«Красный сфинкс»

«Признак взросления — когда в «Трёх мушкетерах» начинаешь болеть за Ришелье — государственника, которому мотали нервы четыре алкоголика, три проститутки и инфантил в короне», — гласит едкий народный юмор. Это наблюдение да персонаж из обожаемого с детства фильма Георгия Юнгвальд-Хилькевича «Д’Артаньян и три мушкетёра» — вот, пожалуй, и всё, что мы знаем о кардинале Ришелье.

Но не будем же мы судить об исторической правде по фильму, где 18-летнего новобранца играет 30-летний актёр, изначально планировавшийся на роль «взрослого» Рошфора, а экранные король с королевой на 20 лет старше своих прототипов. «Киношный» кардинал, наоборот, на 15 лет моложе кардинала «настоящего» и изображён исключительно как жестокий, хитрый и беспринципный политик, презирающий короля, строящий козни из-за несчастной любви к королеве Анне Австрийской и на дух не переносящий лихих спасителей белошвеек — мушкетёров.

Сам Александр Дюма, изобразив в «Трёх мушкетёрах» (1844) кардинала Ришелье как первостатейного злодея, в дальнейшем «исправляется»: в романе «Двадцать лет спустя» (1845) повзрослевшие мушкетёры признают свою предвзятость и с ностальгией вспоминают «великого кардинала». В романе «Красный сфинкс» (1866) Дюма вообще пересматривает и расширяет образ министра, показывая его сердечным, чувствительным и умеющим сочувствовать героем.

Кстати, на самом деле он не «Ришелье», а «Ришельё». В XIX веке, когда употреблять «ё» стало на письме не принято, фамилия кардинала претерпела изменения. Мы же в дальнейшем будем называть нашего героя, как и полагается, по-французски.

 

Человек в красном

Арман Жан дю Плесси, кардинал де Ришельё (1585‒1642) — фигура легендарная. Он одним из первых начал проводить информационные кампании против своих политических противников, работал над собственным имиджем и не собирался исповедоваться перед потомками. Из-за этого мы знаем о нём невероятно много (есть переписка, масса бумаг, множество портретов) и одновременно чрезвычайно мало.

Как ни парадоксально, но многое узнать о кардинале и его методах управления Францией можно как раз из романа Дюма — разве что оценивать в нём написанное надо под иным углом.

В романе кардинал незримо присутствует рядом с героями уже с первых страниц («Только ни в коем случае не говорите кардиналу то, что я вам сказал!» — король Франции Людовик XIII), но сталкиваемся мы с ним воочию, лишь когда интрига полностью закручена. При этом персонажи романа при личной встрече не могут его опознать. Господина Бонасье арестовывают гвардейцы кардинала, и он попадает на допрос к неизвестному господину:

«У камина стоял человек среднего роста. Гордый, надменный, с пронзительным взглядом и широким лбом. Худощавое лицо ещё больше удлиняла остроконечная бородка, над которой закручивались усы. Этому человеку было едва ли более 36–37 лет [реальному Ришельё на тот момент был 41 год, — прим. автора], но в волосах и в бородке уже мелькала седина. Хотя при нём не было шпаги, всё же он походил на военного, а лёгкая пыль на его сапогах указывала, что он в этот день ездил верхом.

Человек этот был Арман-Жан дю Плесси, кардинал де Ришельё, не такой, каким принято у нас изображать его, то есть не согбенный старец, страдающий от тяжкой болезни, расслабленный, с угасшим голосом, погружённый в глубокое кресло, словно в преждевременную могилу, живущий только силой своего ума и поддерживающий борьбу с Европой одним напряжением мысли, а такой, каким он действительно был в те годы: ловкий и любезный кавалер, уже и тогда слабый телом, но поддерживаемый неукротимой силой духа, сделавшего из него одного из самых замечательных людей своего времени. Оказав поддержку герцогу Невэрскому в его мантуанских владениях… он готовился изгнать англичан с острова Рэ и приступить к осаде Ла-Рошели.

Ничто, таким образом, на первый взгляд не изобличало в нём кардинала, и человеку, не знавшему его в лицо, невозможно было догадаться, кто стоит перед ним».

Бонасье всё ещё не понимает, с кем говорит и пытается подстроиться под задаваемые ему вопросы, пока наконец один из гвардейцев не обращается к его таинственному визави «Ваше Высопреосвященство!». Тогда галантерейщик практически падает в обморок, поняв, что находится в одной комнате с самым влиятельным человеком Франции.

Не узнаёт кардинала и д’Артаньян. Когда его вызывают в кабинет Ришельё, то он видит человека, который сидит за столом и что-то пишет: «Это, наверное, либо секретарь, либо поэт». И только когда Ришельё поднимает голову, так что видно лицо, гасконец понимает, что перед ним кардинал.

Неузнаваемость Ришельё создавало ощущение у окружающих, что кардинал в любой момент времени сам (или в лице своих соглядатаев) может оказаться где угодно. Это, собственно, соответствовало действительности — на службе Ришельё состояла разветвлённая шпионская сеть, действующая не только во Франции, но и далеко за её пределами.

Дюма же, не «одевая» кардинала в привычную алую или пурпурную мантию, демонстрирует оригинальный литературный ход, чрезвычайно значимый для описания Франции XVII века.

Тогда решалось, насколько духовные власти Франции должны быть подчинены папе римскому, а не королю. В Англии британский король уже стал главой церкви, некоторое движение в эту сторону наблюдалось и во Франции, которая не то чтобы была готова освободиться от влияния ватиканского престола, но хотела добиться большей от него независимости. И эта борьба длилась достаточно долго. Кардинал же, будучи человеком искренне верующим и преданным церкви, тоже был сторонником примата государства над церковью, но в ослабленной форме.

У Дюма Ришельё почти всё время находится в движении. Он едет, пробирается, крадётся… На страницах романа мы видим активного, бодрого и чрезвычайно подвижного политика. Собственно, таким он и был в реальности. Например, во время осады Ла-Рошели войсками командовал именно Ришельё.

 

Передача столь важных полномочий от короля министру в те времена — настоящий нонсенс. Как лицо духовное Ришельё не мог лично участвовать в сражении и убивать людей. Но принятие стратегических решений его духовному сану не противоречило, хотя на это и требовалось разрешение от Ватикана. В случае с Ла-Рошелью кардиналу пришлось возглавить войска ещё и потому, что крепость занимали гугеноты — французы, исповедующие протестантизм. Король не хотел выглядеть так, будто он притесняет своих подданных, а вот со стороны католического кардинала осада крепости выглядела вполне уместно.

И, кстати, кардинальскую мантию во время осады Ришельё не носил: есть воспоминание современника о том, как первый министр гарцует на коне перед войсками в «наряде цвета опавших листьев с небольшой золотой вышивкой», со шпагой на боку и двумя пистолетами, притороченными к седлу.

При этом кардинал не был сторонником исключительно военного урегулирования проблемы. Оставаясь искренним католиком, Ришельё чётко различал гугенотов «политических», то есть тех, кто выступал за существование независимой от центра политической партии, и «религиозных», которых он стремился переубедить с помощью уговоров. Если уговорить не получалось, то он отправлял несговорчивых на окраины страны. Благодаря такой политике к 1630 году проблема религиозной напряжённости во Франции была снята.

Тем не менее в историю Ришельё вошёл исключительно с кровавой репутацией, так как во время его министерства был казнён ряд знатных и влиятельных вельмож: одни — за участие в заговорах (Шале, Сен-Мар), другие — за убийство во время дуэли (граф де Бутвиль). Поддерживали мнимую кровожадность и в литературных кругах. Например, в драме Гюго «Марион Делорм» героиня умоляет кардинала о помиловании приговорённого к казни возлюбленного, но в ответ слышит: «Помилования не будет!».

Будучи «принцем Церкви», Ришельё попросту не имел права подписывать подобные указы. Все казни, как и помилования, находились — как сейчас сказали бы — в юрисдикции Людовика XIII, который обычно настаивал на исполнении приговора. Сам кардинал, по-видимому, предпочитал отправлять своих противников в Бастилию или в изгнание.

При этом Ришельё действительно был хитрым интриганом и изворотливым политиком. В той системе управления государством, которая существовала во Франции в первой половине XVII века, интриги были способом добиться нужного результата с наименьшими потерями, поскольку альтернативой им было прямое насилие. Даже при поддержке Людовика Ришельё приходилось лавировать между аристократическими кланами, в особенности между фракциями, связанными с членами королевского семейства — королевой-матерью, братом короля, который вплоть до 1638 года оставался наследником престола, и принцами крови (младшей ветвью Бурбонов).

Ришельё и король

Кардинал обладал даром отчётливо формулировать политические цели монарха, но он не смог бы развернуться, не имей полновесную поддержку сюзерена по всем вопросам. В большинстве случаев они действовали сообща, хотя взаимное раздражение, видимо, испытывали.

Этот тандем обсуждается по сей день. Некоторые современники, историки, психологи (как и тот же Дюма) считают Людовика XIII (1601‒1643) слабым, безвольным, ничем не интересующимся человеком. В «Мемуарах» Франсуа де Ларошфуко королю дана следующая характеристика: «Король Людовик XIII… отличался слабым здоровьем, к тому же преждевременно подорванным чрезмерным увлечением охотой. Недомогания, которыми он страдал, усиливали в нём мрачное состояние духа и недостатки его характера: он был хмур, недоверчив, нелюдим; он и хотел, чтобы им руководили и в то же время с трудом переносил это. У него был мелочный ум, направленный исключительно на копание в пустяках, а его познания в военном деле приличествовали скорее простому офицеру, чем королю» (Франсуа де Ларошфуко. «Мемуары. Максимы» / пер. с франц. А. С. Бобовича. ‒ Л. «Наука» (Ленинградское отделение), 1971).

Это нелицеприятное описание дополняет анонимная эпитафия, сочинённая после смерти короля: «Какой отменный вышел бы слуга из этого негодного монарха!».

 

Между тем Людовик XIII слабохарактерным вовсе не был. Не стоит забывать, что его отцу, Генриху IV, французский престол достался с большим трудом, поэтому одной из главных задач Людовика было утвердить королевскую власть по всей территории государства, чем он решительно занялся ещё до Ришельё. На мой неискушённый взгляд, Людовик XIII был по-настоящему гениальным правителем, ведь он сделал главное: в лице Ришельё решил кадровый вопрос! А дальше позволил министру-кардиналу улаживать все стоящие перед государством проблемы, подключаясь лишь тогда, когда были нужны именно его, монаршие, полномочия.

Сделав главное в своей карьере, король, который был заикой, мизантропом и, видимо, человеком не слишком обаятельным, в полной мере отдался своим увлечениям: он молился, охотился, пел, танцевал, играл в спектаклях, сочинял куртуазные песни и многоголосные псалмы, выращивал фрукты и варил из них варенье.

«Дуэт» короля и кардинала неоднократно пытались разрушить — вплоть до физического устранения Ришельё. Чего только стоит «день одураченных» (1630)!

Продолжение следует.