— 99 процентов всех моих жизненных бед, катастроф и печалей связано именно с алкоголем, чтоб его.
Здесь Пашка не одинок: об убийственном вреде пьянства знают многие. Но как бы там ни было, все наши встречи, походы, поездки, в которых он, к радости детей, принимает участие, всегда и принципиально проходят, слава Богу, без унижающего человеческое достоинство допинга. Это здорово: выберемся семьёй куда-нибудь в тайгу, разведём костерок, на звёзды смотрим: дети притихнут, а Пашка им всякие истории рассказывает — заслушаешься. Потом их спать прогоним в палатку и сами вовсю романтике придаёмся. Столб искр, потрескивание костра, дивный запах леса — что ещё надо, спрашивается, для счастья.
Мы не настаивали, да и зачем копаться в чужих шкафах со скелетами — Пашка однажды сам рассказал, почему он не имеет права пить.
— Давнее дело. Знаете, бывает такое, что какой-то твой поступок, какое-то даже слово из далёкого прошлого даёт о себе знать по сей день. Хороший если поступок — одно дело. Плохой — совсем другое. Так вот, однажды, в пору своей юности, когда я всерьёз стал относиться к Богу, по-неофитски неотступно ходил на каждую службу в храм и готов был уже считать себя подвижником (ну или хотя бы храмовым передвижником), являющим собой пример христианского смирения и кротости, я …осудил родителей. Они, понимаешь, пришли откуда-то из гостей, с какого-то праздника, и от них, видите ли, пахло вином. Во мне проснулся праведный гнев, наутро я воротил от них рожу, не желал разговаривать — в общем, всячески демонстрировал своё христианское неприятие нехристианского поведения. Оскорблённая моя невинность и чистота не могли молчать, ага. Где-то в глубине души я понимал, что поступаю мерзко — историю с Ноем и Хамом я помнил, но смиренно убеждал себя, мол, «это другое». Потом великодушно простил этих грешных родителей — так уж и быть, я же хороший. Весь пост был очень хорошим. До его окончания. А на Рождество пошёл в гости — так нажрался, что заблевал потом всю квартиру, подъезд и округу, балдой расколотил унитаз. Неплохо праздник встретил. Достойно, по-христиански. Меня домой под белы рученьки привели и попросили больше не участвовать в празднествах. Сколько потом подобных просьб было — ох. Доступная, в общем, педагогика: в чём осудишь — в том и побудешь. Хороший урок. На всю, считай, жизнь.
Другое же пашкино свойство иного характера. Не им приобретённое, а ему подаренное, утверждает приятель. Дело в том, что он, не меньше нашего любитель путешествий, походов и странствий, никогда и нигде не сталкивался с трудностями ночлега, куда бы ни приезжал — будь то в горах Эфиопии, на Ближнем или Дальнем Востоке или ещё где. Всегда находилось и находится место, где он спокойно может переночевать, всегда находятся добрые люди, предлагающие (добровольно, по его словам) пристанище, или же каким-то чудом появляется нужный транспорт, несмотря на забастовки французских железнодорожников, или ещё что-нибудь этакое. То есть парень действительно всегда и везде пристроен. Такое спокойное чудо бытового характера — к нашему восхищению и иногда зависти. Пашка также относит это свойство к давним временам неофитства.
— Как было дело: иду однажды со службы, спускаюсь по лестнице. Там мужик стоит с табличкой: «Помогите переночевать». А меня крёстная учила: если можешь помочь — не стесняйся. Пусть люди ухмыляются-смеются — ты помоги. Над Христом и Его святыми тоже смеялись. Вот и думаю: тот самый случай, когда можно проверить, как всё это дело работает. Подхожу к мужику, говорю, мол, пошли — могу тебя на ночь пустить. Привожу домой, говорю родителям, что дядьке помощь нужна, переночевать просится. Те остолбенели: гость в татуировках, причём не подростковых, а весьма серьёзных. За стол усадили, накормили, расспрашивать пытались, а он ни слова на русском сказать не может — только на «фене» или как в ментовских протоколах, вот! Но шконку выделили. Наутро, после завтрака, его и след простыл — не мог, наверное, в нашем филологическом чистилище находиться. В любом случае, переночевал. А я (за счёт родителей) повторил подвиг святого Сампсона Странноприимца — гордиться так-то нечем: сколько я им седых волос добавил своим странноприимством, боюсь и подумать. Но совесть подсказывает, что, несмотря на всю кажущуюся глупость, нерассудительность (откуда ей взяться-то, рассудительности?) поступил вроде как правильно. И практика доказывает: следствием этого наивного поступка, снисходительности и смелости родителей, разрешивших этому «сидельцу» переночевать, стало тотальное отсутствие любых трудностей с ночлегом в моих последующих многочисленных странствиях по свету. Случайности быть не может: здесь связь прямая. Однажды приезжаю во Францию — в Покровский монастырь ехал: общая забастовка железнодорожников. Всё: поезда не ходят. Ночь, минус пять и грустно в Париже. Денег — галльский кот всплакнул. Весёлые клошары на Лионском вокзале. Я с ног валюсь от усталости — просто нет сил идти. Смотрю — какой-то поезд стоит. Вваливаюсь в вагон — тепло и тихо. А поезд возьми и тронься. И едет, главное, в Бургундию, в нужную мне сторону. Билета, понятно, нет. Жду контролёров. В пути выясняется, что и контролёры бастуют, и правильно так-то делают — тут я всецело на их стороне. Через пару часов, выспавшийся, согревшийся и довольный жизнью, добрался до монастыря. Чудо? Сколько таких чудес было! Спасибо родителям за снисходительность, крёстной за наставления в те наивные неофитские годы — до сих пор сказывается. И, думаю, всю жизнь будет сказываться. Любое слово, любой поступок — хорошие или плохие — имеют свои последствия.
— Это ты, получается, «несвятой святой»? — выдала супруга. — И тебе алкаш непьющий (она с Пашкой не особо церемонится), и тебе странноприимец?..
— … за счёт добрых родителей, — продолжил Пашка. — Не, насчёт святого — это вряд ли. Так, полуправедник. Нечем похвастаться. Э, костёр тухнет!
Читайте по теме: