Орест Кормашов: «Как живописец отец был примером для многих». К 95-летию Николая Кормашова

Орест Кормашов в интервью порталу Tribuna.ee заметил, что спустя 12 лет после смерти отца его фигура представляется ему совершенно иначе. Он видит в нём не только выдающегося живописца и наставника для своих детей, а пример человека, который, в какой бы жизненной сфере не был занят, везде добивался успеха.

— Подобное «открытие» я совершил, когда мне исполнилось 50 лет — тогда я вспомнил отца в этом возрасте. Неожиданно я осознал, как много он успевал делать: занимался творчеством, реставрацией, консультировал тех, кто к нему обращался, участвовал в различных комиссиях, строил дом в деревне, делая почти всё своими руками. Ещё принимал гостей из числа друзей и знакомых, которых у нас было много, и каждый вечер, если находился в деревне, ходил на рыбалку.

Насколько же дисциплинированным должен быть человек, чтобы всё это успевать. Я, наверное, и десятой доли из того, что делал отец, не смог бы повторить. Да и то выбился бы из сил. Беспорядок внутри меня и организованность отца — два совсем разных мира. Так задним числом я понял, что мой отец был, можно сказать, совершенно неординарным человеком.

Удивившись этому своему «открытию», я одновременно осознал и другое. Настоящей опорой для него в жизни была наша мать Лууле Кормашова, ведущая в своё время художник-керамист Эстонии. В немалой степени это именно её заслуга в том, что отцу многое удавалось.

 

Признание

Николай Кормашов (1929–2012) родился в деревне Тургенево Владимирской области. Учился в Ивановском художественном училище, после окончания которого в 1951 году приехал в Таллинн и поступил в художественный институт на отделение живописи. Завершив обучение, остался жить в Эстонии. Стал членом Союза художников республики и со временем завоевал известность как живописец.

В 1975 году Николай Кормашов был удостоен звания заслуженного художника Эстонской ССР, ещё через пять лет — народного, а в 90-е годы в знак признания его заслуг Эстонская Республика наградила Кормашова орденом Белой звезды IV степени. По словам сына художника Ореста, не менее важным свидетельством таланта отца стали для него слова Олева Субби — однокурсника Николая Кормашова, с которым они вместе учились живописи, тоже известного эстонского живописца.

— Это случилось за год-полтора до кончины Субби. Известно, что между художниками и вообще людьми творческих профессий существует соперничество, даже если они находятся в дружеских отношениях и часто общаются. Ни отец, ни кто-либо из его коллег никогда об этом не говорили, но Олев Субби, когда мы встретились на каком-то мероприятии уже после смерти отца, внезапно разоткровенничался и заметил, что Николай Кормашов для него, Энна Пыльдрооза и других их ровесников был примером, на него равнялись. Признаваться в этом все прошедшие годы он не то чтобы стеснялся, но просто не хотел.

Конечно, Николай Кормашов — выдающийся мастер. Множество его картин находится в музеях, в первую очередь — в Эстонии: Эстонском художественном музее, Тартуском, Нарвском, в каждом городе, где есть музей, имеются его работы. Много их и в России — в Тюмени, Архангельске, Пскове, Вологде, на Камчатке, в Третьяковской галерее в Москве и Русском музее в Санкт-Петербурге.

Приобретали его картины и музеи в других странах. Очень много их в частных коллекциях, потому что, когда границы после распада Советского Союза открылись, сюда приезжали арт-дилеры из Франции, Италии, Германии и покупали у отца его работы. Большое их количество остаётся и дома.

 

Стили и цвет

Николая Кормашова нередко называют представителем «сурового стиля» в живописи. Это направление сложилось в советском искусстве на рубеже 50-х — 60-х годов. Произведения, относящиеся к нему, противостояли искусству социалистического реализма, приукрашивавшему действительность и демонстрировавшему всеобщий оптимизм. Художники «сурового стиля» в своих работах отражали жизнь простых тружеников, их нелёгкие будни. Орест Кормашов, комментируя определение, данное отцу, заметил, что оно верное лишь отчасти.

— Недавно увидела свет книга «Николай Кормашов — живописец». Её автор искусствовед Май Левин разделяет творчество отца на периоды. 50-е годы — время его становления как художника, его работы выдержаны в академическом ключе. 60-е характеризуются пресловутым «суровым стилем», в творчестве 70-х чувствуется влияние иконописи. Живопись 80-х можно назвать классической, а в 90-е отец обращается к своим корням, народным истокам творчества. Наконец, картины 2000-х годов — это чистая живопись.

Как видите, перечисленные десятилетия в творчестве отца очень разные. При этом, какой бы подход в работе он ни использовал, он использовал его по максимуму. Если всё же обратиться к «суровому стилю», то он был выражением общей тенденции, которую уловили чуткие творческие личности, где бы они ни жили. Суровость в изображении современников, воспевание героики их трудовых будней требовали новых форм выражения, которые отличались более острыми, почти чёрно-белыми контрастами и более строгими формами.

Таково и творчество отца тех лет, но, как уже отмечалось, он работал в разной манере. Его работы могли отличаться сдержанным колоритом или, наоборот, быть сочными и яркими. Он мог писать и в нежных светлых тонах, то есть цветом отец владел в совершенстве. Другой такой пример, мне кажется, нужно поискать.

 

Коллекционирование и реставрация

Одновременно с занятием живописью Николай Кормашов собирал иконы и занимался их реставрацией. Выставка православных икон из его коллекции в Эстонском художественном музее в начале 70-х годов стала первой в Советском Союзе, экспозиция которой была составлена из икон, принадлежавших частному лицу. Со временем Николай Кормашов превратился в авторитетного специалиста по древнерусскому искусству в Эстонии.

— Отец — живописец, и иконы тоже выполнены приёмами живописи, поэтому он находил в них для себя и своего творчества много важного и полезного. Говорил, что родился в православной семье и интерес к иконам возник у него в раннем детстве. Одна из тех, что оставила в его душе яркий след, — икона «Страшный суд».

Собирать иконы отец начал ещё в конце 50-х годов, но в 60-х, побывав по примеру своих московских и ленинградских друзей на севере России — в Вологодской и Архангельской областях, он настолько вдохновился древней русской культурой, что к своему собирательству стал относиться очень серьёзно. Там же, на Севере, он делал много рисунков, этюдов, которые потом превращались в живописные циклы. Всё это было как будто одно целое — его творчество и история Руси с её православной верой и прекрасным деревянным зодчеством.

Когда я подрос, то стал помогать отцу в реставрации икон. Он показывал необходимые для этого приёмы, рассказывал о нужных составах химикатов и вообще — всё очень подробно объяснял, потому что ошибок в этом деле совершать нельзя. В ту пору я довольно безразлично относился к данному занятию. Среди икон я рос, они были привычны, никакого особого отношения к ним, духовного и религиозного, у меня не было.

Самой важной и ответственной нашей совместной работой уже после того, как я стал по-настоящему интересоваться иконой, была работа в храме святого Николая в Таллинне по реставрации конструкции иконостаса. Её мы делали вместе 12 лет до смерти отца, мой старший брат Андрей тоже был к ней подключён. Потом ещё пять лет я её продолжал, закончив всё в 2017 году. Одновременно вычистил иконы иконостаса, которые оттого, что в церкви жгут свечи, покрываются со временем копотью.

 

Запахи детства, влияющие на выбор профессии

Рассказал Орест Кормашов и о том, как сам стал художником. Вроде бы всё произошло совершенно естественно, он даже не помнит, как получилось, что он выбрал именно этот путь в жизни. Но, конечно, отец на его выбор как-то повлиял, хотя бы потому, что приучил к запаху масляных красок, который у Ореста ассоциируется с его детством.

— Запахи остаются с человеком всю его жизнь. Помню, мне было лет пять-шесть, отец по воскресеньям водил меня в свою мастерскую на площади Победы (ныне Свободы), где работал. Заходим к нему, а там стоит этот запах — масляных красок, скипидара, каких-то химических реактивов, которые он использовал, реставрируя иконы. Я бы сказал, это был запах особого ладана, и он у меня до сих пор в памяти. У нас дома есть комнатка, где хранится живопись отца, есть и иконы, которые я там иногда реставрирую. Когда открываю дверь, из неё доносится запах детства.

Отец был прямым человеком и довольно строгим, мог и наказать. Но я не помню, чтобы он был учителем в том смысле, который мы вкладываем в это слово. Все навыки он давал как-бы вскользь, общаясь. То есть мы вместе что-то делали, и он показывал, например, как правильно держать топор, чтобы себя не повредить, или нож, стамеску. Его отец, мой дед, был плотником, и он сам владел плотницким делом.

Рисовать отец не учил, зато много говорил, как увидеть то, что хочешь нарисовать. Художнику очень важно увидеть образ и соотнести в увиденном все планы, чтобы создать художественное целое. Это, по-моему, является основой любого визуального искусства, будь то живопись, фотография или кино.

Например, чтобы понять, что важно в пейзаже, нужно смотреть не конкретно на отдельный объект, а постараться увидеть общее. Это самый важный урок, который отец постоянно, не уставая, повторял. То же самое и насчёт изображаемых предметов. Он всегда говорил, что важны не предметы сами по себе, а то, каковы отношения между ними.

 

Выставка как автопортрет художника

Выставок у Николая Кормашова за всю его жизнь проходило много — в Эстонии, России, европейских странах, Японии, Канаде. Последняя прижизненная персональная выставка была подготовлена к юбилею художника, отмечавшего свое 80-летие. Незадолго до кончины Кормашов задумался ещё об одной — выставке «сурового стиля», открывшейся уже после его смерти.

Эта очень внушительная выставка прошла в «КУМУ» и представляла не только знаковые и хорошо известные картины художника, но и давала представление о том, как они создавались. Эскизы и этюды показывали, из чего рождалась идея, как она росла и развивалась. По словам Ореста Кормашова, эта сторона работы отца оставалась совершенно неизвестной.

— После смерти отца выяснилось, что дома находится много его произведений 60-х годов. Так как одно время у нас протекала крыша, то десятки их оказались повреждены. Многие для этой выставки я привёл в порядок, отреставрировал, в основном это портреты, которые тоже были незнакомы публике.

Наконец, состоялась ещё одна очень важная выставка. Мы с братом всё-таки сумели показать коллекцию икон отца. Это была его мечта, потому что раньше они выставлялись очень ограниченно. Когда-то он хотел подарить коллекцию Эстонскому художественному музею, но тогдашний директор сказала, что русская культура мало кому интересна и отказалась принять дар. Отец был, конечно, огорчён её отказом, немножко даже обижен, и мы с братом решили, несмотря ни на что, с его коллекцией людей познакомить.

Мы готовили выставку два года. Она прошла в 2018 году в Музее Миккеля в Кадриорге и имела большой резонанс, а спустя год коллекцию икон отца захотел показать художественный музей «Рижская биржа» в столице Латвии, что стало настоящим чудом. Выставка получилась совершенно грандиозная, на ней было представлено 150 икон, часть которых я специально к ней отреставрировал. На открытии собралось свыше двухсот человек, многие из них оказались весьма знающими людьми.

 

Мечтаем с братом о новой выставке произведений отца, которая охватила бы всё его творчество. Но время сейчас сложное, поэтому будем надеяться на Бога, потому что человек предполагает, а Бог располагает.

Читайте по теме:

Май Левин: Николай Кормашов был в числе лидеров молодого поколения живописцев Эстонии

Русский след в Эстонии: Николай Кормашов

Выставка икон из собрания Николая Кормашова в Музее Миккеля