Воскресный антидепрессант Любиной: Школьное нелирическое

Сейчас я уже понимаю, как сильно мне повезло и с учителями по жизни, и с людьми, которые, невзирая на мои капризы, смогли заставить меня думать, анализировать и держать себя в руках. А вот в школе с учителями мне не везло. Это и немудрено, учитывая, что школы я меняла 20 (!) раз, а классы — и того чаще.

Тем не менее вот мой скромный рейтинг педагогов, тем или иным образом оставивших след в моей памяти.

Четвёртое место: литератор-обманщица

Судьба столкнула нас, когда я заканчивала школу. Я с родителями тогда оказалась в Германии — в Магдебурге. Дело было ещё до падения Берлинской стены, что накладывало на «иноземную» жизнь значительные ограничения. Нам не разрешалось общаться с местным населением, в школу нас возили на автобусе, а библиотека у нас была одна — в военном городке.

К предстоящим выпускным экзаменам готовилась вся школа. И даже не потому, что нам, десятиклассникам, предстояло выдержать первое серьёзное испытание и настроиться на предстоящие вступительные в вузы.

Если мы всего лишь сдавали экзамены, то педагоги демонстрировали свою профпригодность: за сухими цифрами отметок стояли их собственные судьбы, вплоть до продления контракта. Дело в том, что часть учителей-женщин были по совместительству жёнами военных, поэтому их обязаны были держать на педагогической работе. А вот другие приезжали работать по контракту (означавшему совсем другой заработок, чем на родине), который могли продлить, а могли и нет. Продление в том числе зависело от количества медалистов, общей успеваемости и отсутствия эксцессов — вроде высылки учеников в Союз. Поэтому каждый, кто шёл на медаль, был под неусыпным контролем. Больше всего переживали классные руководители.

В нашем выпуске было три десятых класса, в каждом из которых было по выпускнице, претендующей на медаль. Соответственно, классами руководили: учитель физики и одновременно — супруга директора школы (оба контрактники); учитель русского языка и литературы — она же жена офицера; учитель химии (работала по контракту).

Конфликт у меня случился с учителем литературы, классным руководителем параллельного класса. Её на всю жизнь я запомнила как человека, который ни перед чем не остановится ради достижения собственных целей. Стремясь заполучить в своём «подшефном» классе медалиста, она не придумала ничего лучшего, как передать черновик моего сочинения о творчестве Булгакова своей выпускнице.

Я оказала нешуточное сопротивление, сперва выдержав психологический наезд со стороны мамы девочки-претендентки, а потом втянув в спор своих родителей. Следующим этапом борьбы стало откровенное «заваливание» меня во время написания выпускного сочинения, стоившее мне в итоге золотой медали.

Третье место: химичка — добрый человек

Моим классным руководителем в выпускном классе была преподаватель химии Ольга Владимировна. Не знаю, какие учителя востребованы и преподают сейчас, но для моего времени она была идеальным учителем. Благодаря Ольге Владимировне я не просто полюбила химию — я освоила всё, что нам давалось, ходила на дополнительные занятия, участвовала в тематических олимпиадах, научилась проводить химические фокусы.

Она и человеком была достойным: как-то раз сильно меня выручила, когда я первый раз в жизни заявилась в школу в мини-юбке и тут же загремела в кабинет заместителя директора, узревшего во мне угрозу местному спокойствию. Ольга Владимировна, примчавшаяся к руководству следом, спокойно выслушала гневный опус в мой адрес, после чего невозмутимо оппонировала, что напрочь не видит «состава преступления»: я из очень благополучной семьи, умница, отличница, не имею ни одного нарекания от учителей, иду на медаль, участвую во всех школьных олимпиадах.

Одновременно с нами учился сынишка Ольги Владимировны Лёша. Часто подросток принимал участие в наших классных мероприятиях, объясняя матери, что с нами, выпускниками, ему гораздо интереснее, чем со сверстниками. Мы подружились, и я регулярно объясняла Лёше премудрости математики, русского языка или истории — словно проецируя манеру поведения и сам процесс обучения с себя на своего юного друга.

Второе место: добрая фурия

В ходе очередного переезда родителей к очередному новому месту службы в седьмой класс я вновь пошла в Ленинграде. Сложнее всего мне давался английский язык, и дедушка отправился в школу договариваться с «англичанкой» о дополнительных занятиях. На мою беду (английский я на дух не переносила) договорился он влёгкую.

После «ратификации договора» я стала встречаться с учительницей гораздо чаще своих одноклассников. Лариса Сергеевна относилась ко мне с лёгкой иронией, хотя попыток вложить в упрямую детскую головушку немного английского не оставляла до конца. Был и положительный момент: я перестала бояться «англичанку», которую до того я даже видеть не могла спокойно. Страшился её почти весь класс: крошечная (не выше метра 60-ти вместе с высоченными шпильками), остроносая, с тонким ртом и острыми скулами, она олицетворяла для нас, неучей, Сциллу, Харибду, Медузу Горгону, Бабу-ягу, Кикимору и прочих жутких сказочных персонажей в одном лице.

Запомнилась же она мне благодаря вот чему. Учительница с мужем приехали в Ленинград из Иркутска на несколько лет: муж был хирургом, в нашем городе учился в ординатуре и готовился к защите диссертации. А Лариса Сергеевна, не желая сидеть дома, устроилась учителем.

Так вот, дед однажды спросил её: а зачем им вообще возвращаться домой из нашего полного возможностей и перспектив города на Неве? На это его собеседница ответила следующей фразой: «Тут нас никто не знает. А дома мы входим в десятку самых известных и уважаемых в своём кругу людей. Так лучше быть первыми в небольшом городе, чем последними в столице».

Эту фразу я неоднократно встречала, будучи уже взрослой, но запомнила её именно благодаря «англичанке» Ларисе Сергеевне.

Первое место: физкульт-привет

Дело было в Забайкалье, я тогда училась то ли в четвёртом, то ли в пятом классе. Метрах в пятистах от нашего дома был бассейн, куда я ходила несколько раз в неделю и где регулярно проходили наши уроки физкультуры. Бассейн был шикарный: 50 метров в длину, с глубиной до четырёх метров! Я к тому времени самостоятельно научилась плавать, а теперь с удовольствием училась прыжкам в воду и нырять, доставая до дна.

Учителем физкультуры у нас был наиколоритнейший ПалСаныч, из-за нескладной фигуры которого весь мой литературно-героический код переворачивался с ног на голову. В то время я очень много читала. В моём детском воображении сформировался облик идеального мужчины, и он обязательно был умён, красив, авантюристичен (что после «Войны и мира», «Мушкетёров» и «Приключений Шерлока Холмса» было и неудивительно).

Наш физкультурник являл собой пример 100%-го антипода героев моих девичьих грёз: невысокий, кривоногий — и с блестящей лысиной! А вокруг блестящего, как бильярдный шар, круга торчали рыжеватые тугие кудри! В моём понимании, человек с такой внешностью должен был быть тише воды и ниже травы, отдавая себе отчёт в собственном безобразии. На моё же удивление, дядька отличался весёлым характером и постоянно хохмил. Но больше всего меня изумляло отношение к нему женского пола. В присутствии физрука томно улыбаться и глупо хихикать начинали все женщины — от учительниц до школьниц.

Лысый дядька купался во всеобщем обаянии, как в бассейне с тёплой водой. Но он резко менялся, когда дЕвицы-ученицы начинали прогуливать занятия по плаванию и просили поставить им прочерк взамен двойки или же прогула. Тогда ПалСаныч включал режим терпеливого Матроскина и пытался разъяснить дЕвицам, что «критические дни» даже в подростковом возрасте не могут длиться неделями и у всех одновременно.

Однако дЕвицы изобрели следующий трюк: две самые красивые девочки из класса начинали прилюдно выторговывать у физрука разрешение пропустить одно-два занятия, третья в это время подкрадывалась к нему со спины и вытаскивала из его кармана… связку ключей. После этого она отбегала метров на пять, запрыгивала на бортик у самого глубокого места (всё действо происходило в бассейне) и начинала звать ПалСаныча. Тот оборачивался, воришка показывала ему связку и… кидала её в воду.

Далее следовал стон, и ПалСаныч хватался за кудри, начиная носиться вдоль бортика, — он не умел плавать! Выждав пару минут, дЕвицы продолжали выторговывать зачёт занятий и, конечно, добивались своего. После наступала моя очередь участвовать в этом безумном спектакле. Примерно понимая, в каком месте на дно упали ключи, я ныряла и доставала их. Физкультурник благодарил, и весь следующий месяц на уроках появлялись от силы две-три дЕвицы, включая меня (примерно так же, как я не понимала причин скрытого обаяния физрука, я не понимала, зачем прогуливать уроки плавания).

Но личность физкультурника врезалась в мою память из-за другого. Когда лимит просьб всё-таки заканчивался (а он заканчивался, ПалСаныч всё-таки был мужиком с характером), дЕвицы начинали завывать: «ПалСаныч, вы же нам обещали…»

Так вот, на это следовал всегда один и тот же ответ: «Девушки, милые, разве я перестал вам что-то обещать?!»

Такие вот педагогические и не очень воспоминания. Были, конечно, и другие достойные учителя — не зря же на втором курсе института я хотела бросить изучение экономики и перейти в педагогический. Но это уже совсем иная история…

Читайте по теме:

Поганка, домашка, Кличко: в День учителя — о сленге в школе