Чего коты, судя по всему, не понимают, так это людского поведения. Точнее, человеческого непостоянства. Взять тот же монастырь. Судя по рассказам монахинь, он был открыт в начале 90-х годов прошлого века, и жители посёлка, около которого обитель была построена, встретили монахинь в штыки. Мол, здесь до вас, церковников, был психо-неврологический интернат, а вы сюда приехали, работы многих из нас лишили, «мерседесы», «попы», «бездельники» и прочие безумные глаголы. Потом, правда, вынуждены были признать, что никакие монахини не бездельники, работают вовсю, скотный двор у монастыря на зависть многим, приглашают на работу на ферму и огороды на совсем не унизительные условия, ещё и деньги неплохие заработать можно. «Мерседесов» тоже нет, как ни ищи. Трактор есть, а «мерседеса» нет. Да и с интернатом не всё так просто. Во-первых, в лучших традициях нового времени он был «оптимизирован» тогдашним государством. Во-вторых, оказывается, сюда отправляли не только действительно больных людей, но и христиан, которые не угодили коммунистическому руководству. И здесь, в этом заведении, людей подвергали пыткам, карательной медицине: вводили препараты, из-за которых человек превращался, что называется, в «овощ». Многие монахини считают таких христиан мучениками. Вполне вероятно, так оно и есть: пожертвовать разумом ради Христа — разве не мученичество? Слышать после этого брезгливые обвинения в дармоедстве от жителей села странно. Картина, в сущности, знакомая: паломники приезжают в обитель из самых дальних концов страны, любят и знают её, а местные жители обходят монастырь стороной, предпочитая коротать время, например, на крыльце магазина или за электробудкой.
Ровно до тех пор, пока в эти края не пришла война. Как только раздались первые выстрелы и взрывы, монастырь наполнился ищущими спасения людьми. Слёзы, крики, молитвы. Жили в подвалах вместе с «дармоедами», заботились о раненых и лишённых крова односельчанах, молились, наверное, в первый раз по-настоящему в жизни. Кожей поняли, что монастырь, молитва, любовь и боль — всё это всерьёз. Покаялись.
Война ушла на запад. Обстрелы, взрывы прекратились. Так, далёкая канонада слышна время от времени, напоминая страшные месяцы в подвале. Разошлись по домам. И тут же послышалось старое: «попы на мерседесах», «тунеядцы», «лишили нас психушки», возобновились посиделки на крыльце магазина и за электробудкой — вот те и покаялись. «Психушка»-то, похоже, осталась. Но кто-то изменился, конечно: в обитель приходит с любовью, благодарностью.
Монастырские коты недоумевают: откуда такое непостоянство? Где, спрашивают, ваша людская логика? Вы, говорят, какие-то алогичные, товарищи люди. Бессловесные какие-то твари, уж простите за котовий славянский.
А монахини спокойно улыбаются. «Наше дело — молитва, — говорят. — Мы за всех молимся. Иначе нельзя». Коты забеспокоились: «За нас-то тоже, надеемся?» — «Обязательно! — улыбаются монахини. — Келейно!» — «А, тогда ладно. Вас, людей, не поймёшь. Как у вас война, так сразу плакать и молиться. Но как только мир, вы сами себе всякую пакость устраиваете. Берите пример с нас: вот мы всегда при монастыре».
Сложно быть человеком, похоже.
Читайте по теме:
Любят ли коты бутерброды с сыром?
Эра милосердия: как спасают обречённых животных в Одесской области