Давыдов: Лесные люди
Чем осуждение отличается от рассуждения, в воскресной истории о велосипеде и кресте рассказывает автор портала Tribuna.ee, писатель и журналист Пётр ДАВЫДОВ.
Любой грех терзает душу. Неслучайно ведь слово «страсть» имеет общий корень со «страданием». Но есть такие грехи, которые порождают другие, тянут их за собой. Один из таких сердцеедов — осуждение. Я даже не говорю о явных его проявлениях: выйти на площадь, например, и давай чехвостить во всеуслышание кого-нибудь. Нет, гораздо чаще бывает, когда мы осуждаем человека как бы походя, вскользь, а то и вовсе (это для особо одаренных и начитанных) маскируя осуждение под рассуждение, то есть чуть ли не под добродетель. «А я “в домике”: я его не осуждал — я только рассуждал о его поведении, вот!» — пытается человек заткнуть совесть. Ничего, разумеется, не получается. И конечно, любой грех всегда, без исключения имеет своим следствием страдание человека — это закон почище дважды два. Сколько раз проверено: «За что осудишь, в том и побудешь». Примеры привести, думаю, каждый может. Так что хотя бы ради собственной безопасности — что духовной, что физической — имеет смысл бороться с осуждением. Разные есть способы. Один из них — пытаться видеть в окружающем нас мире материальном параллели с духовными реалиями, это ещё святитель Феофан Затворник советовал. У одного знакомого случилась такая история. Вот она.
Пашка на днях изобрёл, говорит, «лесопед» и решил в связи с этим впасть в полное неосуждение. Мы аж заулыбались.
— Чего ржёте? — говорит. — Всё из-за леса, солнца и случившихся со мной «глюков». Иду, это, я по лесу, гуляю себе на здоровье. Чу, кроншнеп прокукарекал. Чу, поползень крякнул…
— Пашка, — орём, — орнитолог из тебя замечательный! Хоть сейчас в школу — биологию преподавать.
— Не, не пойду: я детей боюсь. Так вот, гуляю я, это, по лесу. Весенний лес, сами знаете, светлый такой, радостный, всяка тварь те подмигнёт обнадёживающе. Солнышко ещё сквозь сосны проглядывает. Пасхальные дни, в общем — что у тебя, что у матушки-природы.
Иду, главно, а меня обгоняет дядька на велосипеде. И всё бы ладно, но уж больно, смотрю, «лесопед» (он же на нём по лесу едет) у него «навороченный»: и шины тебе в три ладони, и рама будь здоров, скоростей дофига…Тихо так обгоняет, не спеша. Подкрался незаметно и обогнал: демонстрирует, главно, свой агрегат передвиженческий.
Ясно, от испуга и неожиданности я этого дядьку про себя всяко крыть начал. На государственном и родном языках. И даже на амхарском. Повылезали велосипедисты, оттаяли весной, жить мешают. Вдогонку ему пролетарский взгляд послал — «ездит тут, денег, поди, натырил, вот и купил себе игрушку навороченную. Вот у меня, например, обычный велосипед, потом и кровью приобретённый. А у тебя, поди, ещё и машинка нехилая имеется. И тоже наверняка на мои трудовые налоги приобретённая, дармоедина».
Это всё я называл, разумеется, ни в коем случае не «осуждением» (как же: совсем недавно молитву Ефрема Сирина читал, кое-что в памяти осталось), а скромно — «рассуждением». Ага, так нарассуждался — хоть сейчас в ученики к Антонию Великому, на худой конец — к Игнатию Брянчанинову. Чувствую: не, что-то не то. Проще говоря, кутерьма в душе поднялась. Какое, спрашивается, лесное спокойствие и тихая радость. Был я в душе сильно расстроимши, если честно. А жаль — пасхальные дни как-никак. Мужик-то, главное, едет себе и едет, тихо так, медленно, мордой по сторонам воротит. Созерцатель, тоже мне.
Тут солнце снова сквозь сосны блеснуло. Смотрю: на спине у мужика крест. Самый настоящий. Не большой: так — средненький. Встал, как вкопанный, в спину дядьке уставился. Стою и думаю: вот он крест свой везёт на спине и, вполне может быть, что на свою Голгофу, а ты его, мда, «рассуждаешь». А у него забот, поди, не меньше твоего, а то и поболе. У тебя, слава Богу, с семьёй всё хорошо — может, у него плохо? Может, и с работой, в отличие от тебя, не всё в порядке? Может, он вообще болеет? А может, этот «байк» несчастный, за который ты его осудил (признайся уже), с позапрошлого года вполне доступен стал по цене — с телефонами то же случается. И чего ты, собственно, лезешь со своими домыслами, если ничегошеньки ты об этом дядьке с крестом не знаешь?
Ладно, оставил я этого крестоносца в покое, задумался: а разве не любой человек, которого я вот так вот — походя — смиренно «рассуждаю», не имеет на плечах своего собственного креста? Тётка из электрички, чей взгляд мне так не понравился. Толстый поп, который недостаточно аскетичен, по моему смиренному мнению? Мальчишка-карьерист, выбившийся в начальники? Девка с утиными губами?.. Прав ли я, вынося им такие вердикты? Если у каждого из нас есть свой крест, то нет ли смысла заняться именно своим собственным? Помнится, Христос, не осудил ни одного из тех, кто был с Ним на Голгофе, — даже того, слева.
Так я и решил никого ни осуждать, ни «рассуждать», —подытожил довольный Пашка. Удалась, в общем, прогулочка.
— А крест-то мужик куда вёз? — спрашиваем.
— А, это насос у него из рюкзака торчал. Двуручный. Но уж больно крест напоминал. Солнце ему в спину посветило, я и увидел. А то, думаю, всё: «глюки». Но всё равно полезно, правда?
— Долго тебя на этот подвиг хватило?
— Не, минут на пять. Потом снова понеслись «рассуждения» всякие. Но я как-то теперь поосторожнее с ними. Эх, не возьмут меня в ученики — ни Антоний Великий, ни Игнатий Брянчанинов, — вздохнул. — Лесной я человек! А то и вовсе пещерный.
Мы про себя подумали, что не один он такой. Все мы немного из леса. Соринки всякие замечаем, а брёвен собственных ну никак видеть не хочется.
Читайте следующие воскресные истории:
Любят ли коты бутерброды с сыром?
Давыдов: Монашеский мятеж и Пашкин синяк
Негрустная история о духоносном коте, которого топили, топили, да не утопили
Комментарии закрыты.