Эстонский привет из Украины: музыкант Серж Аболымов — о русском роке, украинском шоу-бизе и кастинге для Бонда

С Сержем Аболымовым побеседовал автор портала Tribuna.ee Валерий Романов.

— Обычно народ стремится перебраться из Украины поближе к ЕС, а ты сделал «обратный ход». Как так вышло?

— Видишь ли, я родился и вырос в Таллинне, в Эстонской ССР, где люди чувствовали себя свободнее, что ли, чем в других республиках Советского Союза. У нас в Таллинне, кроме союзных телеканалов, местного телевидения и Ленинградского ТВ, свободно улавливались два канала (потом добавилось и ещё два) финского капиталистического телевидения, где разные фильмы, концерты и события показывали без купюр и в то же время, когда эти же события выходили во всём остальном мире. Я вырос в атмосфере, что Запад нам не чужд. Вернулся из армии я прямо к распаду СССР, и у нас в Эстонии не было проблем, чтобы получить визу в любую западную страну и поехать туда, например, на концерт какой-нибудь группы или фестиваль, да хоть ещё по каким-нибудь делам. Вскоре это стало обычным делом, и Запад перестал удивлять своей недосягаемостью.

А служа в армии, я довольно много поездил по СССР, повидал его. Жил какое-то время в Москве, часто бывал в Питере, а вот в Украине был только раз — в Харькове, проездом, очень давно, когда возвращался с армии домой. В 2007 году у меня появился деловой интерес к Украине, и я решил слетать в Киев на неделю, на разведку. Причём несколько последних лет перед этой поездкой у меня было какое-то внутреннее чувство, что скоро я обязательно окажусь в Украине. Это было устойчивое внутреннее ощущение. И когда наметилась эта моя поездка, я даже обрадовался. Приехал в Киев на неделю, а пробыл там в итоге два месяца. Город мне понравился во всех отношениях. Большой, современный, с древней историей, где все понимают по-русски, — что-то среднее между Таллинном и Москвой по масштабам и темпу жизни. Не российский, не прибалтийский и не европейский город, но в котором тем не менее есть всё для комфортной современной жизни. И, как оказалось, Киев довольно близок мне по духу. Я легко себя чувствую в Украине: я же наполовину русский, а наполовину — эстонский, мне легко живётся и в нашем постсоветском мире, и в западном, я хорошо понимаю и тех, и других. Я вообще довольно легко адаптируюсь в любом месте. И мне нравятся большие города. Что касается «обратного хода», то я как был гражданином Эстонии, так им и остался. И не собираюсь менять гражданство ни на какое другое. Эстонский паспорт даёт возможность бывать свободно без визы даже в США, поэтому я хоть и живу между Киевом и Таллинном на протяжении уже 11 лет, не чувствую себя сделавшим обратный ход. Плюс у меня супруга — украинка, а они, как известно, одни из самых красивых и душевных женщин вообще. Мне повезло и в этом плане: моя супруга — квинтэссенция настоящей украинской женщины, у нас с ней родился сын, который, кстати, сразу получил эстонское гражданство. Ему уже 10 лет, также в Украине живут все его бабушки и дедушки.

 

— И чем ты сейчас занимаешься в Киеве?

— Тут нужна предыстория. Изначально я приехал в Киев не по музыкальным делам. Музыка была большой частью моей жизни, но параллельно у меня всегда были и другие занятия. В этом смысле я всегда был реалистом — музыку можно лишь сочинять «на коленке», для этого достаточно любой акустической гитары или детских клавиш. А чтобы исполнять её на международном уровне, нужны материально-техническая база, возможности для качественной записи материала и группа из «живых» уровневых музыкантов, с которыми можно было бы выступать на любой сцене в любой стране. На самом деле любая стоящая музыка — это бизнес с приставкой «шоу», то есть когда ты не просто сочиняешь какие-то песни, исполняешь их в кругу друзей и считаешь себя непризнанным талантом, а производишь качественный продукт, в данном случае — музыкальный, который нравится публике, которая хочет его покупать на звуконосителях и ходить на концерты. Шаляпин, Паваротти, Мацуев и им подобные — это всё шоу-бизнес, не только Оззи Осборн или Леди Гага. Поэтому когда я заработал свои первые приличные деньги, то стал делать музыку, как и положено в шоу-бизнесе, и мне не нужны были спонсоры.

Чем я их заработал? До армии я успел отучиться на портного в училище — у меня к этому делу тоже был талант с детства. В армии я служил в спецподразделении на Северном Кавказе, где нас учили не только воевать. Может показаться странным, но одной из дисциплин было актёрское мастерство, причём на очень высоком уровне. Это было не менее важно, чем, например, снайперская стрельба, учили всему серьёзно, по-военному. И это мне тоже было по духу. И я решил, что после армии поеду в Москву поступать в театральный вуз. Но когда вернулся домой, СССР распался, кино не снималось, театры испытывали трудные времена, перспективы в этом направлении были туманные. Не то чтобы я боялся трудностей, но нужно были и деньги, чтобы жить. И я пошёл работать портным в одно из ателье производственного объединения «Лембиту», была такая всеэстонская сеть ателье индивидуального пошива, параллельно учился дизайну одежды. Через какое-то время организовал небольшое предприятие по производству одежды из джинсовой ткани и кожи плюс занимался недвижимостью, валютой и золотом.

Первый альбом я записал с известными эстонскими музыкантами в 1993 году, это был как бы экспериментальный проект, проба пера, а уже собственную группу с постоянными музыкантами — SABO — я собрал в 1996-м. Ну а параллельно работал на эстонском Kanal 2, где у меня была собственная вечерняя программа, год работал ведущим воскресной передачи в живом эфире на «Радио 100» и, конечно, плотно работал в SABO, активно выступая с группой на концертах и различных мероприятиях. Мы отыграли последний большой концерт с Judas Priest 1 декабря 2005 года, и после этого все музыканты SABO взяли бессрочный отпуск, чтобы заняться другими делами.

 

Я уехал в Москву, прожил какое-то время там, вернулся в Таллинн, а потом поехал в Киев. Именно для того, чтобы организовать здесь небольшое производство и зарабатывать этим деньги. Ведь Украина всегда была развитой в промышленном отношении республикой СССР. Я запустил производство, которое выпускает специальную маркировку для различного промышленного оборудования. Оно работает и сейчас. Где-то через год после приезда в Киев я заскучал по музыке, и с одним местным гитаристом, который ранее работал в группе украинской певицы Ирины Билык, мы начали поп-рок-проект под названием «КавунЫ». Записали сингл из трёх композиций, одна из которых — «Хочу» (с ударением на «о») — была на русском, украинском и английском языках. Идея была очень хороша — качественная, «качающая» и на радио, и на танцполе, и на живом концерте музыка. Песню «Хочу» мы отправили на несколько местных радиостанций, и на «Джем ФМ» она за неделю, без всякого промо, попала в первую десятку из 1200 композиций, которые там звучали. Но потом вернулась из отпуска главный редактор этого радио и сняла песню с эфира. Видимо, мы оказались слишком хороши и стали оттеснять местные популярные группы. Это, кстати, украинские реалии — здесь нужно быть всегда в тусовке. Тусить и пить с этими людьми, кланяться им либо платить деньги за ротацию. Так просто тебя в ротацию не поставят ни на радио, ни на ТВ, не пригласят на большой концерт.

 

В 2011 году я возродил SABO, но уже с молодыми украинскими музыкантами — гитаристом и барабанщиком. Невероятно талантливые, организованные, техничные и, главное, выросшие и воспитанные в мировых музыкальных традициях. Плюс они оба закончили Киевский политех по звукорежиссуре, а это престижный технический вуз. Поэтому SABO в этом составе стала ещё более мощной, техничной и современной группой. Мы записали несколько синглов, выступали на концертах и фестивалях в Украине, наши песни звучали на украинском радио, может, и сейчас звучат. И один раз мы сделали небольшой тур по Эстонии. Это что касается музыки.

А как актёр, ещё со времени «Кавунов», я в Киеве стал сниматься в рекламе, в том числе и международной — российской, израильской, французской, а также — в украинских сериалах, в клипах. Например, в клипе Павла Воли и Ёлки «Мальчик», где я изобразил лежащего в коме пациента, по которому сохнет красотка-медсестра. Пару лет назад снялся в клипе Марка Ронсона с участием Майли Сайрус «Nothing Breaks Like a Heart».

В общем, довольно активно вращался в этих кругах и в 2019 году был приглашён в труппы двух киевских театров в качестве актёра — КХАТ и «Маскам Рад». В первом ввёлся на роль графа Федерико в спектакль «Собака на сене» по пьесе Лопе де Вега, отыграл несколько спектаклей. В этом же театре работал над ролью помещика Смирнова в комедии «Медведь» по Чехову. А во втором театре репетировал Алексея Турбина в «Днях Турбиных», но потом во всём мире объявили модную болезнь — и всё театральное творчество почти остановилось. Есть предложения на разные роли в украинских сериалах, которые всё же снимаются, но я редко соглашаюсь из-за слабого материала, да и платить стали копейки. И ещё. Может, кому-то покажется невероятным, но в сентябре 2018 года я проходил кастинг в компании EON Productions, которая снимала все фильмы про Бонда, пробы на роль главного злодея в 25-й фильм про Джеймса Бонда «Не время умирать». Со мной там работала Джемайма МакУильямс, помощник и родственница бессменного кастинг-директора бондианы Дебби МакУильямс. Продюсеры искали настоящего русского актёра, который был бы примерно таким, как я: русский, более-менее говорящий по-английски, имеющий хорошую спортивную и военную огневую подготовку. А я до 27 лет занимался боксом, после — рукопашным боем. Через одного агента им были отправлены материалы обо мне, они буквально через два дня прислали вызов. Пробы им понравились, переговоры длились восемь месяцев, но потом у них начались изменения: они уволили режиссёра, переписали сценарий и пригласили на роль злодея Рами Малека, который сыграл Фредди Меркьюри, получившего за эту роль «Оскар». Это же очень большой бизнес, там важен максимально правильный коммерческий выбор. Поэтому я, хоть и  начал уже свыкаться с мыслью, что сыграю эту роль, когда мне отказали, отнёсся с пониманием к окончательному выбору продюсеров. На их месте я поступил бы точно так же. Здесь действительно бизнес, а не предательство в сторону выгоды. Да и я же не звезда мирового масштаба, чтобы долго думать, из кого выбирать.

— А как же рок-музыка?

— Рок-музыка пока сделала паузу. Но никуда не делась. Музыканты SABO занимаются своими проектами. Гитарист очень успешно работает на американский музыкальный рынок — пишет, записывает и продаёт им свою музыку, иногда работает для некоторых проектов как сессионный музыкант. Барабанщик работает звукорежиссёром на одном из украинских телеканалов и музыку тоже не бросает. Но сейчас пауза вообще для всех, дальше посмотрим.

 

— Таллинн в советское время больше воспринимался как город джазовых, в крайнем случае — джаз-роковых традиций, а чистые рок-группы были немногочисленны, хоть и популярны. С чем, по-твоему, это было связано? И как это повлияло на твой творческий путь?

— Честно говоря, затрудняюсь сказать, был ли Таллинн в советское время джазовым городом или нет. Я тогда ещё был школьником и, как все остальные, упорно слушал западную музыку, причём не только рок, но и любую хорошую музыку. Хорошая она или нет, я определял просто, — нравится она лично мне или нет. Как оказалось, у меня был хороший вкус, так как музыка многих групп, названия которых я в то время даже не знал, оказала не только на меня, но и на весь остальной мир серьёзное влияние. Начинал я со Smokie, ABBA, Boney М, Sweet, Creedence, потом были Kiss, AC/DC, Whitesnake, Scorpions, Judas Priest, Элис Купер и прочие. Хотя не менее активно слушал и советскую музыку, потому что любил смотреть телевизор и слушать радио. Слушал и какие-то русские группы, вроде «Машины времени», но они меня совершенно не вставляли, как и весь «русский рок». То же самое я чувствовал и в отношении эстонских рок-групп. Настоящего рока как такового я от них не слышал. Группой, играющей самую приближённую к западному року музыку, была команда Гуннара Грапса. Но они, как и все остальные музыканты из СССР, всё равно играли не такой рок, какой был у западных групп. Тут даже вопрос не в звучании их инструментов: ты можешь оглушить слушателей ревущими гитарами, но это всё равно не будет настоящим роком. Правильная музыка идёт от души, от таланта, от понимания того, как её правильно писать. И второй не менее важный вопрос — это исполнительское мастерство, правильное звукоизвлечение на инструментах, правильная работа в студии — и не только музыкантов, но и звукорежиссёров. Но всё же писать настоящую хорошую музыку — это главный вопрос. Это либо есть, либо нет. Ведь и на Западе тоже полно групп, которые могут быть эталоном звукоизвлечения и студийной работы, но их музыка будет скучна и неинтересна. Меня, кстати, поначалу тоже спрашивали об этом, типа, Серёга, ну хорошо, у тебя крутые музыканты, но откуда вы возьмёте свои песни, чтобы они были такие же крутые, как у Оззи или, там, «Металлики». Я отвечал, что мы сами напишем. Естественно, это вызывало скептицизм, потому что не было прецедента, чтобы какая-то группа на нашей территории играла свою музыку, которая была бы не хуже западной. В 80-х были группы «Ария» и «Круиз», которые на первый взгляд были похожи на западные, но это только на первый взгляд. Эти ребята всё равно были и сейчас остаются частью советской эстрады, которые решили, что они могут играть рок, это в них неистребимо. Про «русский рок» я даже не говорю — там не столько музыка, сколько какие-то тексты, которые близки определённой аудитории, которые играются под музыку. Большинство из этих музыкантов так и не научилось сносно играть на инструментах до сих пор. И это слышно на любом концерте. Особенно когда кто-то пытается играть каверы известных групп — это звучит просто как «махровый совок» или кабак.

 

А у SABO сразу был уровень, я сразу понимал, что у нас получится всё, как надо. С тех пор, как я начал увлекаться музыкой, а это с самого детства, я задавал себе вопрос: почему советские вокалисты, за редким исключением, не имеют таких голосов и не звучат так, как западные исполнители, — я ведь слушал не только рок, а любую хорошую музыку. Поэтому когда сам начал петь, для меня было важно точно соответствовать западной манере исполнения, их школе — я ведь сначала пел по-русски и только потом перешел на английский. И у меня тоже это сразу получилось, потому что были чутьё и понимание. Когда наши песни в 1997 году впервые попали на финскую радиостанцию Radiomafia, они это тоже сразу отметили: «Сергей поёт по-русски, но это совершенно не чувствуется, этого не слышно, мы его воспринимаем, как если бы он пел по-английски, просто мы не понимаем смысла слов, да это нам и не нужно, мы просто наслаждаемся песнями». У меня в Таллине есть кассеты с записью этих эфиров. На самом деле, такие оценки меня не заносили вверх, наоборот, они показывали, что мы делаем точно так, как нужно, чтобы нас принимали за своих в этом стиле — как любую западную группу. И ещё такой момент, довольно забавный. Мой голос оказался похож на голос Оззи Осборна, да и наша музыка тоже. При этом никто никогда не говорил, что мы подражаем ему. Это при том, что ни Black Sabbath, ни Оззи Осборна я не слушал в детстве, не нравилось. Оззи я начал слушать, только когда к нему пришел Зак Уайлд, вот тогда его музыка по-настоящему «задышала» лично для меня. Но наша музыка — это плод работы всех музыкантов SABO, как в эстонском составе, так и в украинском. Основу всех песен мы обычно писали вдвоём с гитаристом, тексты всегда были на мне. Из сказанного мной может показаться, что я слишком много говорю о себе и очень большого о себе мнения. Но за этим всем стоит действительно много работы. И именно мне пришлось делать львиную её долю, тянуть на себе всё, к тому же за всё платить, пока SABO не стала группой того уровня, за который её пригласили официально разогревать Def Leppard, W.A.S.P. и Judas Priest. В общем, если вернуться к вопросу, как эстонская музыка повлияла на мой творческий путь, то без обид к кому бы то ни было, — я точно понимал, как не нужно играть музыку и что нужны очень молодые музыканты, совершенно свежая кровь, тогда всё получится. К счастью, в Таллинне они оказались.

 

— У тебя в репертуаре несколько знаменитых кавер-версий. Многие относятся к этому иронично: если не имеешь своего — играешь чужое…

— К нашим версиям никто никогда иронично не относился: они у нас очень круто сделаны, и это объективно. А вообще к каверам иронично относятся те, кто слишком много о себе думают и не особо хорошо умеют играть. С тех пор, как существует музыка и пишутся песни, существуют и кавер-версии, — кто-то исполняет чужие песни, а музыка от этого только выигрывает, так как привычные мелодии наполняются новым смыслом. Каверы играть всегда было почётно и уважаемо, особенно когда исполнитель делал их талантливо и свежо. Важно, чтобы кавер звучал в стиле исполнителя, который его делает, но при этом оставался хорошо узнаваемым, чтобы не было какой-то музыкальной фантасмогории, в которой и намёка нет на кавер. И это дань уважения творчеству артистов, чью музыку ты исполняешь, — дрянь никто никогда переигрывать не станет. Наверное, самые известные в мире каверы сделаны на песню «My Way», которую исполнял Фрэнк Синатра и которая написана очень популярным в 70-е годы французским певцом и композитором Клодом Франсуа (Cloclo). В оригинале она называлась «Как обычно», но для Синатры текст был переписан. Кстати, если бы Франсуа трагически не погиб в 78-м году, он бы сейчас был одним из самых известных французских исполнителей. И ещё один известнейший кавер — на «Bésame mucho», песню, написанную в 1940 году мексиканской пианисткой и композитором Консуэло Веласкес. Эту песню вообще исполняли сотни музыкантов.

У SABO есть четыре кавера, которые мы официально исполняли на концертах и выпускали в записи: «Come Tougether» — The Beatles, «Music» — Madonna, «She Goes Down / Ты дрянь» и «Mountаin Mama» — швейцарской группы Gotthard. Для «She Goes Down» я написал русский текст. А «Mountаin Mama» имеет ещё и акустическую версию, которая вошла в целый альбом из 17 каверов, который мы записали с гитаристом эстонского состава SABO Тарво Вальмом именно в акустике. Все песни там — известные вещи известных мировых исполнителей. Две песни оттуда — «You» (Ten Sharp) и «Now That The Magic Has Gone», которые входили в репертуар Джо Кокера и INXS, — звучали и на украинских радиостанциях. «Come Tougether» я выбрал не потому, что эта песня «Битлз», а просто это очень мощная песня сама по себе, она очень хорошо ложится на рок-исполнение, тем более что мы изменили там риффы, от чего она стала ещё мощнее. А «Music», которую мы записали в 2004 году, наглядно показывает, как можно из танцевальной, даже электронной песни сделать рок-версию, которая от этого не потеряет ни смысла, ни танцевальности. Мы её отправили на «Maverick records» — тогда это был лейбл Мадонны, им понравилось, и они повесили нашу версию «Music» на своей открытой странице для прослушивания треков.

— Украина — достаточно сложная страна с точки зрения рок-культуры: с одной стороны, большие масштабы, с другой, достаточно ограниченная аудитория: попса и рэйв с рэпом преобладают, отсутствует инфраструктура…

— На мой взгляд, Украина вообще сложная страна с точки зрения любой культуры. С одной стороны, здесь огромные традиции, уходящие в глубь веков, огромное количество талантов во всех сферах, желание что-то делать и работать не покладая рук, большой человеческий потенциал. С другой стороны, за время независимости тут сложилась своеобразная ситуация, особенно в культуре, которая с каждым годом всё больше склоняется в сторону деградации и «вываривания в собственном соку». Особенно это заметно в поп-культуре, куда входит любая современная музыка, ведь приставка «поп» означает популярную музыку. А в неё входит и рок тоже. Если взять любой поп-рок-коллектив с Запада, то он будет понятен (а если заслужит, то и популярен) в любой западной стране, в том числе и в Украине, да и на всей остальной территории бывшего СССР. Практически любой исполнитель из Украины или России в мире будет восприниматься как нечто экзотическое, что можно рассматривать лишь в контексте участия в альтернативных мероприятиях, но органично интегрироваться в западный шоу-бизнес такие артисты никогда не смогут. И это происходит оттого, что в Украине, как и в других странах бывшего СССР, всё морально искривлено с самого начала, когда деятели культуры, особенно поп-культуры, получили свободу действия. Главной идеей большинства артистов были и остаются популярность любой ценой и «чёс» — зарабатывание как можно большего количества денег. Основным тут была «фанера» на всех уровнях и во всех смыслах, которая убила и профессионализм музыкантов, и развитие инфраструктуры концертных площадок, клубов, культурных центров. Радиостанции и телеканалы, в которые пришло новое поколение деятелей культуры и в которых сложились похожие традиции, не брали в ротацию песни и клипы без денег либо без «договорняков» с продюсерами, которые в итоге всё равно были заточены на получение прибыли от артиста. И сейчас ситуация ровно такая же, ничего не изменилось. Будь ты хоть какой талантливый, никто с тобой работать не будет просто так, никуда тебя не выдвинут, песни и клипы в ротацию не возьмут. А без этого ты не будешь популярным в народе, который, может, и с удовольствием пришёл бы на твой концерт. Но если ты не известен публике через СМИ, как ты соберёшь хотя бы небольшой зал? А новые залы и концертные площадки с оборудованием, которое необходимо для современного выступления артистов, не открываются, потому что народ мало ходит на концерты, так как почти нет новых интересных артистов. Это порочный круг, из которого сейчас нет выхода.

 

Да даже у нас в Эстонии, не говоря о Европе и США, где всегда были и альтернативные радиостанции и телеканалы, которые субсидируются государством, можно попасть в эфир или в журнал, можно договориться о выступлениях на фестивалях для молодых и неизвестных широкой публике артистов. В Украине это практически невозможно. Это можно прекрасно увидеть на примере того же «Голоса країни» (укр. «Голос страны»), в котором я как-то тоже участвовал, кстати. В этой передаче выступает множество людей, которые выше на голову популярных артистов, которые сидят на судейских креслах. И где все эти молодые, талантливые, харизматичные ребята оказываются после этого конкурса? Там же, где и до него, — нигде. Без всяких перспектив вырваться из этого круга. Но если кому-то и повезёт, что его возьмет какой-нибудь продюсер вроде Потапа и Насти, то он сразу же начнёт ломать его под себя, заставлять исполнять такую же шнягу, какая принята в украинском шоу-бизе. Но не каждый на это согласится, поэтому в определённый момент люди ломаются под воздействием обычных жизненных реалий и уходят на какую-нибудь работу, не связанную с искусством, чтобы элементарно заработать на жизнь. И в итоге перестают заниматься музыкой вообще.

В роке это ещё сложнее: потому, чтобы играть музыку на общепринятом мировом уровне, а это всегда только живые выступления, представляешь, сколько нужно заниматься на инструменте ежедневно? И надо ведь ещё купить этот инструмент, ведь не будешь же ты на дешёвых «лопатах» играть. Где на это всё взять деньги и желание без перспектив когда-либо быть услышанным широкой публикой? Но когда в Украину приезжает мировая звезда вроде RHCP, Kiss, Scorpions, то, как правило, она собирает здесь стадион, — и это говорит о том, что люди здесь готовы отдать свои деньги за хороший концерт хорошей рок-группы, они понимают музыку, хотят её видеть и слышать. Но сложившаяся система «шоу-бизнеса» не позволяет развиваться музыкантам. И вообще, что значит рок-музыка? Это просто хорошая музыка, понятная большинству песня, сыгранная на электрогитарах и аранжированная под них. Я как-то в бытность свою телеведущим снимал для своей программы концерт Depeche Mode. Это был их обычный электронный сет. Через пару лет они снова приехали в Таллинн, но уже с гитарами и «живыми» барабанами и сыграли свои лучшие хиты. Это был концерт покруче, чем «Металлика», потому что у «Депеш мод» очень крутые песни, а, исполненные на «живых» инструментах, они зазвучали еще круче. И потом — живое выступление отличной современных популярных рок-группы или исполнителя — вроде Оззи, «Металлики», Muse или Asking Alexandria — это всегда волнующее событие, на таких концертах среди зрителей женщин не меньше, чем мужчин. Потому что, как правило, знаменитая рок-группа состоит из много работавших над собой профессиональных, талантливых, привлекательных внешне мужчин, которых всегда хочется увидеть и послушать именно вживую из-за их энергии, харизмы и, конечно, отличных песен.

— А ведь ты начинал с эстонскими рок-звёздами…

— Да, в 1996 году я записал первый магнитоальбом в студии Matrix Audio. Эта студия находится с Таллиннском Горхолле и была создана на базе оригинальной студии, которую построили вместе с Горхоллом. Когда-то там была лучшая студия в СССР, там записывались все звёзды тех времён. А когда там разместилась Matrix, то студия стала работать на уровне мировых стандартов, там было всё для этого. И в ней начали работать не только эстонские и постсоветские музыканты, но часто и зарубежные. Потому что при одинаковом уровне студийного оборудования в Matrix записывать музыку было в разы дешевле, чем в Европе и Америке. В «Матриксе» Роберт Плант со своей группой записал акустический альбом.

В записи моего первого промоальбома принимали участие гитарист Айн Вартс, пианист Урмас Латикас, бас-гитарист Маргус Минн и барабанщик Тоомас Рулль. А звукорежиссёром был Индрек Патте, известный эстонский вокалист. Дело в том, что я сам русский, но всегда работал с эстонскими музыкантами, хотя бы потому, что они смутно представляют, что такое русский рок. А моя команда музыкантов была не только высокопрофессиональной, но и известной в музыкальной среде. Потому что каждый из них давно играл в своих проектах плюс работал и как сессионный музыкант с разными артистами и на концертах, и на записях. И когда я задумался о записи, я сразу понял, что мне нужны профессионалы самого высокого уровня, которые есть в Эстонии. И эти парни оказались как раз такими. И хотя именно такой рок, какой нужен был мне, в своём личном творчестве они не делали, они были очень хорошо образованные, разносторонние и опытные музыканты. Поэтому понимали, что и как мне нужно. Плюс мы подробно разбирали каждую будущую песню и ассоциативно опирались на работы известных мировых групп. Проще говоря, я им говорил, что в таком-то куске мне нужно, чтобы ты сыграл в манере такого-то музыканта, с таким-то звуком. Это и есть работа продюсера, которую мне приходилось делать тоже. Парни всегда предлагали несколько вариантов. Они подходили к этому очень творчески, а их профессионализм позволял воплощать любые задумки. При этом мы не занимались подражательством, мы просто работали в рамках определённой стилистики. В любой сфере человеческой деятельности происходит так. И каждый новый деятель вдохновляется кем-то и чем-то и на этом примере делает что-то своё и привносит что-то новое — так было всегда и так будет дальше. В музыке главное — писать хорошую музыку. Они, кстати, поэтому и согласились, что мои песни были хороши, а не только потому, что я им платил деньги, — работы у них всегда хватало, многие хотели работать именно с ними. Потом у нас было несколько концертов, и к нам присоединились ещё несколько тяжеловесов: гитарист Калле Вилпуу, басист Рауль Вайгла и барабанщик Иво, брат Айна Вартса. А к 1996 году я собрал группу из совсем молодых эстонских парней, которым было всего по 20 лет, но которые играли так, за что SABO стали называть «Russian Ozzy». С этим составом и началась уже настоящая история SABO. Это были барабанщик Марко Атсо, гитаристы Тарво Вальм и Рене Пийркоп, бас-гитарист Танель Пандре, через несколько лет на смену Танелю пришёл Индрек Казесалу. Кстати, Танель, или по-украински Даниил, раньше носил фамилию Василенко, у него украинские корни. Первый полновесный альбом SABO в Matrix записывал и сводил известный эстонский гитарист и один из бессменных звукорежиссёров студии — Эльму Вярк. Он записывал и сводил всю современную эстонскую музыку, западных музыкантов, кто работал в Matrix. Благодаря его правильному пониманию SABO получил тот необходимый фирменный саунд. Он же сводил и записывал акустику для Роберта Планта. Все эти ребята и сейчас играют музыку в известных эстонских коллективах, работают сессионно, в общем, очень востребованы и успешны. Мы до сих пор прекрасно общаемся между собой, поддерживаем связь, видимся, когда я в Таллинне бываю. Музыка нас сдружила по-настоящему, ведь профессиональные музыканты, как правило, — это люди, не ведущие богемный образ жизни, а те, кто много работает в профессии, поэтому их стиль жизни похож на стиль большинства людей, а дружба у таких людей не зависит от сиюминутных капризов. С годами понимание, кто есть кто, только усиливается, и мы дорожим нашими отношениями. Мне многие эстонцы говорили и говорят: «Сергей, вот ты русский, а дружить с тобой лучше, чем со многими эстонцами». Для меня тоже нет национальности в человеческих отношениях — только их поступки. И напоследок скажу, что я был дружен с Яаком Йоала, чем очень горд на самом деле. Бывал у него дома, показывал ему наши новинки. И он нас очень ценил: когда он вёл программу на Radio Mania, всегда ставил наши песни, говорил о них. Жаль, что такой большой и мощный во всех отношениях человек и музыкант так рано ушёл из жизни. И с Гуннаром Грапсом мы дружили, не раз выступали на совместных концертах и делили одну сцену.

— Широко распространено мнение, что русскоязычная рок-музыка вторична, а то и третична. Своим творчеством ты показал, что твой актуальный и признанный на международном уровне рок можно петь и на русском языке. Что ты посоветуешь молодёжи, которая опасается петь по-русски и корячится с плохим английским не только в смысле произношения, но и по содержанию?

— Мнение о вторичности русскоязычной рок-музыки базируется не на пустом месте. Потому что когда даже не любитель рок-музыки послушает запись западной и русской группы, он сразу определит, кто есть кто, даже если обе записи будут на английском. Но, на мой взгляд, дело тут не в языке. Rammstein, к примеру, поют на немецком, однако это не мешает им быть мировыми звёздами. В странах, где они выступают, публика им подпевает тоже на немецком. И не потому, что у них там огненное шоу, а именно их исполнение, их группа в целом, — всё работает как единый отлаженный механизм. С первых их аккордов мне пришло в голову: вот, настоящий немецкий порядок. Но «Раммштайн», конечно, феномен, единственная в своём роде группа, а их стиль не подразумевает сложных вокальных партий. Что касается русскоязычных групп, то, к сожалению, выросло уже несколько поколений людей, которые вообще не заморачиваются пониманием того, как должен звучать качественный вокал. Они не учатся вокалу, не пытаются перенимать найденные приёмы и манеры мировой вокальной техники, чтобы звучать так, как слышно у западных вокалистов. Да и, собственно, учиться на бывшей территории СССР особенно не у кого. Советские вокальные школы такому не учили. И сейчас не учат. Несмотря на то, что многие русскоязычные музыканты выросли на западной музыке,, на роке в том числе, это почти никак не отразилось на их музыке и особенно на звучании голосов. Мне всегда нравится у западных вокалистов то, что их голоса обладают очень разными и красивыми стильными тембрами: что ни голос — то обязательно какая-то изюминка в нём. На Западе, как правило, вокалист если умеет петь, то он одинаково хорошо поёт как минимум в нескольких стилях. А наши ребята исполняют либо полуфонограммную попсу махрового постсоветского образца, либо просто берут гитары и занимаются звукоизвлечением, которое сопровождает текст в определённом ритме. То есть большинство групп, играющих русскоязычный рок, пытаются распевно читать свои тексты под свой же аккомпанемент. И главное здесь — не музыка, а некое позиционирование со сцены, где и уровень вокала, и мастерство владения инструментами не особо важны. Главное, чтобы было общее, нужное исполнителям и аудитории, настроение — тусовка. Сейчас, конечно, появилось много молодых рок-групп, но они в основном играют разновидности дет-, треш-, хардкор-, металкор-музыки и т. п. Считается, что они используют экстремальные техники вроде гроул, скрим, гуттарал и прочих. Но даже те западные вокалисты, которые прославились именно в таких стилях, отлично умеют петь и в других манерах, и таких имён очень много, скажем, Дэнни Уорсноп, Кори Тейлор, Фил Ансельмо… А наши ребята как-то не особо заморачиваются петь мелодично и красиво. Среди русских вокалистов, кто, на мой взгляд, умеет петь так, что это звучит по-западному, я бы выделил из старшего поколения Дмитрия Варшавского из «Чёрного Кофе». Эта группа звучала по-западному ещё тогда, когда я был совсем молодым, её музыку я уважаю и ценю.

 

Интересен феномен «Парка Горького». Пока они пели на английском, то звучали. Наверное, Носкова и Минькова (Маршала) тоже можно отнести к русскоязычным вокалистам, которые могут петь «под фирму». Но только когда они пели для западного слушателя. Сейчас их творчество и звучание — это на 100% «постсовок». Вообще «Парк Горького» оказался в нужное время в нужном месте. Это заслуга Стаса Намина, очень шустрого человека по жизни. Он уже с рождения был с особыми возможностями и связями в советском обществе и всегда этим пользовался. И в то время всё советское, особенно в Америке, воспринималось на ура. А тут целая советская музыкальная группа, внешне схожая с местными и играющая как бы рок-н-ролл, да ещё в присядку с гитарой-балалайкой, в сапогах и шароварах снизу и длинными патлами сверху. Но это были «калифы на час». Что касается меня лично, то я всегда удивляюсь, что русскоязычные, украиноязычные, эстоноязычные и прочие вокалисты, которые выросли на нашей территории, поют в основном только в «советской» манере. И то, что у меня получалось неплохо петь не в советской манере, как-то подтвердил такой забавный случай. Я был в одном из магазинов, где продавался наш первый полноценный CD, а записали мы его на русском сначала. Я разговаривал с продавцом. Пришёл русский парень и захотел купить наш диск, в лицо он меня не знал. Продавец ему поставил для демонстрации диск, он послушал и спросил: «А на русском языке есть этот же диск?» Продавец говорит, так это же на русском, прислушайся. В общем, те эмоции, которые отразились на лице этого покупателя, были лучшей похвалой и оценкой того, что всё у нас правильно, — парень даже не подумал, что вокал на русском, он слушал его, словно один из инструментов, звучащих на записи. Но так и должно быть: вокал — это один из инструментов наравне с гитарами. Точно так же мы слушаем западных исполнителей, зачастую не понимая слов. Но это и не надо: если всё правильно спето, понимание смысла текста вообще не важно — тембр и мелодичность голоса, его окраска, звучание говорят сами за себя.

Мне вообще не близка идея «русского рока», я не понимаю этого действа. Мне близка, более того, я считаю её одной из лучших в мире, русская литература. Также мне близки русская классическая музыка, русское оперное искусство, русское зодчество, русский балет, советский кинематограф, русская поэзия, русская живопись и прочие русские (но не постсоветские) вещи, русская культура в целом, русский менталитет — я же сам русский. Но что такое «русский рок», я не могу понять. Это, наверное, что-то вроде «русского Ламборджини» — не очень уживающиеся вместе понятия. Я помню, когда по молодости слышал, что какие-нибудь «Машину времени» или «Аквариум» называли рок-группами, то это всегда приводило меня в недоумение: где «Машина» и где рок? Или постоянное блеяние Гребенщикова в микрофон — это что, тоже крутой вокал, да ещё с приставкой рок? А как же Ковердэйл, Гленн Хьюз, Иен Гиллан или Дэвид Ли Рот, скажем? Кстати, в 2004 году Саша Кутиков из той же «Машины времени» хотел быть нашим менеджером в России и двигать нас там, даже устроил нам пару концертов в Москве. Но в итоге мы не сработались — он начал предлагать в музыкальном плане такие вещи, которые просто неприемлемы для нас. Мы, SABO, уже отыграли на разогреве у Def Leppard и W.A.S.P., куда нас позвали их менеджменты именно за нашу музыку, да и достигли мы этого сами, а нам в Москве пытались объяснить, как «правильно» надо играть музыку.

Что касается плохого английского у постсоветских вокалистов, то дело тут не в произношении: многие артисты из разных стран поют на английском, и не у всех он совершенен. Тем более что песни на английском — это не весь язык, их можно отработать до довольно высокого уровня. Мне в этом отношении всегда было довольно легко, ведь музыка идёт изнутри, для меня это не тяжёлый труд, а постоянно репетировать и петь мне всегда нравилось. И, наверное, потому что я вырос в Эстонии, мне как-то довольно просто ладить и с русскими и не с русскими. В большом роке, как правило, нормальные люди работают, они давно себе всё доказали, заработали денег и не звездятся сильно, тем более с коллегами по цеху.

В заключении скажу, что ко всему этому я как-то быстро привык, ведь это постоянная и довольно тяжёлая работа, приходится многим жертвовать ради неё. И она позволяет пересекаться и с большими звёздами в том числе. Это здорово, конечно, но о постоянную работу и обычный быт разбивается любая «звёздность». А в них и происходит большинство движений. А сцена — это как кульминация этой жизни. Всё одновременно и сложно, и просто, кому как повезёт. Но везение — это результат работы и правильности понимания задачи.

— Что-то новое пишешь?

— Идеи есть всегда. И на данный момент у меня в столе набросков лежит где-то на целый альбом. Там есть и несколько отличных баллад, я же романтик в душе. И какой рок без красивых баллад?

Одна из записанных вещей называется «Я люблю свою маму». Я её написал для своего сына Платона, которому в то время было шесть лет, — для участия в одном из детских телевизионных конкурсов в Украине. Кроме того, мы с ним эту песню исполняли ещё и на других мероприятиях — он же совсем кроха ещё был, и я ему помогал. В том числе мы с Платоном спели эту песню на большой школьной линейке на 1 Сентября, когда он пошёл в Киеве в первый класс, где собралась вся школа, — и это получилось очень торжественно и здорово! Такой эстонский привет Украине!

Когда эти песни мы запишем, я не знаю, если честно. Я сейчас больше уделяю внимания кино и театру. Вот прямо когда я сочинял это интервью, мне позвонил режиссёр из театра, с которым я сотрудничаю в Киеве, и сообщил, что начинаем репетиции спектакля «Дни Турбиных» по пьесе Булгакова, также репетирую ещё несколько новелл. Поэтому как там дальше будет — не загадываю. В мире уже последние два года для большинства вообще не понятно, что будет завтра. Так что планы есть, а насколько они реализуются, сказать не могу. Но музыка со мной всегда, я в отличной физической и психической форме, в возрасте, когда только начинает приходить настоящая мужская зрелость, сил у меня — на троих, поэтому SABO обязательно ещё зазвучит. Просто я хочу, чтобы это произошло на ещё более высоком уровне и чтобы группа начала приносить и существенную финансовую прибыль. А для этого нужно создать определённые условия, над чем сейчас я и работаю по мере сил.

Читайте по теме музыки:

Цоя, Леннона и Ивасюка в Одессе объединила Стена рок-н-ролла

Сергей Казин: Отметили Хэллоуин в Таллинне вместе с «Королём и Шутом»

Автор популярной песни о Силламяэ Владимир Кротов: Не жалею, что посвятил жизнь родному городу