Охота без дураков
Ролика назвали Роликом потому, что он не захотел называться Шариком: что-де там Шарик, голь перекатная – бегает себе по двору да по лесу, лает, птиц пугает! А я буду зваться Роликом, потому что собака я – самая что ни на есть охотничья (хоть и не поймёшь, какой породы), умная, и на охоту буду только ездить!
Пёс этот просто жить не может без автомобиля: залезет в него, устроится на самом удобном месте и вылезать, несмотря ни на какие уговоры, не собирается. Только строгий окрик уставшего егеря и заставит его, скорбно вздохнув, “очистить помещение”. А так – ни-ни.
Вообще-то охотится Ролик с удовольствием. С азартом и со знанием дела: однажды, добирая кабана-подранка, он испробовал на себе свирепую злобу его клыков. Всей деревней потом лечили, переживали, думали, что не выживет. Нет, выжил Ролик, поправился – стал умнее и осторожнее. С тех пор единственная причина, которая заставляет его беспрекословно выпрыгнуть из автомобиля, – это прибытие к месту охоты: ждёт, волнуется. И работает он по зверю прекрасно: на днях вот добрал здоровенного секача. Довольный потом ходил: “Нате вот вам! Вот я как с ним поквитался! И ещё пойду!” Ходил, впрочем, недолго: “Охота на сегодня закончена, так зачем на земле-то стоять? Я – в машину”. В этот раз ему, правда, позволили полежать дольше обычного – герой как-никак.
Чем похож студент на собаку? Или – в этом случае – собака на студента? Правильно: глаза умные, а сказать ничего не может. Умей Ролик говорить, он бы многое порассказал, историй всяких охотничьих, которым был свидетелем, или о которых своими собачьими ушами слышал. Охотники не шибко стесняются его присутствия, поэтому врут напропалую, друг друга веселят. А он глаза прикроет, повздыхает и демонстративно отвернётся: “Начало-о-сь! Ну, давайте, травите свои байки. Я, может, и послушаю”. Смогла бы псина с хитрым взглядом рассказать, например, о том, как поэт Петухов на лося ходил.
Петухов – местная знаменитость, поэт-народник. За русскую деревню душой болеет, стихи о её непреходящей духовности пишет. Эх, раззудись плечо, размахнись рука – всё в таком народническом стиле. И чтоб сарафаны были с косоворотками обязательно. И гармошка чтобы. Живёт, правда, в городе. Но квартирку под избу оформил (“под избу уделал”, как сказал Саня, однажды у него в гостях побывавший). И приехал этот народоволец поближе к народу, в самую что ни на есть деревню. Лес, речка, небо с облаками. Романтика поэтически народовольческая. Садись – стихи пиши. Сел. Задумался. Начал, правда, с того, что выразил недоумение: как это ни косовороток, ни сарафанов нет – мужики сплошь в “камуфляжке” ходят, а женщины и вовсе в джинсах. Вежливые охотники объяснили поэту, что он немного столетием обознался. Погоревал, посетовал, но, хлебнув предложенного травяного отвара, вызвался сходить на охоту. И ружьишко с собой прихватил. От сопровождения отказался: “Сам добуду – знаю всё”. Ну, смотри, мил человек.
Мил человек смотрел вдаль и ждал, пока лось появится – в сотне метров от тропы лосиной его поставили (не лося – поэта Петухова). Дождался. Идёт лось. Задрожали поэтические руки, первобытный азарт прошиб человека. Выстрел! Грохот, дым, птичий гвалт. Отдышался поэт Петухов, смотрит в бинокль – где лось лежит? А лось не лежит, а стоит! Всякое бывает на охоте, наверное, бывает и такое, что дикое животное в ступор входит, когда в него стреляют, и не убегает, а в землю врастает. Подивился такому счастью народоволец – и второй патрон вдогонку посылает. Рассеялся дым – стоит лось. Хоть бы хны. “Ну, мистика началась, – перепугался Петухов. – Были бы серебряные пули, точно бы воспользовался”. За неимением серебра воспользовался привычными свинцовыми. Третий выстрел! И тут послышался стон. “Всё! Попал! Мой лось!” – побежал поэт Петухов к своему трофею, который, как ни странно, продолжал стоять, хотя уже и без признаков оптимизма. Стон – нечеловеческий – продолжал разноситься над русской тайгой. Стон?! Брань это была, отборнейшая брань, с перечислением всех родственников – ближних и дальних – в адрес какого-то “козла, который…”, ну, и так далее.
На ватных ногах подошёл поэт Петухов к своему трофею. И что же видит народоволец? Скукоженная, плотно зажатая между оглоблями лошадь, к счастью, живая (тот ещё снайпер поэт Петухов!), за ней, естественно, телега, скрытая за деревьями. В телеге – гражданин, одетый в “камуфляжку”, о которой так скорбел поэт. Лежащий ничком, но тоже живой. Но испытывающий горячее желание лишить какого-нибудь органа (подробности вверху) “удолбанного снайпера”. Увидел он побелевшего поэта. Соскочил с телеги. Взял его под руку. Повёл в деревню. Одной рукой обалдевшую лошадь вёл, другой – спотыкающегося поэта. Доставил к егерям, объяснил, почему у Петухова правый глаз плохо видит (и ещё недели две дорогу освещать ночью будет). Мужики сначала перепугались, потом для симметрии и левую фару наладили. Потом уже всех успокаивать начали – кого овсом, кого настоем из трав, кого настойкой. Провожали поэта Петухова всей деревней. С пожеланиями. Творческих, блин, успехов…
…Мог бы Ролик рассказать и про своего друга, с которым знаком только заочно. Про Бобра Федю. Бобров в этих краях в последние годы – пропасть. Один умный начальник назвал их, бобров, главной причиной, по которой дороги здесь плохие: мол, деревья валят, запруды с плотинами делают, вода из берегов выходит – дороги и портятся. Дерзкие бобры, считают многие, устраивают диверсионные скачки-вылазки на трассы, долбя асфальт зубами, колотя по нему хвостами, короче, причиняя всяческий и веками непоправимый вред транспортному сообщению…
Так вот, Бобр Федя. Живёт он где-то на берегу речки и сильно этому обстоятельству рад. С удовольствием строит плотины, портит сети у рыбаков, в общем, чувствует себя как дома. Рыбаки, понятное дело, недовольны. Уж сколько раз просили Костю, главного егеря, одолжить им Ролика, кругами ходили: “Псина у тебя умная – вмиг найдёт этого крокодила!” “Не-ет уж, ребята! – отвечает хитрый главный егерь. – Вы сети-то законно ставите?” Тут мужики понимают, что, мягко говоря, “прокололись”: “Дык, ёлы-палы…” “Во-о-от! – с удовлетворением говорит Костя. – Не дам Ролика!” Но самому жутко интересно – что это за бобр-террорист такой объявился? Сколько, говорит, ни ходили с Роликом к берегу, только один раз Федю и видали. Точнее, Федин хвост – сам бобр нырнуть успел. Где живёт, в какой норе, знаем. То, что сети портит, известно. И правильно вообще-то делает – с браконьерами по мере бобриных своих сил борется. Так что он у нас на довольствие зачислен, у егерей. Ну, а раз на довольствие, значит, назвать как-то нужно. Вот и вышел – Бобр Федя. Для иноязычных – Бибер Отто. Пусть живёт.
Кстати, про иноязычных. Разные охотнички приезжают. Ролик знает. Припёрся один французский любитель глухарей в деревню во время торжества “нано-эры”, когда сотовые телефоны у каждого есть, но когда все либо от них прячутся, либо в полную от них зависимость попали. Француз был из вторых. В самое-то романтическое время, перед рассветом, стал его егерь к токующей самозабвенно птице подводить. Токование – шаг – передышка, токование – шаг – передышка. Всё, вроде бы, хорошо, да только так этот нано-охотничек в зависимость от телефона впал, что начал во время передышек SMS-ки друзьям рассылать. Тайга. Подслух. Рассвет. Токовище. SMS-ки. Замечательная охота у француза получилась! Ролик даже презрительно укусил его за карман с телефоном. Если кто и был рад охоте, то вовремя очухавшийся глухарь размером с небольшой вертолёт.
Много мог бы рассказать Ролик. И про охоту гишпанского короля на пьяного медведя Митрофана тоже. Приехал, вишь, закадычный друг животных гишпанский король к своему вологодскому коллеге с королевскими амбициями, но большим другом животным также себя почитающим. Про тонкости общения господ – это у Пушкина в “Дубровском” про Троекурова всё сказано. А на охоту его величество, говорят, вышло с изрядным запашком, да ещё и сигару курило на лабазе. Что тут делать егерям? Ни один нормальный зверь на версту не подойдёт. Так это, если нормальный. А медведь Митрофан – запросто. Ручной был. Выпить любил. Ну, и выпил напоследок. Король в него и пальнул. Скандал потом был страшный – короля из какого-то элитного охотничьего клуба исключили, а его вологодского коллегу нет. Сейчас он где-то депутатом думы работает, интересы животных, наверное, защищает. Впрочем, Ролику до него дела нет.
А вообще, если без дураков, то охота у нас хорошая…
Комментарии закрыты.