Игорь Круглов: Поэт Давид Самойлов, спасавшийся в Таллинне от «мутных дней»
Сегодня мы расскажем о человеке, который считается одним из крупнейших представителей поколения поэтов-фронтовиков, ушедших на войну прямо со студенческой скамьи. Звали его Давид Самойлов (наст. фамилия Кауфман, род. 1 июня 1920 года). Его лирико-философская поэзия была посвящена темам назначения искусства, истории, молодёжи и, конечно, военному лихолетью и тому, что ему довелось там пережить. Особое место в его творчестве занимает пушкинская тема («Болдинская осень» и др.), где лейтмотивом проходит мысль о том, что настоящая культура равнозначна внутренней свободе художника. Самойлов много экспериментировал со стихосложением, добивался гибридности традиционных форм и содержания с игровым началом, разговорными интонациями и гибкостью рифм. Он считал, что нельзя втискивать «ртутно-неустойчивую природу творчества» в прокрустово ложе классификаций и определять художнику строго очерченные рамки.
Сейчас, к сожалению, его творчество стало малоизвестным, как, впрочем, и творчество многих других талантливых поэтов прошлого. Что поделаешь, такие времена. Но несколько его произведений до сих пор помнятся, а некоторые даже часто исполняются со сцены. Как, например, песня «Когда мы были на войне». Она считается народной, казаческой, и её часто исполняет Кубанский казачий хор, а публика, вероятно, даже не подозревает, что автором её является фронтовик Давид Самойлов и что называется она «Песенка гусара»:
Когда мы были на войне,
Когда мы были на войне,
Там каждый думал о своей
Любимой или о жене.
И я, конечно, думать мог,
И я, конечно, думать мог,
Когда на трубочку глядел,
На голубой её дымок…
Второе произведение Самойлова, вошедшее в анналы литературы — «Память»:
Я зарастаю памятью,
Как лесом зарастает пустошь.
И птицы-память по утрам поют,
И ветер-память по ночам гудит,
Деревья-память целый день лепечут…
И там, в пернатой памяти моей,
Все сказки начинаются с «однажды».
И в этом однократность бытия
И однократность утоленья жажды.
Но в памяти такая скрыта мощь,
Что возвращает образы и множит…
Шумит, не умолкая, память-дождь,
И память-снег летит и пасть не может.
Есть ещё третье, посвящённое Таллинну, которое часто исполняли советские барды и ансамбли, да и сейчас поют разные артисты, но о нём немного позже.
Поэт родился в семье Самуила Кауфмана (1892–1957), главного венеролога Московской области, и его жены Цецилии (1895–1986). В 1938 году поступил в Московский институт философии, литературы и истории (МИФЛИ), имевший репутацию кузницы философских и литературных кадров. Первое стихотворение «Охота на мамонта» опубликовал в 1941 году в журнале «Октябрь».
В июне 1941-го Давида призвали по комсомольской мобилизации на рытьё окопов под Вязьмой. Затем он служил в разных родах войск — пехоте, стрелковом батальоне, разведке. Неоднократно проявлял мужество и героизм. Был тяжело ранен. Награждён медалями и почётным знаком «Отличный разведчик». На фронте не оставлял творчества, сочиняя для гарнизонной газеты сатирические эпиграммы на немецкого фюрера.
Его первой послевоенной публикацией стали «Стихи о новом городе», напечатанные в 1948 году в журнале «Знамя». Однако молодой фронтовик, видимо, стеснялся своих опытов и печатался редко.
В 1950-х занимался переводами с венгерского, литовского, чешского, польского, албанского и других языков. Создавал для радио детские пьесы, которые переиздаются и ставятся на театральных подмостках по сей день. Переводил детские стихи Переца Маркиша, Симона Чиковани, Яна Райниса и др.
Собственных стихов у него в те годы выходило мало, но даже они сделали его популярным среди столичной интеллигенции. К его творчеству проявляли внимание такие мэтры, как Корней Чуковский, Анна Ахматова, Самуил Маршак, Николай Заболоцкий. Самойлов, которого друзья называли Дезик, стал успешно выступать перед публикой. И первый же его стихотворный сборник «Ближние страны» (1958) стал событием для почитателей поэзии и профессиональных авторов. Затем были книжки: «Второй перевал» (1962), «Дни» (1970), «Волна и камень» (1974), «Весть» (1978), «Залив» (1981), «Голоса за холмами» (1985) и др.
Возвращаясь к концу 1950-х, скажем, что именно тогда у него случилась любовная связь, которая наложила отпечаток на всю последующую жизнь. Это был роман с дочерью Сталина Светланой Аллилуевой. Сия история, когда она сделалась достоянием общественности, отнюдь не украсила образ даровитого поэта. Возможно, во многом этому способствовали воспоминания его друга, писателя и издателя Бориса Грибанова, называвшиеся «И память-снег летит и пасть не может. Давид Самойлов, каким я его помню». Мемуаристика, скажем прямо, весьма пошлая. В ней Самойлов предстаёт вульгарным и грубым соблазнителем, целью которого было склонить к сожительству дочь вождя с исключительной целью отомстить её покойному отцу.
Как бы то ни было, но впоследствии С. Аллилуева его, видимо, полностью простила и уже в 1980-х годах писала ему тёплые письма. Вот фрагмент одного из них:
«Милый, милый Дезя! Сегодня Зяма Гердт сказал мне, что ты меня помнишь, и я осмелела и опять пишу тебе, после стольких лет. Знаешь, Дезя, я помню каждое твоё слово, шутки твои, интонации… Многое, многое стёрлось и ушло за эти годы — но не ты, не твои стихи, не твой голос».
Самойлов не являлся открытым противником советского строя, но совершенно открыто общался с Юлием Даниэлем, Андреем Синявским, Андреем Сахаровым, Лидией Чуковской и другими диссидентами. И даже подписывал письма в их защиту (1966, 1968), результатом чего стало уничтожение уже набранного сборника его стихотворений, который планировался к выходу в издательстве «Художественная литература».
Неизвестно, любовные страсти или цензурные преследования сыграли в том роль, но в середине 1960-х Самойлов всё больше начинает тяготеть к Эстонии и Таллинну. Он упивается их романтикой, встречами с друзьями. Его всё чаще и чаще тянет туда. Тем более что там он нашёл добрых и искренних людей, ставших ему почти родными.
Вот что он писал в своём дневнике на рубеже 1964-1965 годов:
«26 декабря. Наконец уехал в Таллин, по существу бросив все дела и без достаточных денег… Перед этим были всё те же мутные дни … 27 декабря. В Таллине. Меня встретил Яан Кросс, с которым сразу заговорили, как будто виделись вчера. Снова обнадеживающее чувство населённости земли поэтами … К вечеру пошёл в гости к Кроссам. Эллен (Эллен Нийт, поэтесса, жена Яана Кросса) — милая, добрая. Чудные дети — Томас и Мария. У них отдыхал душой, оттаивал, чувствовал себя у своих. Обедал с Кроссами… 1 января. Таллин. Встречали Новый год у Кроссов. Было приятно, мило и трогательно …» (цитируется по книге Андрея Немзера «Две Эстонии Давида Самойлова»).
И вот какое стихотворение (впоследствии ставшее песней) сочинил в их честь:
Хорошо уехать в Таллин,
Он уже снежком завален
И уже зимой застелен,
Чтоб увидеть Хелен с Яном,
Да увидеть Хелен с Яном
И увидеть Яна с Хелен.
Мне ведь многого не надо,
Мой приезд почти бесцелен:
Побродить по ресторанам,
Постоять под снегопадом
И увидеть Яна с Хелен.
И услышать как метели
Зашуруют под фрамугой,
И увидеть: Ян и Хелен
Улыбаются друг другу.
А однажды, утром ранним,
Вдруг отьехать от перрона
Прямо в сторону бурана,
Где уже не будет Хелен,
Где уже не будет Яна,
Да, ни Хелен и ни Яна.
В 1976-м он наконец окончательно решил перебраться в Эстонию. Поселился в Пярну. Днями занимался переводами эстонских поэтов, написанием своих строк, а по вечерам нередко отправлялся в пивные. Среди тех его стихов, большей частью юмористических, написанных для друзей, есть и такие:
«Пью. Наливаю. Пятую. Шестую. Закусываю, глядя на Луну. И всё живу. И всё же существую. А хорошо бы снова на войну…»
Неизвестно, возвращались ли к нему «мутные дни» или это были просто воспоминания…
Умер Давид Самуилович Самойлов (Кауфман) 23 февраля 1990 года в Таллинне. Это произошло в Таллиннском драмтеатре после выступления на вечере, посвящённом столетию Бориса Пастернака. Похоронен в Пярну на Лесном кладбище.
Читайте по теме:
О пярнуском периоде советского поэта-фронтовика написали книгу
Комментарии закрыты.