Воскресный рассказ: Медведь с мольбертом

В себя приходить начал только тогда, когда вычитал, что стадо кабанов в марте из Карелии к финнам перебежало и не шибко при этом стеснялось в выражениях: орали, главное, что к границам отношение у них безуважительное вовсе. Слухи дошли, что они желуди прошлогодние собирать помчались. Это в Германию, где-то у Ганновера – туда все за желудями ходят. Может, и правда. Вторая новость огорчила его донельзя: медведь поломал забор на латвийско-русской границе. Зачем так-то свои чувства нежные проявлять? Ладно, допустим, ты домой хочешь, но заборчик-то оставь как был. Нельзя так. Решил поговорить с ним всерьез. Или насчет стройматериала для своего уже забора договориться.

Ушёл по утру за грибами и как в воду канул. Хотя, какая там вода? В той стороне и воды-то нет почти, ручей только да болотце махонько. Не шибко оно глубоко – может, и скроет с головой, но вынырнуть и крикнуть, иль там зарубку какую на дереве оставить, завсегда можно. Обозначиться, чтоб родные не шибко волновались и знать могли, мол вот он я тут, всё, можете поминать. Во всяком случае, все, кто раньше там бывал, о людях думали и знаки разные на подручном материале оставляли. Но тут не нашли ничего, хотя все деревья на болоте осмотрели. Все четыре. Ни одной свежей зарубки, только старые, от деда Некраски, что сгинул лет десять назад, да ещё пару метрах в пяти над поверхностью, ну да никто и вспомнить не смог, чьи они.

Всей округой Петруху вспоминали-провожали заочно. А чего ждать? Имущество Петрухино, что было, поделили общинно. Один он жил, никого родни не было. Дом на дрова рачительно разобрали, а одеяло бабка Маня забрала. Корзина, что у Петрухи была, вместе с ним и сгинула. Погоревали над этим фактом конечно, но делать нечего. Хотя хороша корзина была, ведра на два рыжиков.

Уж зима наступила, снегом всё замело, ну и приехали с района сообщить – нашёлся Петруха-то ваш! Вёрст за пятьдесят. Осину грыз. Опосля и сам появился, выпустили в люди, значит. Всё по сторонам поначалу озирался, хлеб в карманы прятал, да ходил не как все, а то и подпрыгивая. Да и не говорил ничего, потом только, когда чагой отпоили, и плакал и ругался, в общем, рассказал, как дело то было.

И сейчас в наших местах медведя много, а раньше, старики вспоминают, пока медведей не разгонишь, никаких грибов не соберёшь. Придёшь на вырубку с корзиной, а там – медведи. Сидят, альбомы латвийских художников рассматривают. Ну, чего делать: сломишь сухостоину и гоняешь их что мух. Не художников – медведей. А иначе и ступить некуда, какие там грибы.

Ну, коли надо на еду там, иль на шубу кому — возьмёшь медведя сколь требуется, а остальных всё одно разгонять приходится. Бывало, наглые попадутся, ты сухостоиной машешь, машешь, уж зашиб дюжину, а они сидят, зубы скалют, да шипят что твой енот. Но прошли уж времена те. Теперича в лес идёшь — на двух, от силы на пять наступишь. Остальные с мольбертами вдали сидят, на тебя важно поглядывают.

Петруха наш как за грибам отправился, и надо было так приключиться, что попал на поляну медвежью, прям как в старину. Потом рассказывал, что и не помнит, как не понял хитрости: медведи его с свое логово утащили и рисовать учить начали. Он кисть только малярную и видел, а тут – учись! Тык-мык в разные стороны, а лес кругом, тайга незнакомая. Пришлось обвыкаться. Поначалу бежать пытался, да куда там: краски выдадут! Пробавлялся акварелью – медведи на ярмарки в Тарту носили, ему леденцы потом выдавали: одна акварель по три леденца шла. Начал устраиваться, в общем, а что делать то? Вот в таком виде и обнаружили его егеря случайно совершенно. Он уж и отвык от общества, людей дичился. Кричал что-то по-латышски, уходить не хотел.

Ну да ладно, повинились мы перед ним, дом сообща поставили, одеяло новое артельно пошили, не отбирать же у бабки. Вернулся Петруха в человеческое обличие и общество целиком и полностью. От приключения его воспоминания только и остались, единственно привычка новая обнаружилась, как на деревне ярмарка какая, так он сразу леденцов требует или красок. Мы ему носим – ничего картинки получаются. По крайней мере медведи довольны. Заборы больше не ломают.

Текст Петра Давыдова и Антона Соколова