Игорь Круглов: Как Александра Куприна в таллиннском ресторане не накормили

В журнале воспоминания о Куприне сопровождались фотографиями самого Александра Ивановича и семьи Льва Николаевича Толстого в Ясной Поляне. Вкратце они таковы. Мемуарист — завсегдатай Русского клуба — спешил закончить ужин в клубном ресторане, чтобы вовремя попасть домой, так как движение по улицам было разрешено лишь до 23 часов. Вдруг он услыхал какой-то шум. Выйдя в прихожую, увидел небольшого роста человека в солдатской форме. Незнакомец, обращаясь к нему, возмутился:

— Совершенно непонятно! Я русский и голоден. Пришёл в Русский клуб поужинать, а меня не хотят впустить!

— Это лишь потому, что сейчас уже четверть одиннадцатого, и вы не успеете до закрытия закончить трапезу.

— Простите, а вы кто? — спросил «солдат».

Мемуарист назвался. Гость сделал такое лицо, будто силился припомнить его фамилию, но в голову ничего не приходило, и он пробормотал:

— Не слышал, а меня зовут Куприн.

— Александр Иванович? — обрадовался мемуарист.

Однако помочь был бессилен, потому посоветовал, чтобы Куприн приходил завтра, поскольку сегодня двери закрыты даже для него. Тут писатель от души расхохотался и ушёл.

— Какой же это Куприн был, — спросил привратник, — неужели тот самый?

— Да, тот самый.

— Как же он так теперь?

— Да с кем теперь не случается!

На следующий день они вновь встретились в клубе. Куприн вначале не узнал своего вчерашнего собеседника, а когда тот вторично представился, разговорились. Вспомнили о Леониде Андрееве.

— Теперь Андреев умер. Кто же ещё остался? Никого, — с грустью констатировал Куприн.

Разговор перешёл на творчество самого писателя.

— Что из моих работ вам больше всего понравилось? — поинтересовался Александр Иванович.

— Лучше скажу, что мне не понравилось!

— Конечно, прежде всего, «Яма»?

— Нет, если позволите, оставим «Яму» в стороне, но мне, например, захваленный «Поединок» нравится меньше, чем небольшие рассказы.

Куприн удивился:

— А что вам там не понравилось?

— В том-то дело и состоит, что я действительно не могу понять, что именно мне в нём не нравится!

Александр Иванович был настойчив:

— А что понравилось?

Собеседник назвал «Белую акацию», предположив, что это пародия на Горького, и «Гамбринус». Куприн снова посмеялся, похвалил его вкус и пообещал прислать ему свою книгу…

Прошло два года. Однажды в Русском клубе мемуариста отыскал незнакомый господин и спросил его адрес для Куприна, жившего в ту пору в Париже. Видимо, писатель намеревался выполнить своё обещание. Но была ли доставлена книга, неизвестно…

А. И. Куприн (род. 26 августа [07 сентября] 1870 года) был одним из самых читаемых авторов предреволюционной России, и посему неудивительно, что о нём слышал даже привратник таллиннского ресторана. Эстония стала первой страной, куда от кровавой смуты и Гражданской войны эмигрировал автор «Гранатового браслета» и многих других замечательных произведений. Как это получилось, Куприн поведал в письме художнику И. Е. Репину: «Меня застала волна наступления Северо-Западной армии в Гатчине, вместе с нею я откатился и до Ревеля. Теперь живу в Хельсинки…»

Правда, и в Ревеле (Таллинне), и в Хельсинки прожил он недолго. В первом городе — всего 12 дней, во втором — семь месяцев, после чего перебрался в Париж, где и оставался до самого своего возвращения в СССР в 1937 году. Пребыванию в Эстонии посвятил рассказ «Кража» и публицистические работы «Злоба», «Три года», «Ирония» и др. В них отмечено недоброжелательное отношение тогдашнего эстонского правительства к отступающей русской армии Н. Н. Юденича и беженцам, доходившее до прямого оскорбления офицеров.

Впрочем, сам Куприн тоже был далеко не подарок. Современники считали, что это связано с алкоголизмом — обильные возлияния он позволял себе многие годы. И сие неудивительно — ведь он имел репутацию ресторанного завсегдатая, водил дружбу с людьми самых разных сословий — цирковыми силачами, рыбаками, биндюжниками, авиаторами, авантюристами и многими другими. Из его знаменитых хмельных выходок можно вспомнить хотя бы телеграмму, посланную осенью 1904 года государю Николаю II из Балаклавы, где Куприн проводил время в застольях с местными рыболовами. Вот что в ней значилось: «Балаклава объявляет себя свободной республикой греческих рыбаков. Куприн».

Это был канун первой русской революции, и при другом правительстве результат подобного «финта» мог быть самым неприятным. Однако в ответ пришла лишь телеграмма: «Когда пьёшь, закусывать надо. Столыпин», и больше никаких последствий для «сепаратиста» не было.

После октября 1917-го он никаких хамских телеграмм большевикам не посылал. Наоборот, попытался сотрудничать с ними и с официальной прессой, был на приёме у Ленина в Кремле. Опубликовал статью, где оскорбил Дом Романовых, похвалив только великого князя Михаила Александровича. Но ВЧК прицепилась к этой похвале и арестовала литератора. Спасло его то, что одновременно в другой газете вышел его некролог на убитого большевика Володарского, после чего Куприна выпустили и больше претензий не предъявляли…

В эмиграции он провёл чуть больше 17 лет. Сильно поиздержался, потерял здоровье. К середине 1930-х находился практически в нищете, ничего уже не сочинял. Тогда его дочь Ксения решила заняться подготовкой отъезда отца и матери Елизаветы Морицовны Гейнрих в Советский Союз. (Сама Ксения, успешно выступавшая во Франции как актриса под именем Kissa Kouprine, переберётся в СССР в 1958-м.) Отъезд готовили в тайне, чтобы не было ажиотажа среди эмигрантов.

Летом 1936-го Сталин благосклонно отреагировал на предложение советского посла во Франции разрешить Куприну вернуться на родину. Видимо, ознакомился с выступлениями А. И. об эмиграции, такими, как «Эмиграция — дерьмо». Во МХАТе даже поставили спектакль по повести «Поединок». «С точки зрения политической возвращение его могло бы представлять для нас кое-какой интерес», — утверждал посол, и Политбюро ЦК ВКП(б) проголосовало за разрешение.

В Москву Куприн с супругой прибыли 31 мая 1937 года. Сохранились кинокадры встречи на Белорусском вокзале, где видно, что Александр Иванович, страдавший раком пищевода, уже очень немощен. Он спускается по вагонным ступенькам, поддерживаемый женой. Об этом событии раструбили все советские газеты. Впоследствии старый друг Куприна напишет, что мэтра привезли «измождённым, потерявшим память, бессильным и безвольным инвалидом».

Вначале репатриантов поселили в гостинице «Метрополь», а потом Политбюро дало указание предоставить жильё и организовать санаторное лечение. Центральное издательство Гослитиздат выпустило купринский двухтомник, за что был уплачен огромный гонорар — 45 тысяч рублей.

Одновременно от имени несчастного писателя публиковались заявления о том, что он осознал «свою тяжёлую вину перед народом, строящим новую счастливую жизнь» и собирается теперь работать «для чудесной советской молодёжи и пленительной советской детворы». В прессе за его подписью выходили чужие опусы, восхвалявшие советскую власть, такие как «Москва родная» и проч.

К его возвращению в СССР в русской эмиграции отнеслись по-разному. Кого-то оно вдохновило, кого-то, наоборот, возмутило или огорчило. Многие из тех, кто вдохновился и решил последовать его примеру, потом, попав в лагеря, наверняка горько пожалели о своём выборе. А те, кто не вернулся (Фёдор Шаляпин, Иван Бунин и др.), продолжали не доверять сталинскому режиму и правильно делали. Шаляпин заявил, что «пока в России ЭТИ, ноги моей там не будет!» (его прах перевезли родственники гораздо позже). А Бунин в разговоре с Константином Симоновым в конце 1940-х сказал, что не хочет, что бы его доставили «как Куприна»…

Скончался А. И Куприн от рака 25 августа 1938 года. Как бы то ни было, сбылась его мечта о благополучном возвращении и спокойной смерти на родине.

Читайте по теме:

Иван Бунин в Эстонии: встреча, воодушевившая интеллигенцию