Любят ли коты бутерброды с сыром?

Лёд окончательно растаял, когда дети завели дуэтом песенку из «Весны на Заречной улице»: «Заче-ем, заче-ем на бе-елом свете есть безотве-етная любо-оофь?» — неслась над северными просторами их мелодичная печаль. Мы настаивали на трио, но старшая стояла чуть поодаль и хрюкала от хохота. Могла бы и спеть, между прочим: как-никак музыкальное образование имеет. Пришлось отдуваться младшим.

Льда особо и не было: просто каждый день по дороге в детский сад мы проходили через тихий дворик, где ровно в 7:30 на лавке появлялись улыбающаяся бабушка и суровый неразговорчивый дедушка в плащ-палатке. Всегда, каждое утро каждого дня года. Только они садились на лавку, к ним сбегалась урчащая орава котов — на завтрак. Дед опирался на палку, смолил папиросы и смотрел вдаль, а бабушка раскладывала принесённую из пенсионерской квартиры котовью трапезу: рыбу, курицу, кашу. Сразу после трапезы дед тяжело поднимался и в полном молчании обходил дом по периметру, а несколько преданных и благодарных котов следовали за ним. Молчаливый дед в плащ-палатке, опирающийся на палку, в компании благодарных котов — это надо видеть. Котовья орава не могла, конечно, не привлечь внимания детей, которые с радостным восторгом следили за их поведением, призывая не нарушать правила хорошего тона. С тех пор дорога в сад через этот тихий дворик стала именоваться в семье «Пройти через котов». Так мы и ходили — сначала просто знакомить младших дочь и сына с окружающим миром, а потом пришли к выводу, что окружающий мир состоит не только из хвостатых урчалок: пора бы и с людьми в диалог вступать научиться.

Как познакомиться, как начать разговаривать? «Добрым утром» не отделаешься. Хитроумная жена предложила «Заречную улицу», поскольку детям запала в душу добрая и тихая мелодия, и они ей веселили, не особо стесняясь, как пассажиров троллейбусов, так и прихожан нескольких храмов. Вот и спели. Так спели (голос есть и слух, слава Богу, прекрасный), что бабушка всплакнула, а суровый дед молча смерил нас светлым взором и выкинул папиросу в урну. Поправил плащ-палатку: «Хорошо поёте, ребята, спасибо. Доброе утро!» Вот так мы и начали здороваться.

Имён не знали, и это облегчило детям полёт фантазии: добрую бабушку они, начавшие постигать мир Нарнии, назвали «Люси Пэвэнсная» («Пэвэнси» — как-то непонятно, а так — хоть немножко, но на «Люси на пенсии» тянет), а сурового деда с добрым взглядом младший стал называть исключительно «Малиценерт». Никто и не обижался, потому что все наши недолгие разговоры в 7:30 касались обсуждения котовьих привычек, котовьих же здоровья и аппетита, а также фантазий, кто из них где живёт, где работает и какие книги читает — «Люси Пэвэнсная» помогала детям, предлагая свои варианты.

Однажды дети всерьёз задались вопросом: а любят ли коты какао и бутерброды с сыром? Бабушка обещала выяснить у них и наутро ответить.

На следующий день, сырой, холодный и промозглый, бабушки на лавке не было — был только Малиценерт и растерянные коты. Дети недоумённо поздоровались, но почувствовали, что расспросы сейчас неуместны, и мы печально побрели в садик. Следующие наши походы «через котов» не радовали: угрюмый одинокий дед, ссутулившийся на лавке, холодная морось, коричневые, траурные какие-то листья, ветер рывками — вот так мы немного начали чувствовать, что же это такое — старость. Машка с Саввой предложили было снова спеть свой хит, но — нет, не хотелось искусственно улыбаться. Тогда, в один из таких безрадостных дней, они, вдруг вырвавшись из рук, тихо подошли к печальному деду. Погладили по колену, выбившемуся из-под плащ-палатки, и сказали: «Ты не плачь, Малиценерт. Не плачь, ладно?» И вернулись, снова схватились за руки. Я оглянулся: дед смотрел нам вслед и всё-таки плакал.

…Когда дождь совмещается с мелким, поганеньким «минусом», окончательно облысевшими деревьями, брызгами из-под колёс и простудой, жизнь счастливой не кажется. Так что настроение в тот день у нас было ниже среднего. Машка по традиции предложила пройти «через котов». А, да какая разница — хоть расстроимся ещё раз, всё логично: давай, пройдем.

Дед напоминал статую Юстиниана Великого: сидел прямо, посох держал, как скипетр, и светился! Несмотря на плотно застёгнутую плащ-палатку. Рядом, покряхтывая, раскладывала по плошкам рыбу «Люси Пэвэнсная». Мы оторопели, потом дети бросились к бабушке: «Ты где была так долго? А любят твои коты какао?» Та улыбнулась: «А как же! Я у них спросила — очень даже любят. И бутерброды с сыром. Они мне это всё в больнице рассказали, пока я там лежала». Младшие наморщили лбы: «Тебе болеть нельзя. Ты не болей!» — «Постараюсь!» В сад дети шли маршем и вопили «Прощание славянки». Народ озирался на безответственного отца, позволяющего им шлёпать по холодным лужам. (Благо, в садике запасные сапоги стоят!)

С тех пор мы никакой непогоды не боимся. Когда видишь, как умеют любить друг друга люди — старики и дети, как они умеют даже одним каким-нибудь словом, даже в промозглую погоду, помогать друг другу, понимаешь: не в погоде дело. Бога можно разглядеть и сквозь мрачные тучи, похоже. Были бы глаза, способные разглядеть. У детей и стариков получается. Пойду плащ-палатку куплю, что ли.