Андрей Анисимов: Если пишешь — пиши, а если хочешь трепаться, то это уже другая профессия

Долго метался между Москвой и Кохила

— Вы какой писатель — эстонский или российский?

— Не знаю. Я уже давно не платил взносы в Союз писателей в Москве. Если меня ещё держат, значит, российский. Когда меня туда принимали, был Советский Союз, были писательские дома творчества — можно было получить так называемую творческую командировку, какие-то суточные, сидеть в этом доме и что-то якобы писать. Теперь от Союза писателей мало проку, он ничего не даёт, кроме неприятностей.

— Понятно, что творческая лаборатория писателя — он сам. Ему важно быть причастным к какому-то географическому пространству?

— Мне — нет. То есть не так: здесь моя речка, здесь моя лодка, здесь мои радости — мне важно быть к ним причастным. А что касается всего остального, я человек необщественный. Есть люди, в том числе писатели, которые всё это любят. Я считаю: то, что писатель написал, — вот это и читайте. Если пишешь — пиши, а если хочешь трепаться, то это уже другая профессия.

— Сколько лет вы живёте в Кохила?

— Дом я купил в 1980-м, в 81-м уже в нём жил, то есть, считайте, будет уже 42 года. Но какое-то время метался между Москвой и Кохила, долго игрался в театр, что-то писал, что-то ставил как режиссёр. В подмосковном муниципальном театре, который я держал, как Карабас-Барабас, актёров надо было кормить. Бить не надо было, а кормить — надо. Лет пять я туда-сюда двигался с этим театром, они же должны были что-то делать. Потом пристроил их в ГИТИС — театр был молодёжный, все отучились на музыкально-драматическом отделении, и тогда я освободился. После этого плотно засел в Кохила и начал общаться с московскими издательствами по интернету. Здесь меня печатали, но понятно, что на тиражи, которые выходят в Эстонии, не проживёшь. В Москве меня печатали большими тиражами, это кормило, поэтому я сидел в Кохила и писал туда. А потом снова пришлось ездить, потому что по моим романам начали снимать кино — это тоже было интересно. Поначалу. Но когда ты уже всё знаешь, становится понятно: суматохи много, а что дальше?

Когда пишешь для кино, всё-таки надо вариться в киношной команде и обязательно быть на коротком шнурке с режиссёром, иначе невозможно: кино — это режиссёр. У меня режиссёр был давнишний приятель, ещё с ташкентского времени — я когда-то жил в Ташкенте, уехал туда из Москвы, тоже в театр, познавать жизнь. Просидел там довольно долго, лет пять познавал. Когда всё стало ясно, уехал оттуда. Зато теперь понимаю, что такое восток. Он не то что сложный — своеобразный, перевёрнутый с точки зрения наших представлений мир. Там приходишь к человеку, собираешься с ним что-то делать, разговариваешь. Он начинает говорить о семье: как жена, как дети, как родственники? Всю эту общечеловеческую дребедень надо нести практически до конца визита, а перед самым концом сказать, зачем ты пришёл. А если сказал раньше, значит, ты идиот.

— То есть кино перестало вас интересовать?

— Но я же не киношник. Сценарий писать интересно, если понимаешь, что с ним сделает режиссёр. В принципе, думаю, в любом деле, где литература переходит в какое-то зрелище, всё равно один автор — он тянет мысль, форму, стиль. Если вы в паре — замечательно. А если нет, тоже, наверное, интересно, но кино — это фабрика, это огромное количество всяких ненужных забот. Актёры, каждый в своём театре, особенно если они востребованы, играют свой репертуар, заняты своими делами. Допустим, арендовали какой-то дом или особняк, неважно — актёров надо собрать впятером. Особняк оплачен, ждут съёмку. А пришли четверо, пятый напился, снимать без него нельзя. Такие вот моменты. Скучно, по большому счёту.

Копилка наполнена и работает

— Самый идиотский вопрос, который журналист может задать писателю: откуда вы берёте сюжеты? Но в вашем случае он даже закономерный. Когда человек живёт в густонаселённом социуме, вокруг него происходит много разного, — сюжеты буквально роятся. А когда вы сидите — просто живёте, находитесь в Кохила, где жизнь, скажем так, отнюдь не бурлит, откуда взяться сюжету?

— Во-первых, я очень бурно провёл большую часть жизни, то есть копилка была уже чем-то наполнена. Во-вторых, из Кохила я выезжал и выезжаю, только последние годы стараюсь не ездить.

Лет восемь назад мы с женой поехали в Карловы Вары. Для эстонцев, которые любят пить там воду, якобы лечебную, — скучное курортное место. Богатенькие российские люди купили там квартиры и создали своё русское псевдобуржуазное общество, которое не знает, чем себя занять в этой безумной тоске. Приехала приятельница, возила нас по большому количеству мест в округе, в Германию, в Судеты, они же рядом. Благодаря этим поездкам я попал в маленький городок, который раньше был урановым рудником. Когда кончилась чешская социалистическая власть, они закрыли добычу урана, и эти все городки стали умирать — дома разваливаются, пусто, сонно, настроение уходящей жизни. Я заглянул в этот рудник и подумал, не сразу, через некоторое время: а что, если там хранить больных людей, которые были погружены в сон и заморожены? Вокруг этого рудника начали крутиться какие-то мысли — и появился роман «Европейское танго».

 

Так очень часто бывает. Какие-то простые люди, которые попадались по жизни, не становились героями моих романов, но частично в них входили. Копилка работает.

Сейчас большей частью сижу в Кохила. Здесь тоже много интересных людей, есть о чём писать, но — глаза, трудно, если не видишь. У меня же художественное классическое образование — без зрения окружающее не воспринимаю. Сколько бы я написал, если бы всё видел… Даже сидя на речке, глядя на то, что вокруг происходит, зверушки какие-то бегают, рыси, птицы порхают. Но картинка плывёт, да и возраст. Поэтому сейчас у меня нет такого, чтобы дёрнуло писать что-то новое и большое.

Мой последний роман — «Вакцина от счастья». Большой исторический роман о Цзян Цзинго, сыне бывшего правителя Китая Чан Кайши. Неординарная личность, один из создателей «тайваньского экономического чуда», учился в Москве, значительное время жил в Советском Союзе под русской фамилией Елизаров. Мы писали с двумя соавторами, которые занимались документами: притащили из кремлёвского архива много любопытного материала, то, что раньше никто не знал, — всё это нужно было переварить. Этот роман очень тяжело мне дался, я от него устал, даже какой-то инфаркт заработал к финалу. Так что теперь нахожусь в состоянии отдыха.

На поле разочарования выросли циники и невежды

— Почтенных лет петербургская дама, которой я привезла ваши романы, очень меня благодарила: «Это — литература! Сейчас ведь абсолютно не умеют писать». Она права: стеллажи в книжных магазинах пестрят обложками, а читать нечего. Странное время.

— Это не только в литературе, но и в эстраде, в кино. Везде. В Советском Союзе гениям было трудно выскочить. Хорошо, вопрос гениев всегда был тяжёлый, в любой стране — здесь всё непросто. Но средний профессиональный уровень был достаточно высокий, потому все эти художественные советы состояли из людей образованных, понимающих в литературе, в данном виде искусства. Они не пропускали мусор: нельзя, это непрофессионально. С падением СССР в России профессиональное искусство кончилось: продвигаться стали все кому не лень, пошла пошлятина, пошёл юмор ниже пояса. Всё, что раньше казалось моветоном, в хорошем смысле, теперь считается продажным: ну, раз продаётся — давайте напечатаем, давайте покажем.

— Загадка на самом деле.

— У меня такое ощущение, что ХХ век покончил со всякими идеологиями, поэтому все, кто вырос на этом поле разочарования, конечно, циники и, по большому счёту, невежды. Одного молодого человека я еле-еле уговорил выяснить, что была Финская война, — он не знал. Когда мы учились, такой белой пустоты всё-таки не было. Настоящих учителей было мало, три-четыре, остальные так себе, просто работали. Но эти три-четыре действительно что-то нам открывали. Я ещё застал если не дореволюционных, то детей недостреленных в революцию — академию, так сказать, науки и культуры, с ними было интересно, они многое мне дали. Теперь другие времена. Но надо понимать, на какой почве выросло это поколение: фашизм оказался страшной мерзостью и ужасом, так называемый коммунизм — не меньшей гадостью и ужасом, социализм — спорный, демократия — это ужасно, но лучше ничего не придумали. Вот в том, что ужасно, но лучше ничего не придумали, они и живут.

Остросюжетная история с элементами иронического детектива

«Европейское танго»

Главный герой, русский житель Эстонии, заболев неизлечимой болезнью, был погружён в сон и заморожен. Через пятьдесят лет, когда такие заболевания уже научились лечить, его вернули к нормальной жизни. Но постаревшая Европа стала к этому времени новой реальностью: люди давно путешествуют виртуально, энергия поступает из глобальной системы, которая базируется на Луне, а денежная единица «хуань» стала мировой валютой, заменив евро и доллар. Сюжет развивается на фоне весьма необычной любовной истории русскоязычного жителя Эстонии и девушки из Евросоюза.

 

— Ваш роман «Европейское танго», недавно вышедший в издательстве Aleksandra, представили в творческом центра «Котёл культуры» в Таллинне. Это детектив или фантастика?

— Я бы сказал, что это остросюжетная история с элементами иронического детектива. Я просто попытался себе представить, как будут развиваться события в Европе и России. Это не первая проба пера в этом жанре. Когда стало ясно, что Горбачёв не удержит социалистическое государство, и оно всё развалится, у меня в Москве вышла повесть «Чернуха» (Чернуха — фамилия героя) — о том, как будет развиваться в России капитализм. Впоследствии оказалось, что в этой повести очень много попаданий. Но это же было понятно: стоит перестать держать социалистическое государство какой-то волей — и это здание рухнет, тем более у русского народа. Китайцы сильнее, они знают, как надо держать, и сделали свою экономику капиталистической. В России Косыгин пытался что-то сделать, но вокруг него были люди, которые боялись — понимали, что потеряют свои стулья, если начнут действовать. Китайцы не испугались потерять свои стулья, но у них был Дэн Сяопин — он гений. Сделать за 30 лет сверхдержаву из очень отстающей страны, в которой отстреливали воробьёв, мог только настоящий гений. А вот в России гения в этот период не попалось. Но при Дэн Сяопине были и события на площади Тяньаньмэнь — он считал, что порядок надо держать. Наш Горбачёв тоже хотел перестроить страну. Он человек, в общем-то, недалёкий и ходил вместе с Андроповым, который ему объяснил: для того, чтобы осуществить перестройку, надо сначала железной рукой навести порядок в стране. Андропов пытался это сделать, плохо ли, хорошо ли, но пытался начать с палки. В России надо начинать с палки, а розы потом распустятся. Не будет палки — не будет роз. Дальнейшее мы знаем: имеем то, что имеем.

— В романе «Европейское танго» вы рисуете наше европейское будущее. Думаете, так и случится?

— Уверен. Я же не просто выдумываю — я немножко слежу за тем, что происходит, куда мы движемся. Но это всё вторично, всё-таки главное в романе — взаимоотношения людей.

Читайте по теме:

Писатель Дмитрий Миропольский: Связь с Эстонией в моей жизни и моих произведениях огромна

Писательница Ольга Погодина-Кузмина: Роман о Силламяэ хочется вывести на большой экран

Как жили и живут эстонцы в Беларуси — ответы даст книга