Тартуский выпускник — хирург Николай Пирогов

Николай Пирогов — хирург и учёный-анатом, естествоиспытатель и педагог, профессор, создатель первого атласа топографической анатомии. Его заслуженно называют отцом русской хирургии и основоположником военно-полевой хирургии. Он дал чёткое понимание того, что хирург должен не только блестяще знать анатомию, но и знать её в отличие от анатомов с несколько с другой, «хирургической» точки зрения.

Огромное количество медицинских технологий, которые сейчас нам кажутся очевидными и плотно вошли в современную жизнь, стали возможными благодаря Пирогову. Поэтому в данном материале будет много медицинских «откровений», в связи с чем людей с тонкой душевной организацией и богатым воображением просим воздержаться от чтения.

Вклад в науку

Пирогов не просто изобретал и экспериментировал. Свои изобретения и новшества он апробировал в условиях военных действий. Так, в 1847 г. учёный уехал в действующую армию на Кавказ — он хотел в полевых условиях проверить разработанные им операционные методы.

На Кавказе Пирогов впервые применил перевязку бинтами, пропитанными крахмалом, — крахмальная перевязка оказалась удобнее и прочнее, чем применявшиеся раньше лубки.

В том же году Николай Иванович впервые в истории медицины провёл в полевых условиях операцию с открытым чуть ранее американским стоматологом и хирургом Уильямом Мортоном эфирным наркозом. Впоследствии Пироговым было выполнено около десяти тысяч таких операций.

Пирогову же принадлежит научное обоснование применения эфира в качестве наркозного средства: на животных и самом себе им проверялась дозировка, изучалось действие эфира на кровь и нервную систему (сейчас в это сложно поверить, но до середины XIX века операции делались вообще без наркоза — под крики пациентов).

Пирогов был главным хирургом осаждённого в 1854–1855 гг. англо-французскими войсками Севастополя. Оперируя раненых, он первым в истории русской медицины применил гипсовую повязку, дав начало сберегательной тактике лечения ранений конечностей и избавив многих солдат и офицеров от ампутации. Его опыт позволил ему отказаться от ранних ампутаций и «гоньбы за хирургическими пособиями на перевязочном пункте».

 

Важнейшей заслугой Пирогова стало внедрение в Севастополе триажа — метода сортировки раненых, впервые внедрённого в наполеоновской армии военным хирургом Домиником Ларреем. Пирогов впервые в России предложил распределять раненых по степени тяжести на пять категорий («пироговские ряды»), из которой в дальнейшем сформировалась система помощи и эвакуации раненых с фронта: «На войне главное — не медицина, а администрация». Эти пять категорий: 1) безнадёжные и смертельно раненые; 2) тяжело и опасно раненые, требующие безотлагательной помощи; 3) тяжёлые, способные пережить после оказания первичной помощи доставку в госпиталь; 4) подлежащие отправке в госпиталь и 5) легкораненые, которым помощь оказывается на месте (наложение лёгкой повязки или извлечение поверхностно сидящей пули).

Ему также удалось организовать работу военно-транспортных команд с лошадьми и удобными повозками, что позволяло довольно быстро доставлять раненых в госпиталь.

Помимо распределения раненых, Пирогов также типизировал функционал обслуживающего госпиталь персонала. Он тогда руководил обучением и работой сестёр милосердия из Крестовоздвиженской общины и распределил их на четыре группы: перевязочные, аптекарши, хозяйки, а также транспортные сёстры, которые сопровождали раненых до госпиталя. Это также стало нововведением, получившим широкое применение в дальнейшем.

 

Атлас Пирогова

Атлас разрезов — книга огромной научной ценности. Над его созданием учёный трудился около 10 лет.

История изучения строения человека с помощью распилов насчитывает несколько веков. Однако именно многолетний титанический труд Пирогова, изданный в Санкт-Петербурге в 1852–1859 гг. на латинском языке под заглавием «Anatome topographica sectionibus per corpus humanum congelatum triplici directione ductis illustrata» («Топографическая анатомия, иллюстрированная разрезами, проведёнными через замороженное тело человека в трёх направлениях»), стал незаменимым руководством для врачей-хирургов и основой всего последующего развития оперативной хирургии.

Пирогов хотел, чтобы для хирурга человеческое тело было как бы прозрачным, чтобы он мог мысленно представить расположение частей тела в разрезе. До него, чтобы узнать строение человеческого тела, анатомы вскрывали полости, разрушали соединительную ткань, удаляли клетчатку. Это искажало взаимное расположение органов.

Однажды, проезжая по Сенной площади зимой, Пирогов заглянул на базар, где увидел замороженные и распиленные поперёк свиные туши. Увиденное натолкнуло Николая Ивановича на идею… Он с помощью специальной пилы начал проводить распилы замороженных трупов с последующей зарисовкой срезов. Пилу он привёз со столярного завода, где ею распиливали брёвна на доски. Пила была огромной и занимала практически целую комнату. Как он сам писал в дальнейшем:

«…Положение многих органов (сердца, желудка, кишок) оказалось вовсе не таким, как оно представляется обыкновенно при вскрытиях, когда от давления воздуха и нарушения целости герметически закрытых полостей это положение изменяется до крайности».

Труп подвергался действию мороза около 2-3 дней, после чего становился твёрдым, как дерево. Соотношение органов и тканей оставалось в неизмененном виде. Пирогов распиливал тела на тонкие параллельные пластинки (сейчас с этим прекрасно справляется компьютерный томограф). Получались целые серии таких «пластинок». Сопоставляя эти «диски», можно получить точное и чёткое представление о строении тела. В комнате, где проводились распилы, было очень холодно. Работа длилась часами. Здесь же, в холодной комнате, замёрзшие «пластинки» накрывали расчерченным на квадраты стеклом и точно перерисовывали в натуральную величину на бумагу.

«Ледяная анатомия» Пирогова (так сам учёный назвал свой труд) легла в основу топографической анатомии и оперативной хирургии. Трупы замораживались в различных позах, в последующем отмечались изменение формы и соотношения органов. Изучались отклонения при различных заболеваниях. Всего в «ледяной анатомии» более 1000 рисунков!

На этом Пирогов не остановился, решив изучить отдельно взятые внутренние органы на замороженном трупе. Теперь распилов не проводилось. Тело замораживалось до каменистой плотности, затем при помощи долота, пилы и горячей воды обнажались и доставались внутренние органы из замёрзших слоев. С помощью этого метода было получено нормальное расположение сердца и органов брюшной полости. При исследовании распилов Пирогов обнаружил, что «за исключением полостей глотки, носа и ушного барабана, дыхательного и кишечного каналов, больше ни в какой части тела в нормальном состоянии никогда не встречается пустого пространства».

 

В конце XX века метод исследования замороженных трупов, предложенный Н. И. Пироговым, воплотился в Visible Human Project («Видимый человек») — проекте создания виртуальной анатомической модели человеческого тела, который осуществлялся силами Национальной медицинской библиотеки США и нескольких подрядчиков.

Visible Human Project — пример того, как многие иностранные проекты базируются на российских изобретениях, а заграничные коллеги просто «стесняются» об этом упоминать.

Вклад в русскую педагогику

Пирогов пытался реформировать сложившуюся систему общего образования.

Николай Иванович считал главной идею общечеловеческого воспитания полезного стране гражданина; отмечал необходимость общественной подготовки к жизни высоконравственного человека с широким нравственным кругозором: «Быть человеком — вот к чему должно вести воспитание»; воспитание и обучение должно быть на родном языке: «Презрение к родному языку позорит национальное чувство».

Он указывал, что основанием последующего профессионального образования должно быть широкое общее образование; предлагал привлечь к преподаванию в высшей школе крупных учёных, рекомендовал усилить беседы профессоров со студентами; боролся за общее светское образование; призывал уважать личность ребёнка; боролся за автономию высшей школы.

Учителя должны отбросить старые догматические способы преподавания и применять новые методы: надо будить мысль учащихся, прививать навыки самостоятельной работы, учитель должен привлечь внимание и интерес учащегося.

Осуждая применение розги как средства дисциплинарного воздействия, Пирогов допускал в исключительных случаях применение физических наказаний, но лишь по постановлению педагогического совета. Поднятый им вопрос плюс развернувшаяся вслед за этим на страницах печати дискуссия имели положительные последствия: «Уставом гимназий и прогимназий» 1864 г. телесные наказания были отменены.

Становление учёного

Николай Иванович Пирогов родился 13 (25) ноября 1810 г. в Москве в семье военного казначея, майора Ивана Ивановича Пирогова (1772–1826). Был тринадцатым ребёнком в семье. Мать — Елизавета Ивановна Новикова, принадлежала к старой московской купеческой семье.

Первоначальное образование получил дома. В 1822–1824 гг. учился в частном пансионе публициста, издателя, педагога, автора учебников и пособий В. С. Кряжева. К сожалению, мальчик был вынужден оставить пансион из-за ухудшившегося материального положения отца. Определяющую роль в решении Николая учиться медицине сыграл профессор медицины Е. О. Мухин, который бывал в семье Пироговых [русский врач, хирург, анатом, физиолог, пропагандист и организатор вакцинации в России; провёл первую в России противооспенную вакцинацию (1801), — прим. автора].

Этого человека Пирогов считал своим духовным отцом. Мухин заботился о Николае, помогал семье деньгами, даже предложил Пироговым сделать сына казённокоштным студентом [студенты, обучавшиеся и содержавшиеся полностью за счёт государственных средств, — прим. автора], но семья, несмотря на нужду, отказалась, сочтя это унизительным.

В 1823 г., в возрасте 14 лет, Пирогов поступил своекоштным студентом на медицинский факультет Императорского Московского университета (в прошении указал, что ему 16 лет, добавив себе два года). В этот период семья Пироговых крайне бедствовала, у Николая даже не было студенческого мундира. Чтобы скрыть это, он сидел на лекциях в шинели, страдая от жары.

В 1828 г. он окончил отделение врачебных (медицинских) наук университета со степенью лекаря и был зачислен в воспитанники Профессорского института, открытого при Императорском Дерптском университете для подготовки будущих профессоров российских университетов. Занимался под руководством профессора И. Ф. Мойера [происходил из голландской семьи, переселившейся в Россию; сын пастора в Ревеле (ныне Таллине); хирург, профессор, декан медицинского университета и ректор Императорского Дерптского университета, действительный статский советник — прим. автора].

В 1833 г., после защиты диссертации (тема: «Является ли перевязка брюшной аорты при аневризме паховой области легко выполнимым и безопасным вмешательством?») на степень доктора медицины, был направлен для учёбы в Берлинский университет вместе с группой из 11 своих товарищей по Профессорскому институту.

После возвращения в Россию (1836 г.) Пирогову было предложено выбрать университет, в котором он пожелал бы получить профессорскую кафедру. Николай Иванович выбрал Московский университет, но по дороге домой заболел и надолго задержался в Риге. Тем временем кафедра хирургии на Медицинском факультете Московского университета оказалась занята. Пирогов был избран (в возрасте двадцати шести лет) профессором кафедры теоретической и практической хирургии Императорского Дерптского университета, став первым (!) русским профессором на этой должности.

 

В 1841 г. Пирогов был приглашён в Петербург, где возглавил кафедру хирургии в Императорской Медико-хирургической академии. Одновременно руководил организованной им клиникой госпитальной хирургии. Поскольку в обязанности Пирогова входило обучение военных хирургов, он занялся изучением распространённых в те времена хирургических методов. Многие из них были им коренным образом переработаны. Кроме этого, Николай Иванович разработал ряд совершенно новых приёмов, благодаря чему ему удавалось чаще, чем другим хирургам, избегать ампутации конечностей. Один из таких приёмов до настоящего времени называется «операцией Пирогова».

В 1846 г. Пирогов был избран членом-корреспондентом Императорской Санкт-Петербургской академии наук (ИАН).

В том же году Пирогов уехал в действующую армию на Кавказ, чтобы проверить в полевых условиях разработанные им операционные методы.

Вернувшись в Петербург, Пирогов на приёме у Александра II рассказал императору о проблемах в войсках, а также об общей отсталости Русской императорской армии и её вооружения. Судя по тому, что после этой встречи Пирогова изменился, его переориентировали на сферу образования, императору «настроения» и выводы хирурга не понравились.

 

Однако, после посещения Болгарии в августе 1877 г., во время Русско-турецкой войны, Александр II вспомнил о Пирогове как о несравненном хирурге и лучшем организаторе медицинской службы на фронте. Пирогов согласился отправиться в Болгарию при условии, что ему будет предоставлена полная свобода действий.

Несмотря на свой пожилой возраст (ему исполнились уже 67 лет), Николай Иванович не просто уехал на фронт, где организовал лечение солдат, уход за ранеными и больными в военных больницах. Он объехал 11 русских военно-временных больниц, 10 дивизионных лазаретов и три аптечных склада, дислоцированных в двадцати двух населённых пунктах (Николай Марангозов. «Николай Пирогов». Архивная копия от 13 марта 2013 г.).

Последние дни

В начале 1881 г. Пирогов обратил внимание на боль и раздражение на слизистой твёрдого нёба. Н. В. Склифосовский установил наличие у Пирогова рака верхней челюсти. Учёный скончался 23 ноября 1881 г. в селе Вишня (ныне — часть Винницы).

По воспоминаниям его сына, перед началом агонии Н. И. Пирогова «началось лунное затмение, окончившееся сразу после развязки».

Пирогов менее чем за месяц до смерти сам поставил себе неутешительный диагноз. После его смерти в бумагах была обнаружена записка: «Ни Склефасофский (так написано в оригинале), Валь и Грубе, ни Бильрот не узнали у меня ulcus oris men. mus. cancrosum serpeginosum, иначе первые трое не советовали бы операции, а второй не признал бы болезнь за доброкачественную».

 

Тело учёного

Тело Пирогова было забальзамировано в присутствии двух врачей, двух фельдшеров и священника. Предварительно было получено разрешение от церковных властей: «Учтя заслуги Н. И. Пирогова как примерного христианина и всемирно известного учёного, разрешили не предавать тело земле, а оставить его нетленным, «дабы ученики и продолжатели благородных и богоугодных дел Н. И. Пирогова могли лицезреть его светлый облик» (Ю. Л. Шевченко, М. Н. Козовенко, «Музей Н. И. Пирогова»).

После бальзамирования учёный был погребён в усыпальнице в своей усадьбе Вишня.

Впоследствии тело подвергалось реставрации и неоднократному ребальзамированию.

В настоящее время гробница Пирогова официально именуется как «церковь-некрополь». Тело Пирогова находится несколько ниже уровня земли в крипте — цокольном этаже православного храма, в застеклённом саркофаге, к которому открыт доступ всем желающим отдать дань уважения памяти великого учёного.

 

Дерптский период

Данный раздел состоит из одной обширной цитаты из труда Малиса Юлия Германовича. Она позволяет понять, каким был дерптский (тартуский) период жизни будущего учёного, с какими великими людьми он общался и дружил. Но — что, пожалуй, гораздо важнее, — цитата даёт наглядное представление, как и чем жила учёная среда в ту эпоху.

«В Дерпте «профессорские студенты» нашли приготовленные уже для них заранее квартиры. Пирогов поселился… в довольно глухом месте, почти наискосок напротив дома профессора хирургии Мойера. Посещение дома профессора было для него самым отрадным.

Иоганн Христиан Мойер, или, как его по-русски звали, Иван Филиппович Мойер, занимавший тогда кафедру хирургии в Дерптском университете, был, по мнению самого Пирогова, замечательною и высокоталантливой личностью. Для характеристики его он прибегает к весьма меткому выражению: «талантливый ленивец». … Как профессор и хирург Мойер своим практическим умом и обширными знаниями принёс Пирогову большую пользу. Лекции Мойера отличались простотой, ясностью и пластичной наглядностью изложения. Как оператор он владел истинно хирургической ловкостью, не суетливою, не смешною и не грубою.

Ко времени прибытия в Дерпт Пирогова Мойер значительно уже поохладел к науке и более интересовался орловским имением своей покойной жены, нежели хирургией. Появление студентов профессорского института, посвятивших себя изучению хирургии, в особенности пылкое отношение к занятиям со стороны Пирогова, оживило Мойера.

Семья Мойера состояла из его тёщи и семилетней дочери Кати. Тёща Мойера, Екатерина Афанасьевна Протасова, урождённая Бунина, сестра поэта Жуковского, заинтересованная, вероятно, молодостью и неопытностью Пирогова, взяла его под своё покровительство. В доме Мойера Пирогов познакомился с Жуковским. Благодаря заступничеству Екатерины Афанасьевны ему счастливо обошлась история с надзирающим за студентами профессором В. М. Перевощиковым.

Дело в том, что Перевощиков считал своею обязанностью посещать студентов в разное время и внезапно. В один из таких визитов, когда он беседовал с сожителями Пирогова, последний, не заметив визитёра, прошёл прямо с улицы в свою комнату в шапке. Объяснив это неуважением к начальству, Перевощиков послал в конце семестра в Петербург донесение, весьма неблагоприятное для будущего профессора. Последствия могли быть удручающими, однако Мойеру удалось оправдать своего ученика.

Эта история ещё теснее сблизила Пирогова с семьей Мойера. Екатерина Афанасьевна пригласила молодого человека постоянно обедать у них, а перед переездом на квартиру в клинику он прожил в доме Мойера даже несколько месяцев.

В клинике Пирогов прожил четыре года до самого отъезда за границу в одной комнате с другим профессорским студентом, Ф. И. Иноземцевым. Резкая разница во всём складе характера, а также значительная разница лет исключали всякую возможность сближения между двумя молодыми людьми. Прожив столько лет вместе, они остались совершенно чуждыми друг другу. Впоследствии Иноземцев занял обещанную Пирогову кафедру хирургии в Московском университете.

Дерптская жизнь Пирогова сложилась очень скромно. Весь погрузившись в занятия анатомией и хирургией, молодой учёный немногие свободные часы проводил преимущественно у Мойеров.

Научный багаж, который привёз Пирогов из Москвы в Дерпт, был довольно легковесен. Но взамен того он привёз с собой страстное желание учиться и неодолимую жажду знания. Во время московского студенчества Пирогов занимался больше всего анатомией, интерес к которой в нём возбудил талантливый и глубоко образованный преподаватель её в Московском университете Лодер.

Приехав в Дерпт, Пирогов, никогда раньше не занимавшийся анатомией практически, не сделавший ни одной операции ни на живом, ни даже на трупе, не видевший вовсе операций на трупе, с жаром принялся прежде всего за препарирование и за операции на трупе. То обстоятельство, что Пирогова в первое время тянуло более к секционному, нежели к операционному столу, указывает на то, что он считал путь к кафедре хирургии лежащим через анатомический театр, а не через заднее крыльцо министерских квартир.

Не имея ни малейшего представления об экспериментальных научных занятиях, Пирогов с увлечением стал экспериментировать, стараясь решать вопросы клинической хирургии путём опытов над животными. Он желал, таким образом, прежде, нежели подвергнуть живого человека оперативному вмешательству, уяснить себе, как переносит подобное вмешательство организм животного. Он не смотрел на больного как на chair de bistouri [золотую жилу, — прим. автора], благодаря которому можно легко приобрести себе громкое имя. Такая постановка занятий указывала на глубоко научное направление 18-летнего юноши, на его стремление всесторонне и вполне освоиться с вопросом прежде, чем применять свои знания у постели больного.

В первое же полугодие Пирогов взял у прозектора анатомического института, доктора Вахтеля, privatissimum (частный курс). Вахтель прочёл одному только Пирогову вкратце весь курс описательной анатомии на свежих трупах и спиртовых препаратах. Ни один частный курс, слышанный им впоследствии в немецких и французских университетах, не принёс, по признанию самого Пирогова, столько пользы, сколько курс, прочитанный Вахтелем. Профессор же анатомии Цихориус, остроумный и даровитый человек, но большой поклонник Бахуса, ограничивался одним чтением лекций и нисколько не интересовался занятиями Пирогова.

Первое время занятиями молодых хирургов, Пирогова, Иноземцева и Даля, руководил Мойер и проводил с ними целые часы в анатомическом институте. Вскоре занятия Пирогова получили вполне самостоятельный характер. Их главным предметом была топографическая анатомия. Топографическая анатомия, иначе называемая хирургическою, или анатомия областей, рассматривает взаимное расположение органов в определённой, ограниченной части тела. Это была наука в то время новая, разрабатываемая преимущественно во Франции и Англии, в России же и даже в Германии её почти не знали. Пирогов положил её в основу своих занятий по хирургии, в особенности оперативной.

Результаты направления, принятого Пироговым при своих занятиях, не заставили себя долго ждать. Медицинский факультет предложил на медаль хирургическую тему о перевязке артерий. Пирогов решил писать на эту тему; препарировал, перевязывал артерии у собак и телят, занимался целыми днями. Представленная им на латинском языке работа в 50 писчих листов с рисунками с натуры, с собственных его препаратов, вышла очень солидною и была удостоена факультетом золотой медали. О работе этой заговорили и студенты, и профессора.

Продолжая заниматься исключительно анатомией и хирургией, Пирогов всё более и более специализировался, и познания его в топографической анатомии становились всё шире и глубже. Пирогов перестал даже посещать лекции по другим предметам; помимо того, что он интересовался известным циклом медицинских наук, одиночные занятия в анатомическом институте, клинике и дома отучили его от слушания лекций. На теоретических лекциях Пирогов терял нить, дремал и засыпал; ввиду этого молодой ученый считал посещение лекций непроизводительною для себя тратой времени, которое он, следовательно, «крал от занятий своим специальным предметом». Занятие другими предметами так тяготило Пирогова, что он дошёл до абсурдного решения не держать экзамена на доктора медицины. Когда он сообщил об этом Мойеру, последний убедил его отказаться от своего странного решения и уверил Пирогова, что экзаменаторы примут, наверное, во внимание его отличные занятия по анатомии и хирургии и отнесутся к нему снисходительно.

Полагаясь на уверения Мойера, Пирогов в 1831 г. приступил к сдаче докторского экзамена, несмотря на то, что почти не занимался прочими медицинскими науками. Желая из упрямства показать факультету, что он не сам идёт на экзамен, а его посылают насильно, Пирогов, по собственному признанию, отколол весьма неприличную штуку. В Дерпте тогда и долгое время спустя экзамен на степень производился на дому у декана. Докторант присылал на дом к декану обыкновенно чай, сахар, несколько бутылок вина, торт и шоколад для угощения собравшихся экзаменаторов. Пирогов ничего этого не сделал. Декан Ратке принуждён был подать экзаменаторам своё угощение. Жена Ратке, как Пирогову потом рассказывал педель [служитель университетской инспекции, — прим. автора], бранила его за это на чём свет стоит. Экзамен, однако, сошёл благополучно.

По окончании экзамена Пирогов на рождественские праздники поехал в Москву повидать свою старушку-мать и сестёр. В бытность свою студентом профессорского института он не оказывал материальной поддержки матери.

«Денег я не мог посылать, — говорит Пирогов в своих записках. — Собственно, по совести мог бы и должен бы был высылать. Квартира и отопление были казённые, стол готовый, платье в Дерпте было недорогое и прочное. Но тут явилась на сцену борьба благодарности и сыновнего долга с любознанием и любовью к науке. Почти всё жалованье я расходовал на покупку книг и опыты над животными, а книги, особенно французские, да ещё с атласами, стоили недёшево; покупка и содержание собак и телят сильно били по карману. Но если, по тогдашнему моему образу мыслей, я обязан был жертвовать всем для науки и знания, а потому и оставлять мою старушку и сестёр без материальной помощи, то зато ничего не стоившие мне письма были исполнены юношеского лиризма».

Для этой поездки потребовалась сравнительно значительная сумма, а Пирогов обыкновенно страдал отсутствием денег, никогда не мог свести концы с концами и иногда доходил до того, что от жалованья к концу месяца ничего не оставалось и он сидел без чаю и сахару, — в таком случае чай заменялся ромашкой, мятой или шалфеем. В данном случае наш учёный нашёлся. Взяв свои часы, «Илиаду» Гнедича, подарок тёщи Мойера, и ещё ненужные книги, русские и французские, и старый самоварчик, да ещё кое-что, он устроил лотерею. С вырученными от лотереи деньгами у него набралось более сотни рублей. Ввиду скромных ресурсов Пирогов нанял для этой поездки случайно подвернувшегося подводчика из Московской губернии, который порожним возвращался в Москву. Земляк-возница чуть не утопил счастливого докторанта в полыньях озера Пейпуса.

Впечатления, вынесенные Пироговым из поездки в Москву, не представлялись особенно лестными для культурного развития первопрестольной столицы тогдашнего времени.

По возвращении из Москвы он принялся за докторскую диссертацию, взяв темой для своей работы перевязку брюшной аорты — вопрос, заинтересовавший его как в хирургическом, так и в физиологическом отношениях. На человеке эта операция была тогда произведена только один раз знаменитым английским хирургом Астлеем Купером и окончилась смертью больного. Пирогов хотел экспериментальным путём решить вопрос относительно уместности этой операции, что ему отчасти и удалось.

30 ноября 1832 г. после защиты диссертации Пирогов был удостоен учёной степени доктора медицины.

Теперь предстояла поездка на два года за границу, а потом профессура в одном из русских университетов, может быть, в родном, в Московском, — мечтал Пирогов.

Эти несколько месяцев, протекшие от защиты диссертации до поездки за границу, Пирогов считает самым приятным временем в своей жизни. Семейство Мойеров, а с ним и молодой учёный, жило в деревне в 12 верстах от города. К Мойерам приехали погостить две барышни, и Пирогов, на время покинув анатомический театр, занялся домашним театром. Был поставлен «Недоросль», и наш серьёзный хирург обнаружил значительный комический талант, сыграв с большим успехом роль Митрофанушки.

В мае 1833 г. последовало решение министерства об отправке будущих профессоров за границу: медиков, юристов, филологов и историков — в Берлин, естественников — в Вену. Студенты профессорского института пробыли в Дерпте, таким образом, вместо двух лет — пять, ввиду революционных движений в Европе. Насколько при отправлении в Дерпт в профессорский институт Пирогов по своим познаниям в избранной им специальности представлял собою почти tabula rasa, настолько, отправляясь теперь в заграничную научную поездку, он был вполне подготовлен к дальнейшему самостоятельному научному труду. Серьёзные занятия в течение пятилетнего пребывания в Дерпте анатомией и хирургией сделали из Пирогова основательно знающего свой предмет специалиста».

 

---

Читайте по теме:

Карл Эрнст фон Бэр — «ботаник», ставший великим