и одному монарху:

‒ Павлу Львовичу Шиллингу (1786, Ревель ‒ 1837, Санкт-Петербург) ‒ этнографу, филологу, криптологу, историку-востоковеду, конструктору первого в истории устройства дистанционного подрыва мины по электрическому проводу, создателю первого в мире телеграфного кода и самого лучшего в XIX веке секретного шифра;

‒ Борису Семёновичу Якоби (1801, Потсдам ‒ 1874, Санкт-Петербург) ‒ физику, одному из основоположников современной электрохимии, инженеру-изобретателю, создателю практической гальванопластики;

‒ Николаю Павловичу Романову (1796, Царское Село ‒ 1855, Санкт-Петербург) ‒ императору Российской империи.

Роль царя в этой истории неоднозначна: с одной стороны, он всячески способствовал развитию электрической телеграфии в стране, поощряя учёных и тратя огромные деньги как на эксперименты, так и на проведение телеграфных линий; а с другой ‒ в 1844 году своим указом засекретил всю деятельность в этом направлении.

Первая телеграмма

Впервые эффект возникновения магнитного поля вокруг проводника, по которому движется электрический ток, описал датский физик Ганс Христиан Эрстед. Но именно Павел Львович Шиллинг сумел перевести это открытие в прикладную плоскость. Свой аппарат он продемонстрировал на восемь лет раньше телеграфа Сэмюэла Морзе, а если вести отсчёт со дня отправления Морзе первой телеграммы – 24 мая 1844 года, ‒ то Шиллинг опередил конкурента на 12 (!) лет.

21 октября 1832 года Павел Львович продемонстрировал изобретение широкой общественности у себя на квартире (на доме, где жил и умер изобретатель ‒ Марсово поле, 7, ‒ сейчас установлена памятная доска). Для демонстрации телеграфа учёный снял весь этаж. Согласно некоторым источникам, на испытаниях присутствовал Николай I, и учёный передал ему из одной комнаты в другую первое телеграфное сообщение. В ответ император составил и передал следующий текст: «Я очень рад был посетить господина Шиллинга».

Академик Карл Эрнст фон Бэр в докладе на общем собрании Академии наук отметил: «Развитие знаний об электричестве привело к открытию в С.-Петербурге средства из запертого покоя, сквозь самую стену, без помощи письмен или голоса, сообщать свои мысли в другие пространства того же дома или даже и на гораздо большие расстояния».

В дальнейшем по указанию императора был создан особый комитет для испытания телеграфа в самых сложных условиях ‒ при подводной и подземной передаче депеш. Возглавил комитет морской министр князь А. С. Меншиков. Для испытаний Шиллинг впервые в мире создал изолированный кабель в оболочке на каучуковой основе. Опыты, проводившиеся на Адмиралтейском канале [канал от Крюкова канала до реки Мойки. Протекает между островами 2-м Адмиралтейским и Новой Голландией, ‒ прим. автора], оказались успешными.

В мае 1837 года Николай повелел за счёт казны строить телеграфную линию между Петергофом и Кронштадтом. Планировалось, что она заменит действующую линию оптического семафорного телеграфа. Однако внезапная смерть Павла Львовича 25 июля (6 августа) 1837 года прервала работу.

Русский Фауст

Продолжателем дела Шиллинга стал гражданин Пруссии Борис Семёнович Якóби. Его работы в области электротехники были высоко оценены В. Я. Струве и П. Л. Шиллингом, и по их рекомендации в 1835 году Якоби был приглашён на должность профессора в Дерптский университет на кафедру гражданской архитектуры.

Не исключено, что молодой немецкий учёный был приглашён на работу в Россию (после Дерптского университета в 1837 году его пригласили в Петербургскую академию наук) как раз потому, что «старшие товарищи» разглядели в нём специалиста, способного соединить теорию с практикой, в частности, в области применения электричества в военном деле. Англия к тому времени перевела свой военный флот на паровую тягу, а русскому флоту, продолжавшему ходить под парусами, предстояла модернизация. Модель двигателя Якоби — «магнитная машина», как называл её изобретатель, ‒ использовавшая электромагнетизм, вызвала интерес российских учёных и министра финансов; полагали, что «магнитная машина» сможет оказаться более эффективной и дешёвой, чем паровой двигатель.

Император и правительство организационно и материально поддержали дорогостоящие научные исследования учёного, исходя в первую очередь из текущих потребностей военно-морского флота. Якоби же «выражал желание, чтобы Россия не лишилась права сказать, что Нева раньше Темзы или Тибра покрылась судами с магнитными двигателями». Он всегда подчеркивал, что его изобретения принадлежат России: Борис Семёнович принял русское подданство и считал её «вторым отечеством».

В 1839 году Якоби проложил подземный телеграф, в конструкции которого были использованы созданные им приёмное и отправочное электромагнитные устройства. Сам аппарат функционировал от манипулятора. Часовой механизм и карандаш, соединённый с якорем электромагнита, перемещали фарфоровую доску и создавали особые зигзагообразные символы (т. н. линии пишущего телеграфа).

Линии телеграфа Якоби соединяли личный кабинет Николая Павловича в Александровском дворце и Главное управление путей сообщения (ГУПС), а кабинет монарха в Зимнем дворце ‒ с Главным штабом, а также ГУПС и публичные здания столицы. В этот период изобретатель выдвинул идею стрелочного телеграфа, который впоследствии связал несколько кабинетов императора в Зимнем дворце и дом Юсуповых на Фонтанке. Особенность этой конструкции заключалась в приёмной станции, вращающиеся стрелки которой обозначали букву на циферблате, которая транслировалась со стороны передающего устройства.

В 1842-1843 гг. была построена линия длиной 28,8 км между Санкт-Петербургом и Царским Селом. В ходе этих работ Якоби сконструировал ряд телеграфных аппаратов, исследовал свойства подземных проводников и использование земли в качестве обратного телеграфного провода. Здесь им был применён принцип трансляции сигналов при помощи электромагнитных реле.

Новым этапом развития телеграфного дела стала разработка магистрального железнодорожного телеграфа. К работам по его созданию Бориса Семёновича подключил глава северной дирекции строительства Николаевской ж/д П. Мельников. В 1845 году Якоби начал укладку кабеля на опытном участке строящейся магистрали, но сильные морозы внесли коррективы в ход работ. Это побудило учёного предложить новый проект, который был реализован между пассажирским зданием столицы и Обводным каналом. В 1847 году учёный проложил ещё одну линию между Александровским заводом и Московским вокзалом, но из-за возникших разногласий с главой МПС Петром Алексеевичем Клейнмихелем дальнейшие работы были свёрнуты.

Причиной недопонимания между учёным и чиновником стали эксперименты по разработке более надежной изоляции, в которых Якоби задействовал как традиционные материалы — глину, смолу, шелковые нитки, так и совершенно новые для тех времён, например, гуттаперчу. Однако отсутствие необходимого оборудования вынудило Бориса Семёновича остановить работы и заняться вопросом прокладки воздушных линий, представлявшихся более надёжными.

Однако воздушную прокладку телеграфных линий категорически запретил император. Воздушные линии могли быть легко порваны как умышленно, так и вследствие воздействия погодных условий; не годились для секретного обмена сообщениями, т.к. были легкодоступны для несанкционированного подключения к ним злоумышленников.

Обязательное требование подземной прокладки стало не только тормозом при строительстве телеграфной линии между Санкт-Петербургом и Москвой, но и причиной отказа Якоби участвовать в проекте: учёный доказал, что имеющиеся технологии не способны обеспечить долговременную прочность кабелей, проложенных под землёй.

Так в дальнейшем и случилось: подземная телеграфная линия Санкт-Петербург — Москва, построенная с помощью разрекламированных проводников, изолированных по методу Сименса и закупленных в Германии, прослужила всего пару лет, а потом её всё равно были вынуждены заменить воздушной.

«Не подлежит сомнению, что если бы я причинил казне такого рода бесполезные издержки, достигшие от 200 до 300 тысяч рублей, то моё положение было бы сильно скомпрометировано», ‒ писал тогда Якоби.

Тем не менее, в 1850 году Борису Семёновичу удалось сконструировать первый на планете буквопечатающий телеграф. Его идея легла в основу последующих электромагнитных телеграфных аппаратов. В 1854 году он создал телеграфное устройство для связи на больших кораблях между капитаном и матросами машинного отделения.

А вот пример того, как оценивали его разработки современники. Освещая успешные испытания электродвигателя, газета «Северная пчела», издававшаяся в Петербурге, 27 сентября 1839 года писала:

«В средние века фанатики сожгли бы г. Якоби, а поэты и сказочники выдумали о нем легенду, как о Фаусте. В наше время мы не сожжём его, а согреем чувством признательности за его полезные труды и вместо легенды скажем правду, а именно, что г. Якоби, сверх учёности, отличный человек во всех отношениях и что наука вправе от него надеяться на многое, потому что в нём нет педантства, а есть истинная, пламенная страсть к наукам и столь же пламенное желание быть полезным гостеприимной и благодарной России».

Тем временем где-то…

В те же самые 1830‒1840 годы за океаном американский изобретатель и художник Сэмюэл Морзе безуспешно пытался получить у Конгресса США финансовую поддержку на строительство первой телеграфной линии. Один из членов конгресса тогда заявил, что проект Морзе равносилен «проведению телеграфа на Луну».

Во Франции использовали линии оптического семафорного телеграфа с азбукой Шаппа и интереса к электрической телеграфии не проявляли [устройство для передачи информации на дальние расстояния при помощи световых сигналов, ‒ прим автора].

В Германии после неудачи первых телеграфных проектов Штейнгейля в начале 1840-x годов, делались первые шаги на пути внедрения телеграфной связи на железных дорогах с использованием английских аппаратов Уитстона — Кука.

Успешнее, чем в других странах, внедрение электрической телеграфии шло в Англии. Создавшие в 1837 году компанию по эксплуатации телеграфа Кук и Уитстон испытали телеграфную линию длиной в 2,4 км вдоль Бирмингемской железной дороги. Следующей стала пробная линия длиной уже 28,6 км вдоль железной дороги Лондон ‒ Слоу. Сначала Кук и Уитстон прокладывали подземную линию, но из-за частого нарушения целостности подземного кабеля отказались от неё в пользу воздушной.

«Совершенно секретно»

Так почему же об успешных проектах Якоби по созданию и практическому использованию электрической телеграфии общественность узнала лишь в 1895 году, да и то из случайно сохранившегося в библиотеке Академии наук экземпляра доклада учёного?

Дело в том, что в апреле 1844 года опубликование сведений об электрических телеграфах запретил… сам Николай I.

Как мы помним, советская историография описывала императора как «Николая Палкина». Однако даже она признавала его практический склад ума, природную склонность к прикладным и военным наукам, строительному и инженерному искусству. Имея чин генерал-инспектора по инженерной части, великий князь Николай Павлович, и не предполагавший, что однажды ему придётся занять престол, уделял большое внимание технике. Поэтому некоторые историки и называют его «инженером на троне».

Именно при этом монархе активизировалась деятельность научно-технической разведки. По инициативе военного министра А. И. Чернышёва ещё в ноябре 1830 года император обязал дипломатов и правительственных чиновников, которые традиционно больше всех занимались внешнеполитической разведкой, расширить сферу своей деятельности. До них довели «высочайшую волю» о сборе сведений обо всех открытиях, изобретениях и усовершенствованиях «как по части военной, так и вообще по части мануфактур и промышленности» и о необходимости немедленно «доставлять об оных подробные сведения».

Показательными в этом плане являются указания из письма министра иностранных дел графа Нессельроде к барону П. Л. Шиллингу, который просил у императора разрешение на «выезд за границу для поправления минеральными водами расстроенного здоровья».

На тот момент Шиллинг возглавлял секретное шифровальное отделение. Электрическая телеграфия была для него чем-то вроде хобби. В ответ на его просьбу Нессельроде ответил, что «Государю Императору угодно было изъявить на то всемилостивейшее соизволение», но при этом следовало выполнить ряд поручений. Шиллинг должен был «ознакомиться с новыми открытиями, сделанными в последних годах в Германии, Франции и Англии в науке электромагнетизма, и способами составления искусственных магнитов, от коих можно ожидать весьма важные приложения в механике», «изыскать выгоды и невыгоды телеграфических систем Пруссии, Франции и Англии», «присутствовать в Бонне в собрании естествоиспытателей, имеющем быть там в сентябре месяце» и т.п.

Павел Львович высочайшее указание выполнил, а пообщавшись с коллегами из Германии (1835 год), Франции (февраль 1836 года), Австрии (июль 1836 года), заодно узнал о практической ценности изобретения своего «телеграфического снаряда». В Англии ему вообще предложили его изобретение продать.

Позже станет ясно, что Николай, поручив Шиллингу вступить в обсуждение вопросов электрической телеграфии с зарубежными изобретателями телеграфов и принять участие в собрании естествоиспытателей, по существу, сам спровоцировал утечку стратегически важной информации.

При этом царь не понаслышке знал, что другая сторона тоже тщательно следит за изобретательским процессом в России. Например, в октябре 1844 года один из тайных советников ему доложил, что «первая мысль о применении в Англии гальванизма к минам была почерпнута из журнала, в коем находилось описание взрыва деревянного моста в Санкт-Петербурге в присутствии его Императорского Величества».

Засекречивая результаты исследований, на которые сам же не жалел финансов, Николай опирался как на собственные инженерные знания и необходимость соблюдать государственные интересы, так и на жизненный опыт. Отсюда же и требование использовать в работе исключительно подземные и подводные кабели.

Говоря простым языком, Якоби элементарно не повезло. Создавая телеграфные аппараты и строя телеграфные линии, в решении многих вопросов учёный был первопроходцем. В условиях же засекречивания ему пришлось «положиться на собственную деятельность и рассчитывать только на собственные силы».

Кроме того, из-за засекречивания результаты трудов Якоби не стали известны научной общественности. В историю техники вошли имена других учёных и изобретателей, которые достигли тех же результатов позже, но публикации либо патентование закрепили их приоритет, лишив Россию лавров первенства в электрической телеграфии.

Во время своей поездки по Европе в 1851 году Якоби констатировал: «Что касается аппаратов, то я получил спокойное удовлетворение (если оно вообще было), узнав, что та же самая система, которую я впервые ввёл, принята в настоящее время в Америке и в большинстве стран Европы».

А что же Сименс?

На бескрайних просторах интернета блуждает версия, что промышленник украл идею телеграфа у Якоби, на которой и разбогател, на долгие десятилетия монополизировав российский рынок.

В изложении самого Якоби обстоятельства случайной встречи в Германии с Вернером Сименсом в августе 1845 года выглядят следующим образом: «Вошел г. Сименс, который тогда, если я не ошибаюсь, носил ещё форму прусского артиллерийского офицера, и который, насколько мне известно, в то время ещё не занимался телеграфией, а работал над устройством хроноскопа для измерения быстроты полета пушечных ядер. Мой рисунок остался на столе. Я передаю лишь факт, не обвиняя никого в плагиате. Известно, что телеграф с синхронным движением составил славу и богатство г. Сименса».

Понять огорчение Бориса Семёновича можно: Якоби не только изобрёл стрелочный синхронный аппарат раньше Сименса, но и провёл в 1845 году испытания в войсках «при осадных упражнениях под Нарвою». По его мнению, «этот телеграф уже в то время доказал на деле несомненную пользу военно-походных телеграфов и важность».

При описании случайной встречи с Сименсом Якоби отметил лишь вероятность знакомства немецкого инженера с его идеей, что не помешало некоторым биографам Бориса Семёновича утверждать, что Сименс заимствовал эту схему и, внеся некоторые изменения в конструкцию, организовал совместно с механиком Гальске серийное производство таких телеграфных аппаратов. Что было на самом деле ‒ плагиат или же проявление теории «зрелого яблока», когда к одному и тому же техническому решению одновременно приходят разные изобретатели, ‒ мы уже никогда не узнаем.

Заставляет задуматься другой вопрос: почему Якоби, находясь за границей и зная о запрете императора, стал показывать схему нового телеграфного аппарата своим «давнишним друзьям»?

Эта заграничная поездка была разрешена изобретателю как раз после упомянутых нарвских манёвров. Согласно Формулярному списку о службе академика 20 августа 1845 года, учёный отбыл «в командировку в Германию сроком на шесть недель для ознакомления с новейшими открытиями в области электричества».

Логично предположить, что отправка за рубеж учёных-«секретоносителей» с целью научно-технической разведки в известной им предметной области сопряжена с риском утечки собственной секретной информации. Учёный всегда испытывает потребность обсудить новые идеи если не с широкой аудиторией профессионалов, то хотя бы с «давнишними друзьями». Творческий человек нуждается в мнении коллег и может оказаться излишне доверчивым, склонен увлекаться обсуждением животрепещущих вопросов и проявлять забывчивость.

Поэтому чрезвычайно важна своевременность засекречивания. Разработки Шиллинга по телеграфии следовало засекречивать в 1830-x годах, но в середине 1840-x годов это было уже неактуально. По воспоминаниям Якоби, как только начали эксплуатироваться первые телеграфные линии, «к способам быстрого сообщения были предъявлены столь великие требования, употреблены на выполнение их такие громадные средства, что его телеграфные снаряды должны были оказаться вскоре устарелыми и уступить место другим».

Сименс же вспоминал, что впервые приступил к прокладке подземных кабелей в 1847 году, т.е. намного позднее, чем Якоби. При этом немецкий инженер считал себя пионером в этом деле, т.к. знал только о первых, не самых удачных опытах петербургского учёного, когда тот использовал в качестве изоляционного материала смолу, стеклянные трубки и каучук. Сименс, как и все первопроходцы телеграфии в Европе и Америке, строил телеграфные линии методом проб и ошибок. Одной из таких ошибок стало участие Сименса, уверовавшего в высокую прочность своих подземных проводников, в строительстве подземной телеграфной линии Санкт-Петербург — Москва. Как мы помним, через пару лет кабели пришли в полную негодность.

В завершение

Что было, то было. А вот то, что первенство русских учёных в области телеграфии наконец-то стало достоянием общественности, не может не радовать.

При подготовке настоящего материала использованы тезисы из статьи Н. А. Борисовой «Засекречивание телеграфных изобретений Б. С. Якоби: причины и последствия», ВИЖ Военная летопись Отечества.

Татьяна Любина