Воскресный антидепрессант Любиной: Царственное зверьё

Времена нынче настолько информационно насыщенные, что хочется по примеру Ёжика из лучшего мультфильма «всех времён и народов» взять узелок и удалиться в туман — где нет интернета, телевидения и социальных сетей. Если же уйти нет возможности, то посильную помощь душевному равновесию оказывают собаки, котики, попугаи и прочая живность — как вживую, так и в виде рассказов, фильмов и всё тех же мультиков. Год назад, стремясь сохранить рассудок, спасалась именно так — помогло, берите на заметку. А пока предлагаю небольшую подборку историй о некоторых домашних питомцах, которые скрашивали жизнь российских монархов.

 

Пётр I: собачник, но с котами

Пётр, вероятно, с самого детства был окружён котами — тогда так было принято, к тому же котов любил его отец, царь Алексей Михайлович. Его (усатого питомца) даже увековечили в гравюре. Поэтому в практической пользе кошек Пётр Алексеевич убедился с самого детства. Став царём, он приказал «иметь при амбарах котов, для охраны таковых и мышей, и крыс устрашения».

Был у Петра и собственный кот — Василий, о происхождении которого до сих пор ведутся споры. То ли государь привёз хвостатого из Голландии, то ли взял у голландского купца в Вологде. Василий поселился во дворце незадолго до смерти царя-реформатора и пользовался неограниченной свободой.

А вообще-то Пётр I был заядлым собачником. Именно собаки безраздельно хозяйничали в доме. Две из них «дожили» до наших дней, прочно обосновавшись в витринах петербургского Зоологического музея: это данцигский булленбейцер Тиран и гладкошёрстный терьер Лизетта.

Булленбейцер — потомок ассирийских боевых собак и прародитель современных боксёров. Порода исчезла в XVIII веке, её вымирание связывают с сокращением лесов и исчезновением в Европе диких животных, для охоты на которых разводили этих собак.

Чем заслужил Тиран свою кличку, мы вряд ли уже узнаем. Возможно, пёс очень ретиво нёс службу, охраняя государя. Однако Тиран отличался не только этим: якобы собака хорошо знала вельмож в лицо, и Пётр мог её послать с запиской сослуживцам во время боевых действий.

Звучит, конечно, фантастично: для успешной доставки Тиран, очевидно, должен был знать вельмож не только в лицо, но и по именам. Иначе как псине догадаться, что именно вот эту записку нужно доставить не Ганнибалу, а именно Меньшикову? Либо Пётр должен был иметь при себе постоянный набор каких-то предметов, которые бы ассоциировались у Тирана с конкретными людьми. Разве так могло быт в реальности? Кто знает…

В мирной жизни царской любимицей была подаренная Меншиковым гладкошёрстный терьер Лизетта (по другой версии пёсика в 1698 году приобрёл в Лондоне в подарок супруге сам царь). К редкому тогда имени Лизетта Пётр Алексеевич ощущал странную слабость: дал его любимой дочери — будущей императрице России, двум кораблям, собачке и даже… боевому коню (причём пол животного пока не выяснен). По слухам, причиной такой страсти к имени стала некая прелестница-саксонка во время Великого посольства молодого царя.

По возвращению из Сената государь гладил собачку, приговаривая: мол, если бы все упрямцы были послушны, как Лизетта, «тогда не гладил бы я их дубиною».

Однажды Лизетта якобы даже спасла от кнута одного придворного, впавшего в монаршую немилость. Пётр был настолько на него разгневан, что запретил приближённым хоть что-то говорить в его защиту. Тогда Екатерина I положила за ошейник Лизетты челобитную от имени самой собачки. Пётр записку увидел, прочёл и засмеялся: «И ты, Лизетта, с челобитной ко мне подбегаешь. Поскольку это просьба первая от тебя, то я, пожалуй, её исполню».

 

А всего в коллекции Зоологического музея находятся семь животных, связанных с основателем Петербурга. Помимо собак, среди них есть тот самый конь Лизетта, зелёная черепаха, анаконда, голохвостый опоссум и чернополосый геррозавр. Это экспонаты, которые хранились в самой первой, основанной царём Кунсткамере. Для тех, кто, как и я, не в курсе, геррозавр — это не древний монстр, а всего лишь маленькая ящерка.

Анна Иоанновна: дикий стрелок

Если чем императрица и увлекалась, так это уродцами, карликами и карлицами. Животные же её привлекали лишь на охоте, да и то в качестве мишеней.

Это было не просто увлечение, а глубокая страсть. Императрица часто стреляла по летящим в небе воронам, уткам, била в цель в крытом манеже и в парках Петергофа. Участвовала она и в грандиозных охотах, когда загонщики, охватив гигантское пространство леса, постепенно (нередко неделями) сужали его и гнали лесных обитателей на поляну. Посредине неё стоял специальный высокий экипаж — «ягдт-ваген» — с вооружённой императрицей и её гостями. И когда обезумевшие от ужаса звери — зайцы, лисицы, олени, волки, медведи, лоси — выбегали на поляну, предусмотрительно огороженную стеной из корабельной парусины, начинался массовый отстрел.

Только за лето 1738 года Анна лично застрелила 1024 животных, в том числе 374 зайца и 608 уток. Сколько же всего зверей убила царица за 10 лет, даже трудно представить. Бррр.

 

Елизавета Петровна: кошатница

Детство и юность Елизавета провела в подмосковных Преображенском и Измайловском сёлах, где она не могла не быть окружена котами.

Дочь Петра полностью разделяла отцовские взгляды, включая его прагматичный подход к усатым-полосатым — безжалостным истребителям крыс и мышей. Когда Зимний дворец наводнили уничтожавшие имущество и пугавшие монарших обитателей грызуны, императрица издала 13 октября 1745 года специальный указ. Согласно нему надлежало:

«…Сыскав в Казани здешних пород кладеных самых лучших и больших тридцать котов, удобных к ловлению мышей, прислать в С.-Петербург ко двору Ея Императорскаго Величества… И ежели кто имеет у себя таковых кладеных котов, оных бы для скорейшаго отправления, объявили в губернскую канцелярию конечно от публикования в три дни, опасаясь за необъявление, кто оных имеет, а не объявит, штрафа по указам…»

 

Через три установленных дня подводы с кладеными (кастрированными) котами-крысоловами «и на них прогоны, и на корм сколько надлежит», в сопровождении специального человека отбыли в Петербург.

Трудились коты исправно, но иногда случались и издержки. В мае 1748 года уехавшая из Петербурга Елизавета получила тревожную депешу. В ней сообщалось, что один из котов остался запертым в её кабинете. Очевидно, он вскоре дал о себе знать, ибо в депеше просили «её Величество с кем-нибудь прислать скорее ключи, чтобы кот не издох». Ключи прислали, и всё завершилось ко всеобщему удовольствию.

Были ли собственные любимцы у Елизаветы, толком не известно, но в целом она любила очень больших и пушистых котов.

Пётр III: собачник

Цесаревич Пётр Фёдорович любил чёрных пуделей и держал их целую свору. Эта порода вошла в моду в XVII веке, достигла расцвета при дворе Людовика XVI, и с тех пор мода на пуделей не проходила.

Его супруга, будущая императрица Екатерина Великая вспоминала: «… Великий князь подарил мне маленького английского пуделя, какого я хотела иметь. У меня в комнате был истопник, Иван Ушаков, и ему поручили ходить за этим пуделем. Не знаю почему, но другие слуги вздумали звать моего пуделя Иван Ивановичем, по имени этого человека.

Пудель этот сам по себе был забавным животным; он ходил большею частью на задних лапках, словно человек, и был необычайно взбалмошный, так что я и мои женщины причёсывали и одевали его каждый день по-разному… он садился с нами за стол… и он очень чисто ел со своей тарелки; потом он поворачивал голову и тявкал, просил пить у того, кто стоял за его стулом; иногда он влезал на стол, чтобы взять то, что ему приходилось по вкусу… что смешило всю компанию. Так как он был мал, то он никого не беспокоил, и ему всё позволяли, потому что он не злоупотреблял свободой, которой пользовался, и был образцовой чистоты. Этот пудель забавлял нас в течение всей зимы».

 

Летом чета взяла пуделя с собой в Ораниенбаум, куда вместе с камергером Салтыковым приехала его супруга, которая вместе с придворными дамами целыми днями шила для пуделя чепцы и одеяния. Г-жа Салтыкова и пудель так привязались друг к другу, что Екатерина отдала пёсика жене камергера.

Сам же Пётр Фёдорович после свержения, находясь под арестом в Ропше, униженно просил у супруги-заговорщицы отпустить его в Голштинию и хотел иметь при себе любовницу Елизавету Воронцову, собаку, арапа Нарцисса и… скрипку.

Екатерина II Алексеевна: собачница

Животных София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская любила с детства: у её тётки-аббатисы жили 16 мопсов и изрядное количество попугаев. Другая тётя любила птиц и из жалости подбирала подранков.

В России в комнатах принцессы тоже всегда были животные. В 1749 году, когда двор пребывал в Москве, Екатерина Алексеевна описала один проведённый в гостях вечер: «Этот вечер был очень весёлый; танцевали до поздней ночи и, казалось, все были довольны; маленькая английская собачонка, принадлежавшая хозяйке дома, в продолжении этого вечера очень ко мне привязалась, а я к ней; на другой день утром Шувалова прислала мне свою собачку; это внимание с её стороны доставило мне тем более удовольствия, что я не привыкла его в ком бы то ни было по отношению ко мне» (Записки императрицы Екатерины Великой).

Став императрицей, Екатерина также постоянно держала при себе домашних питомцев. Особенно она любила левреток, которые появились у неё в 1770 году, когда английский врач Димсдейл преподнёс ей в подарок Сэра (Сира) Тома Андерсона (умер в 1784 году) и Дюшесу (умерла в 1782 году).

Английские левретки Екатерины II стали родоначальниками большого семейства. Том Андерсон прожил 16 лет и оставил множество потомков. Екатерина очень любила своих собак и отдавала щенков («молодых людей», как она их называла) в семьи Волконских, Нарышкиных, Орловых; два щенка были отправлены в Версаль.

Собакам разрешалось находиться в личных комнатах хозяйки, они спали в опочивальне государыни, в обитой розовым атласом корзинке. Для них шили мягкие подстилки из старых собольих шуб императрицы. Екатерина сама заказывала им ошейники. За подрастающим поколением наблюдал особо назначенный служащий. В Царском Селе, куда двор перебирался на лето, Екатерина каждое утро прогуливалась в сопровождении семейства Андерсон, резвившегося на лужайках.

Императрица много писала о своих собаках в письмах: «Я всегда любила зверей… животные гораздо умнее, чем мы думаем, и если было когда-то на свете существо, имевшее право на речь, то это, без сомнения, Том Андерсон. Общество ему приятно, особенно общество его собственной семьи. Из каждого поколения он выбирает самых умных и играет с ними. Он их воспитывает, прививает им свои нравы и привычки: в дурную погоду, когда всякая собака склонна спать, он сам не ест и мешает есть менее опытным. Если же, несмотря на его предостережения, они расстроят себе желудки, и он увидит, что у них началась рвота, то он ворчит и бранит их. Если он найдёт что-нибудь, что может их позабавить, то предупреждает их; если найдёт какую-нибудь траву, полезную для их здоровья, то ведёт их туда. Эти же явления я наблюдала сто раз собственными глазами».

Самая известная собачка императрицы Земира также происходила из этой семьи. Её назвали в честь героини популярной тогда оперы «Земира и Анзор». Не случайно именно эту левретку запечатлел художник В. Л. Боровиковский на картине «Екатерина II на прогулке в Царскосельском парке». Портрет был написан в 1794 году, спустя много лет после смерти Земиры, но всё же принято считать, что на нём изображена именно эта любимица императрицы.

 

Вслед за Петром I Екатерина следовала практике бальзамирования своих любимцев. Подчас это приводило к забавным недоразумениям. Посол Франции в России Сегюр описывал следующий курьёзный эпизод. Как-то раз к придворному банкиру Сутерланду явился петербургский обер-полицмейстер и «с прискорбием» сообщил, что «получил поручение от императрицы исполнить приказание её, строгость которого меня пугает; не знаю за какой поступок, за какое преступление вы подверглись гневу Её Величества». Перепуганный Сутерланд стал допытываться о причинах гнева Екатерины. «Императрица, — отвечал уныло полицмейстер, — приказала мне сделать из вас чучелу…» — «Чучелу?! Вскричал поражённый Сутерланд. — Да вы с ума сошли! И как же вы могли согласиться исполнить такое приказание. Не представив ей всю его жестокость и нелепость?»

К счастью, через третьих лиц удалось оперативно выяснить, что у Екатерины умерла собачка (ранее подаренная банкиром), носившая имя Сутерланд. Безутешная императрица потребовала от полицмейстера «сделать чучело из Сутерланда», что и было принято им к исполнению. Примечательно, что полицмейстер, готовый выполнить приказ, давал банкиру только «четверть часа сроку, чтоб привести в порядок его дела».

Но обычно своих любимых питомцев Екатерина приказывала хоронить в Екатерининском парке на берегу Большого озера.

О том, как императрица относилась к кошкам, до сих пор прийти к единому мнению не удалось. Скорее всего, она понимала их полезность и продолжила начинание Елизаветы Петровны, заселив то крыло дворца, где находился её Эрмитаж, котами. При Екатерине II коты получили официальный статус «охранников картинных галерей». Царица была к ним так же требовательна, как к остальным подданным: коты делились на дворовых и комнатных, получали зарплату и дополнительные пайки за хорошо проделанную работу. Самые же спокойные котики гуляли по жилым комнатам дворца.

Именно в правление Екатерины благодаря Светлейшему князю Потёмкину-Таврическому в Петербурге появились ангорские кошки, которых он завёз после одной из русско-турецких войн. В эти же времена появилась порода «русская голубая». Эти котики не только справлялись с крысами, но и отличались особым изяществом. Императрица даже дарила котов этой породы монархам из других стран.

Павел I: собачник

Павел Петрович до 42 лет прожил в Гатчинском дворце, вокруг которого простирался прекрасно ухоженный парк. В нём был «Зверинец», где содержалась большая псарня.

Царская фаворитка Нелидова вспоминала, что Павел «соглашался держать лишь маленьких собачек, которые никогда не затравят оленя. Всё удовольствие от охоты — заставить оленя бежать». Но собаки, жившие на псарне, «работали».

 

А у императора была «своя», личная собака — беспородный шпиц. По свидетельству М. М. Пыляева, «Павел всегда спал в белом полотняном камзоле с рукавами, в ногах его лежала любимая его собака «Шпицъ»; император особенно любил собак, не разбирая род, и иногда простая дворняжка была его фаворитом… В Павловске, во дворце, во время вечерних отдохновений императора на половине императрицы, простая дворная собака лежала всегда на шлейфе платья государыни. Павел очень любил этого пса, брал его на парады и в театр, где он сидел в партере на задних лапках и смотрел на игру актеров. В день смерти императора собака эта, никуда прежде не отлучавшаяся, вдруг пропала».

Окончание следует…