— Да, когда-то я был ресторатором, но потом прекратил этот проект. Сейчас я занимаюсь другим, а именно: я стараюсь имеющийся у меня опыт направить на то самое импортозамещение, о котором так много говорят и которое так необходимо России сегодня. В 2014 году, когда страна впервые в новейшей истории столкнулась с необходимостью обрести независимость от поставок продуктов из стран, ранее называвших себя «партнёрами», я понял, что есть дело важнее открытия ресторанов. Многие говорили, что это невозможно, что Россия не сможет жить без новых «ножек Буша», но мой опыт доказал обратное: здесь вполне возможно, несмотря на все трудности, производить собственную продукцию. Можно и нужно! Например, колбасы: мы создали свою линию колбасного производства. Затем решили вопрос с сырами, консервами. А сейчас занимаемся разработкой кондитерской линии. Заметьте, это не какой-то мегапроект: всё работает только и исключительно на территории небольшой Вологды и области.
— Что же нужно, по вашему мнению, для решения такой сложной задачи?
— Решимость, я думаю. Решимость и радость от работы. Скоро уже будет полвека, как я работаю в этой сфере, и ни разу за всё время я не пожалел о сделанном выборе. Нет, моя профессия не передалась мне по наследству: отец у меня был финансистом, директором банка в Милане. Но я решил пойти по другому пути. Пока получается. Школа, иезуитский колледж, а потом я сказал отцу, что не вижу себя в банковской сфере. До сих пор благодарен родителям, Царствие им Небесное, за то уважение, с которым они отнеслись к моему выбору, предоставив мне свободу в выборе профессии. И через много лет я оказался в России — сначала в Москве, а потом перебрался в Вологду.
«Кулинарная студия Антонио Рицци» в Вологде была открыта во время пандемии. Сюда приходят посетители, мои клиенты, и мы проводим обучение — вместе готовим самые разные блюда, изучаем рецепты, беседуем, смеёмся, обсуждаем всевозможные проблемы. Сначала было мало гостей, потом заработало «сарафанное радио», люди узнали и стали приходить чаще и больше. Но я не хочу, чтобы «Кулинарная студия» стала неким коммерческим проектом: не хочу больше гоняться за рекламой, за количеством посетителей, за деньгами во что бы то ни стало — а это неизбежно наступит, если проект станет коммерческим. Понимаете, мне важно, чтобы у меня была радость, а не деньги. Деньги-то — дело наживное, а вот как ты радость наживёшь? И я не хочу, чтобы у меня были «клиенты», а хочу, чтоб были гости. В день я принимаю только одну компанию гостей, человек восемь, но им я посвящаю весь день полностью, и они действительно чувствуют себя как дома. Не нужен мне конвейер из клиентов — мне нужны радостные гости! Мне кажется, это касается не только кулинарной сферы, но и вообще любого труда. Есть ценности важнее денег. Если, не дай Бог, ты поставил богатство на первое место в твоей жизни, мне тебя жаль: ты опустошаешь свою душу.
— В кулинарии важен вкус. Что такое настоящий вкус, Антонио?
— Вкус к жизни, к радости, к умению благодарить. Вот, встаёшь ты утром: за окном — зима, воздух свежий, небо синее. Разве не повод для радости? Мне уже надоели вопросы, не скучаю ли я по тёплому и мягкому климату Италии: нет, не скучаю. Просто потому, что радость можно и нужно искать не в перемещении по глобусу, а в собственном сердце. Унылым я могу быть и в Милане, и в Риме или где-нибудь ещё, но радоваться самому, радовать других и благодарить Бога я могу и на Северном полюсе, и в старой доброй Вологде. Кроме того, у меня дети и внучка есть — как, спрашивается, я не могу быть счастлив?
Что такое настоящий вкус? Что это значит: по-настоящему вкусно? Думаете, я буду сравнивать разные национальные кухни и блюда? Нет, не буду. Вот в чём дело: за свою жизнь я, будучи неплохим, как говорят, шеф-поваром, убедился в том, что иногда (впрочем, довольно часто) обычный хлеб с солью оказывается вкуснее и полезнее, чем всевозможные кулинарные изыски с лобстерами, устрицами и прочими морскими гадами. Полезнее и, главное, добрее. Потому что с любовью, с радостью, часто с состраданием.
— Эти качества воспитываются.
— Конечно. Они должны воспитываться. Ребёнок, существо, наверное, самое эгоистичное, при правильном воспитании получает те качества, которые и делают его человеком. Со временем он начинает понимать, что невозможно сидеть в дорогущем ресторане и «наслаждаться жизнью», когда вокруг столько бедных, голодных людей, это будет ему претить. Он будет чувствовать страдания другого, будет пытаться помочь ему. И дело взрослого — стать таким мудрым педагогом, который приведёт маленького человека к такому простому, но вместе с тем и трудному выводу: ты можешь быть счастлив лишь тогда, когда жертвуешь чем-то для ближнего. В принципе, это и есть любовь, наверное: суметь отказаться от своих «хотелок», чтобы помочь другому. Поэтому я не упускаю случая, когда мы с младшими ходим, например, по магазинам, положить какую-нибудь сумму в ящик для пожертвований — это не хвастовство, а педагогика: младшие должны видеть добрые дела старших. Я считаю, что главным наследством, полученным от меня, для детей будут не деньги, а именно вот это стремление радоваться, помогая другим.
Мы живём в странном, а может быть, и в страшном мире: здесь важнее иметь кредит, а не деньги, мнение о тебе, а не твоё подлинное лицо. Какой-то призрачный мир, и призраки эти меня ничуть не радуют.
— Это касается западного мира или России тоже?
— России, к сожалению, тоже. Мы все страдаем от, я бы сказал, «ненастоящести». Скажите, где наши старые добрые семейные вечера за одним огромным столом, где родственные или дружеские посиделки, когда звучат шутки, льются слезы, играет настоящая музыка? Неужели вы думаете, что только в Италии люди предпочитают встречаться в ресторане или кафе, а затем возвращаются в свой бункер, приобретённый в ипотеку? То же самое мы видим и в России. Так что моя задача — это вернуть нас за старый добрый огромный стол на кухне. А уж какие блюда мы будем готовить, чтобы его накрыть как следует, — вопрос второстепенный: паста карбонара или блинчики, мульгикапсас, чевапчичи — да какая разница! Главное, чтобы, готовя эти блюда, мы становились ближе. Попробуйте, кстати, приготовить самые простые пельмени у себя на кухне, но только всей семьёй — чтобы дети раскатывали тесто, клали в него мясо, опускали в кипящую воду, верещали от радости, когда готовые пельмени всплывают во всём этом кипящем бульоне, — какой, скажите, ресторан заменит это? Я могу надавать тысячи рецептов итальянской или любой другой кухни, но без доброго общения друг с другом всё это не будет стоить ровным счетом ничего. «Встал — пошёл на работу — выполнил свою рабочую функцию — полчаса посидел в кафе с, может быть, имеющимися друзьями — ушёл спать» — это что, простите? Жизнь, что ли?! А доброе слово, строгое замечание от бабушки или дедушки, дружеский юмор, ирония — это всё где? Какой-то антимир, если можно так выразиться.
— Получается, вы пытаетесь каким-то образом вернуть русских за старый добрый русский стол.
— Русских, итальянцев — кого угодно. И не только за русский стол: за любой! Лишь бы люди почувствовали себя людьми, говорили по-людски друг с другом.
— Знаю, что вы ездите на Донбасс, помогаете жителям тех краев. Скажите, почему?
— Повторяю: я не могу устраивать пирушки по ресторанам, если вижу, что другие люди страдают, а моей стране (Россия — моя страна) нужна помощь. Поэтому лучше уж я съезжу на Донбасс, помогу чем смогу, проведу уроки кулинарии для поваров, чем буду греть пузо в отпуске где-нибудь на пляже. Всё же просто: можешь — помоги. Это и по-человечески, и по-божески будет.
— Вы ведь католик?
— Ну да.
— В Вологде нет католической церкви — в какую же вы ходите?
— В православную. Не вижу проблемы. Мы — христиане же, правда? Давайте относиться друг к другу по-христиански. Вот вам и рецепт, самый, кстати, хороший, от шеф-повара.
Читайте по теме:
Канадский хоккеист в России: «Как насчёт того, чтобы оставаться людьми?»