В степях Монголии

Сейчас, когда границы закрыты, нет-нет да и начинаешь думать о тех странах, куда хочешь вернуться. Для меня одно из таких мест ― Монголия. Прекрасная и загадочная. Непередаваемые пейзажи, буддистские храмы, гостеприимные жители. Направления вместо дорог. Бездонное небо, благодаря которому Монголию называют «Страной голубого неба». Родина великого завоевателя Чингисхана, которому в 54 километрах к юго-востоку от монгольской столицы установлена крупнейшая в мире конная статуя. А ещё монгольская письменность ― почти наша русская кириллица, разве что дополненная буквами Ө и Ү.

 

Четвёртая по величине в мире пустыня Гоби находится на юге Монголии и заканчивается на севере Китая. Площадь Монголии – 1,6 миллиона кв. км, на которых проживает 3,2 миллиона человек. Столица Монголии ― Улан-Батор с 1,3 миллиона жителей. Город построен в 1639 году на месте буддистского монастыря. Климат в Монголии ярко выраженный континентальный, что означает тёплое лето и длинную, сухую и холодную зиму.

 

Монголия располагается в Восточной и Центральной Азии. Монгольская пословица гласит: у соседей по кочевью ― единая мысль. В этих словах скрыты тысячелетняя культура и философия кочевников: в бескрайней степи земля под ногами ― твердь, небо над головой ― даль, и только сосед твой за сопкой ― твой надежный друг и опора. Поэтому, не имея выхода к морю, Монголия тем не менее успешно выстраивает сотрудничество с теми двумя странами, что расположены по соседству: на востоке, западе и юге Монголия граничит с Китаем, а на севере ― с Россией. Лучшее тому подтверждение ― 100-летие со дня установления дипломатических отношений, которое в ноябре 2021 года будут отмечать Россия и Монголия.

 

Для меня Монголия ― страна беззаботного детства, здесь я пошла первый раз в первый класс. Здесь каждый день детства был насыщен событиями, приключениями, наблюдениями, техникой и мужественными людьми. В ту пору я была маленькой, но всё помню очень отчётливо. Как оказалось, счастливыми можно быть вне зависимости от обстоятельств.

Развёртывание

Мой папа ― бывший заместитель командира бронетанковой дивизии по вооружению. Если просто, то это пять полков, примерно пятьсот танков и БТР**и около 10 тысяч человек личного состава. Папа служил в самых отдалённых уголках тогда ещё Советского Союза и за его пределами. Семья в лице мамы и меня папу сопровождала в его странствиях и перемещениях. Поэтому в военной среде употребляется выражение «мы служили». Так вот, три года папа, мама и я служили в Монголии.

Мы жили в населённом пункте с трудновыговариваемым названием в 22 километрах от городка Чойр**, который, в свою очередь, расположен в 247 километрах от Улан-Батора. В быту место нашей дислокации называлось «22-й разъезд» ― по количеству километров до Чойра.

 

Папа приехал в Монголию за полгода до нас. До прибытия папиной дивизии техника размещалась на хранении в 200 километрах от нашего кусочка степи, в г. Мадалгоби, что в 240 километрах от Улан-Батора. Предполагалось, что вновь прибывшие обоснуются там же, в Мадалгоби. Но уже на месте выяснилось, что питьевой воды на всех не хватит. Одно дело ― полк, а другое ― дивизия. Так они выдвинулись в степь и остановились в двухстах километрах от места первоначальной дислокации. По папиным словам, но в моём вольном изложении, размещение части выглядело так: посреди степи военные остановились, вбили в землю колышек ― как отметку, обозначающую будущее расположение воинской части. И начали обустраиваться. Для сохранности техники на трансмиссию каждой бронемашины накинули брезент, который основательно загерметизировали. Что, правда, не помешало песку и пыли найти лазейки: когда через полгода брезент убрали, пыль и песок всё-таки проникли внутрь.

То время, пока расставляли и герметизировали технику, личный состав в полном составе, включая командиров, жил в палатках. Только после того, как люди закончили развёртывать дивизию, они занялись собственным благоустройством. На смену палаточному городку пришли длинные одноэтажные здания, с фасадами, покрытыми розовой штукатуркой ― бараки. Отличить один домик от другого можно было только по отдельным элементам, я поначалу часто путалась, забегая то в чужой дом, то в чужой подъезд. Потом один за другим появились пятиэтажные дома, универмаг, дом офицеров, школа и прочие элементы инфраструктуры. И всё посреди голой степи, ни одного деревца кругом.

 

С появлением капитальных строений парк техники переместился поближе к военному городку. Военные с помощью стереотрубы провели на песке ровную линию и выставили вдоль неё технику в виде «парков». Один парк ― прямоугольник 400 метров на 200 метров; 50 метров коридор ― и новый парк. Помимо техники ― топливо, аккумуляторные, КПП (контрольно-пропускной пункт). Я помню стройные ряды танков и БТР ― на парк выходили окна нашей квартиры в пятиэтажке.

Забегая вперёд, скажу, что, когда дивизию выводили из Монголии, и военные, и гражданские строения попросту бросали. Монголы ― кочевники, живущие в быстровозводимых юртах. А кочевникам наши дома ни к чему. Всё, что местные сумели отвинтить, отломать и утащить, они отвинтили, отломали и утащили. Папа долго переживал по этому поводу. Это и понятно, учитывая, сколько сил, здоровья и нервов было вложено в обустройство и техники, и личного состава. Записывая детские воспоминания, правда, наткнулась на запись, что постройки в Чойре подремонтировали и заселили местные жители. Дай-то Бог, что они пригодились. Но наш посёлок в 22 километрах, скорее всего, уже засыпало песком.

Быт командирской семьи

Когда папа и другой командирский состав переселились из палаток в деревянные времянки, к офицерам потянулись со всего Советского Союза семьи. Приехала и я с мамой.

В розовом одноэтажном доме наша семья прожила год, потом мы переехали в трёхкомнатную квартиру в новенькой, только что сданной пятиэтажке. Вода из-под крана была пригодна только для бытовых нужд, а питьевую воду привозили в цистернах. Когда к домам приезжали цистерны с водой, возле них тут же выстраивалась длинная очередь из женщин и мальчиков-подростков. Мужчины появлялись утром и вечером, так как днём выполняли воинский долг, пропадая в части. Вернее, служили офицеры 24 часа в сутки с редкими выходными, за исключением отпусков, которые длились по 45 дней. Тогда семьи уезжали домой, в СССР.

 

Служили сутками, потому что по ночам личный состав части частенько поднимали по тревоге. Для этих целей у офицеров наготове стоял тревожный чемоданчик. Это выражение плотно вошло в детскую жизнь, я даже два «антидепрессанта» назвала подобным образом. В выходные папа тоже пропадал в части, поэтому, пока я не пошла в школу, время я проводила либо с мамой, либо с такими же детьми.

Хотя воинская часть стояла посреди заграничной степи, ограничений по перемещению ни взрослых, ни детей не наблюдалось. Наш режим основывался на времени, когда следовало появиться дома для обеда или сна. Я либо слушалась, либо опасалась ремня. Ребёнком я была тихим и домашним, поэтому нарушения распорядка в моём случае заключались: 1) в опозданиях, что случалось часто; 2) в отвратительном аппетите. Мамино воспитание сводилось к стремлению переупрямить строптивое дитя, а папа, с его взрывным характером и фатальной занятостью, грозился портупеей. Но однажды, после очередного проступка, я предложила принести ремень сама. Принесла я, разумеется, широченную поясную часть. Родители раскусили детскую хитрость, посмеялись и забили на непопулярный способ воспитания.

 

Отсутствие у дитяти аппетита тоже вылилось в приключение и семейную легенду. Мама пыталась заставить ребёнка съедать то, что на тарелке, методом измора. Я сидела за столом до тех пор, пока не доедала всё, до последнего кусочка. Но однажды бесполезная трата времени мне порядком надоела, да и запихивать в себя еду я не собиралась. Поэтому я приноровилась избавляться от излишков пищи. Каюсь. В ряде случаев еду приходилось стряхивать с тарелки за кухонный гарнитур, который к стене плотно не примыкал по причине кривизны последней. Так продолжалось пару месяцев. Потом мама обнаружила, что мыши, которыми кишели дома, резко увеличились в размерах. Ей понадобилась ещё неделя на проведение розыскных мероприятий, чтобы выявить виновника. В момент задержания с поличным меня поставили в угол, где я провела пару часов, после чего тема с избыточным питанием раз и навсегда закрылась.

 

Степные пейзажи

К слову сказать, переживания родителей относительно соблюдения временных ограничений имели основания. Так как воинская часть не была огорожена, к нам в гости регулярно наведывалось местное население. Монголы приезжали на низкорослых смешных мохнатых лошадках, на удивление резвых и расторопных. Приезжали они по делам, но никто не мешал им, в случае чего, прихватить праздношатающегося по посёлку ребенка. К счастью, ничего подобного ни разу не произошло, но родители дружно переживали.

 

Другим поводом для переживания стала переменчивая монгольская погода. Ещё пять минут назад ты гуляешь под голубым небом и вдыхаешь относительно чистый воздух, и вдруг… Раз! Налетает песчаная буря такой силы, что нельзя увидеть пальцы вытянутой руки. Жёсткий колючий песок ощущается везде ― на зубах, в глазах, за воротником. Сила ветра при этом такая, что взрослые мужчины сгибаются при ходьбе. Я тогда себе уяснила, что, хотя у военных существуют летняя и зимняя формы одежды, в Монголии зимнее обмундирование в ходу 12 месяцев. Когда начинается песчаная буря, военные дружно нахлобучивали шинели и шапки-ушанки, завязывая наушники под подбородком.

 

А ещё я с подружками любила навещать папу днём. И родителю приятно, и мне нескучно, и на танки можно поглазеть. Ах, эти танки… Но для начала о посещении папы. Часть размещалась километрах в двух-трёх от посёлка, поэтому дети регулярно бродили туда-сюда по степи, когда игры во дворе заканчивались, а движухи хотелось. Как сейчас помню желтоватый плотный песок с покрывалом из маленьких белых вьюнков и шныряющих зелёных миниатюрных варанов. Нога за ногу в сторону воинской части, походить там в поисках папы, которому, как обычно, некогда, 5-10 минут пообщаться и идти назад. Разумеется, с отеческими напутствиями: «Татка, пулей домой, к матери, никуда не сворачивая!»

Встречи с представителями титульной нации

Монголы приезжали менять шкуры на офицерские часы, продукты и прочее. Каждая сторона говорила только на своём языке, но те и другие понимали друг друга без переводчика. Благодаря такому обмену, я детство и юность проходила в шубках и пальто с меховыми воротниками, вывезенными из Монголии.

 

Однажды монгол постучался к нам, когда мамы не было. Папа подошёл к процессу с размахом и выменял… шкуру снежного барса. Помню, что шкура была больше метра в длину — и это не считая длины хвоста. Пока папа гордился, а я в тихом восторге поглаживала пятнистый мех, пришла мама. На этом процесс тихого созерцания резко прервался. Ибо маме везде мерещились насекомые и вредители, поэтому папу поблагодарили, а шкуру у ребёнка отобрали. Мама кису постирала. Только места, чтобы натянуть мокрую шкуру, оказалось недостаточно. Так шкура царственного животного уменьшилась до размеров собаки средних размеров.

Танки

Мой дедушка тоже был танкистом. Поэтому танки я обожала с раннего детства. В возрасте четырёх лет папа впервые взял меня на полигон, нахлобучил на голову противотанковый шлем, спустил внутрь БМД (боевую машину десанта — Ред.) и дал нажать на красную кнопку, после чего вдалеке что-то бабахнуло. Оказалось, это я выстрелила.

 

По мере моего взросления, мама запретила папе брать меня в часть. Тогда мы с ним шли на хитрость. Я наряжалась, как девочка, а не пацанёнок, и шла гулять, якобы с подружкой. Сама заходила за угол дома и ждала, пока подъедет папа. Мы ехали в «парк» (место, где стоит техника, не путать с местом для прогулок). Перемещаться самостоятельно я не могла, так как на ножках были нарядные туфельки, а пыльно в степи везде. Папа или его водитель брали ребёнка под мышку и несли к ближайшему относительно сухому островку. Ставили и уходили по делам. Как сурикат, я минут десять стояла столбиком, глазела и вертелась на 360 градусов. После чего просила меня переставить либо вернувшегося папу, либо проходящего мимо офицера. И так раз за разом. Через пару часов новоиспечённого суриката тем же способом дислоцировали обратно в уазик и отвозили домой.

Воинское зверьё

Какая страна, такие и домашние питомцы. Одно время в воинской части жил гриф***. Маленький. Птенец. Малыша подобрала рота подвоза стройматериалов. Подобрала и привезла в часть. Один из прапорщиков взял птенца на довольствие и начал его кормить и растить. Несмотря на прирождённую свирепость, птенец оказался покладистым и добродушным. К мужику привязался и дурные наклонности не проявлял. Пару месяцев спустя все особи мужского пола начали им восприниматься как кормильцы, и, едва завидя человека в форме, птенец нёсся к нему со всех ног, регулируя скорость парусностью крыльев. Мужики веселились и подкармливали быстро подрастающую птаху. Так и радовал бы подросший гриф личный состав, если бы однажды не перепутал рядовой состав с командирским. А тот оказался не в курсе, что бегущее со всех ног лысое чудище метровой длины и с двухметровым размахом крыльев лишь ожидает кормёжку. В общем, птицу спровадили в степь — самостоятельно добывать себе пропитание.

 

Ещё в воинской части жил козлёнок в фуражке, который отдавал честь. Его тоже кормили, но однажды зачем-то нацепили на голову старую фуражку, проделав отверстия для рожек. Во время перемещения фуражка ладно сидела на голове козлёнка, но при приближении к человеку ему приходилось закидывать голову и становиться на задние копытца, чтобы видеть, кто идёт. Со стороны это выглядело так, словно козлёнок вытягивается по стойке смирно, словно солдатик. Весёлые прапорщики пошли чуть дальше и научили козлёнка в этот момент поднимать переднюю правую ножку. Вид со стороны ― козлёнок отдаёт честь. Козлёнок тоже однажды попался на глаза командирскому составу, но его спроваживать не стали.

У меня в течение суток жил зайка. Не кролик, а зайчонок, которого папин водитель подобрал в степи. Зайчонок был настолько мал, что из еды признавал только молочко. Мы с мамой поили малыша из пипетки, а чтобы заяц не попал в мышеловку, мама все их разрядила, для чего пришлось в каждую ткнуть двуручной пилой. Решив, что после молочка зайка стал домашней зверюшкой, я гордо понесла коробочку с малышом на вечернюю прогулку. Но, в отличие от грифа и козлёнка, зайка оказался зверем диким, выскочил из коробки и стремглав умчался за мусорные баки. Побег питомца я осознала на утро следующего дня, рыдая так, что соседки вежливо приходили поинтересоваться происходящим. Всхлипы стихли только после того, как охрипшая мама подобрала доводы, что зайка вернулся в семью и там ему лучше, чем в квартире.

 

Путешествие домой

Наш военный городок размещался в трёх километрах от 22-го разъезда. Не путать с железнодорожной станцией. Разъезд ― место на карте, где раза два в неделю останавливается поезд. Рядом с ним примостилось три или четыре домика, в которых жили монголы-стрелочники. Вдобавок железнодорожные рельсы размещались на двухметровой насыпи. На нашем разъезде состав стоял три-пять минут. Чего крайне недостаточно, чтобы загрузить как минимум десять семей с жёнами, детьми и чемоданами. Поэтому военные стратеги разработали и довели до совершенства операцию по загрузке этих самых семей.

 

Офицер на машине отправлялся в Сайншанд, где у поезда была конечная станция. Поднимался в вагон, ждал отправления. Его задачей было пробежаться вдоль состава и специальным ключом отпереть двери вагонов. Тем временем УАЗы с жёнами, детьми и чемоданами стройной колонной выдвигались к нашему, 22-му разъезду. Помимо водителя, в каждой машине сидел офицер, отвечающий за загрузку в поезд своих пассажиров. Там колонна рассредотачивалась вдоль состава таким образом, чтобы после остановки состава напротив каждой двери стояло по одному УАЗу. Офицер пулей влетал в отпертую предусмотрительно дверь, водитель снизу передавал ему женщин, детей и чемоданы. На третьей минуте часть офицеров покидала поезд, часто выпрыгивая на ходу, а остальные вместе с женщинами, детьми и чемоданами спешили разместиться по купе и запереться. Это ещё одна особенность монгольских поездов ― билеты продавались на поезд, без места. Торопёжка была мерой вынужденной: через полчаса поезд останавливался на станции, где в вагоны врывалась толпа монголов. А соседство с ними на протяжении четырёх суток пути было невыносимым хотя бы по той причине, что в степи наблюдался фатальный дефицит воды, в связи с чем мылись кочевники крайне редко и нерегулярно. Где-то по пути поезд стоял часов пять, когда происходила перестановка вагонов с одной колеи на другую. А потом мы долго ехали, и это уже было скучно и утомительно.

 

Вот так однажды наша семья покинула эту дикую, первозданную и сказочную страну. Удивительным образом, но именно в Монголию я хочу вновь попасть. Верю, что попаду. Как никак, ближний к России сосед. А известно, что ближний сосед лучше дальней родни.

[*Чойр ― город в Монголии. Расположен в 247 километрах на юго-восток от Улан-Батора, на половине пути от Улан-Батора к Сайншанду. От Улан-Батора до Чойра ведёт хорошая асфальтовая дорога. Чойр находится на северной границе полупустыни и степи. На 2010 года население оценивалось в 11 тысяч человек.

**БТР (бронетранспортёр) — бронированная транспортно-боевая машина (транспортёр) для транспортировки личного состава (стрелков и тому подобных) мотострелковых (мотопехотных, десантных и так далее) подразделений и их материальных средств к месту выполнения боевой задачи и эвакуации раненых и поражённых с поля боя.

Гриф ― хищная птица непривлекательного вида. У грифа длинная, совершенно голая шея, огромный крючкообразный клюв и большой зоб. Крылья у грифа большие и широкие, закруглённые по краям, хвост жёсткий, ступенчатый, а ноги крепкие, но со слабыми пальцами, снабжёнными короткими, тупыми когтями. Грифы достаточно проворные и подвижные птицы. Они легко и быстро ходят, хорошо летают. Полёт у грифа медленный, но птица может подняться на большую высоту. Также у грифов очень хорошее зрение, которые позволяет им издалека находить добычу. Грифы достаточно робкие, неосмотрительные и крайне вспыльчивые и раздражительные птицы. Они известны как одни из самых свирепых хищных птиц. Длина тела зависит от вида, но в среднем достигает 100-110 см, размах крыльев составляет около 270 см ― прим.автора].