Валерий Лаур: Страсть — необходимое условие, чтобы художник состоялся

Коренной таллиннец Валерий Лаур пошёл по стопам отца-художника: Валерий, рисовавший с детства, после окончания школы поступил в Таллиннский художественный институт и через шесть лет вышел из него с дипломом художника-монументалиста. Пару лет преподавал там же, на кафедре. В город комсомольской стройки, население которого возводило Усть-Илимскую ГЭС, он отправился вскоре после того, как завершил роспись православного храма в эстонском посёлке Вярска.

Сибирь впечатляла своими возможностями, работы было много, каждое новое задание давало волю творческому воображению. Так продолжалось почти 15 лет, но перед тем, как Эстония объявила о восстановлении своей независимости, Валерий Лаур вернулся на родину, где раскрылась новая грань его таланта — теперь уже педагога. О каждом из периодов у него остались воспоминания, которыми он поделился с порталом Tribuna.ee.

 

Ничего мы тогда не знали, нас баюкала тишина

По словам Лаура, он ещё застал смерть вождя всех времён и народов. Непосредственно на его судьбе сталинское время никак не сказалось, но пострадал отец: эстонец, родившийся на Волге и до войны живший в России, он в 1937 году был арестован и лишь чудом избежал смерти. Потом, как и тысячи других советских людей, воевал, тем не менее в правах всё равно был поражён. Жили абсолютно бедно, денег ни на что не хватало — ни на коньки, ни на другие детские шалости. И всё же детство собеседнику вспоминается освещённое золотым светом.

— Рисовать я начал с четырёх лет. Помню ящик с масляными красками отца, запах которых завораживал. В моём детстве творческие лифты для детей были абсолютно открыты, и все где-то и чем-то да занимались, причём это происходило очень органично, без всякого понукания со стороны родителей. Занятия в кружках проводились бесплатно, я ходил на рисование в Дом пионеров (сегодня это школа по интересам «Канути»), где нам преподавали отменные учителя. И никаких претензий, что ты говоришь не на том языке, тебе не предъявляли. 

Как признался художник, повзрослев, он понял, что не всё было так гладко. Например, когда в 1968 году Валерий Лаур поступил в Художественный институт, то его кафедра называлась кафедрой монументально-декоративной живописи, хотя ещё недавно это была просто кафедра живописи. Своим переименованием она обязана печально известной выставке в московском Манеже в 1962 году, в котором зал с произведениями художников-авангардистов посетил глава советского государства Никита Хрущёв.

Итогом его знакомства с современным искусством стала не только резкая критика, которой он подверг художников и их творчество (используя при этом нецензурные выражения), но и кампания «против формализма и абстракционизма в СССР». В результате кампании, в частности, почти во всех художественных институтах страны была прекращена деятельность кафедр чистой живописи, этого «рассадника ереси» в искусстве, а взамен и появилась кафедра монументально-декоративной живописи.

— Если говорить о нашей информированности в ту пору и сравнивать её с возможностями, которые у молодых художников появились в конце XX века, то мы, конечно, жили в вакууме. Никто никуда не выезжал, книг по искусству, выпускавшихся на Западе, мы не видели. Климта, который к тому времени уже 50 лет как скончался, я узнал только учась в институте. После его окончания, оказавшись в библиотеке Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, я в спецхране познакомился с прерафаэлитами (это вторая половина XIX века), о которых на лекциях по истории искусств нам ничего не рассказывали. Таким же открытием для меня стал неореализм.

Здесь будет город-сад!

После окончания Художественного института Валерия Лаура в качестве младшего преподавателя оставили работать на кафедре. Но года через два произошел случай, который кардинально изменил его, казалось, такую предсказуемую жизнь: вдруг возникла возможность расписать православную церковь в посёлке Вярска в Южной Эстонии.

— Я загорелся, поехал. На мой взгляд, старая роспись была невысокого качества, и я начал делать свои эскизы. Но когда пришёл с ними в Министерство культуры, там схватились за голову: «Ничего нельзя менять, это памятник архитектуры! Вы должны только подновить то, что есть!» Одновременно с этим они пообещали прислать фотографа, который заснял бы интерьер церкви, чтобы потом проконтролировать — не своевольничал ли я. Но тот приехал только через две недели, когда я много чего уже успел сделать так, как считал нужным. Потом, после окончания работы, он приехал ещё раз, и когда в министерстве снимки сравнили, то оказалось, что на них всё практически совпадало.

Работа в церкви проходила осенью, когда начались занятия в институте. Там молодого педагога ждать не захотели, поэтому пришлось написать заявление об уходе. И тут судьба снова улыбнулась Валерию Лауру: один его знакомый позвал художника на комсомольскую стройку в Усть-Илимск, где на Ангаре строилась гидроэлектростанция. Приехав, Лаур увидел там совершенно другие просторы, да и температура встретила его по-настоящему сибирская: если в Таллинне в ноябре обычно минус 2-3 градуса, то там — минус 20. При этом работы в городе оказалось очень много.

 

— Это же строящийся город! Там каждый новый микрорайон на своё художественное оформление получал финансирование. Работу художника утверждал худсовет при городском художественном фонде, и любая организация, в чьём ведении находилось здание, с его мнением должна была считаться. Однажды, когда я расписывал Дом быта, приехала ведомственная комиссия из Москвы. Увидев мою незаконченную ещё роспись, комиссия её забраковала, а меня от работы отстранили. Было обидно. Тогда я дал бутылку водки сторожу и стал приходить по ночам, завершая начатое. А потом пригласил худсовет, который о моём отстранении ничего не знал. И тот на ура принял мою живопись, после чего дирекция Дома быта ничего уже не могла сделать. 

Детские сады, библиотеки, аптека, книжный магазин, ресторан — вот те объекты, которые в Усть-Илимске оформлял художник из Таллинна, член Союза художников СССР Валерий Лаур. У него уже была семья, подрастали дочки. И тут наступила перестройка, поставившая художника в конце концов перед выбором: или оставаться в Усть-Илимске (а жизнь в городе быстро менялась и не всегда в лучшую сторону), или возвратиться в Таллинн. Он выбрал последнее.

 

Художник, воспитай ученика, чтобы было у кого потом учиться

Монументальной живописью в Эстонии Лауру заниматься уже не пришлось, спроса на неё не было. Но пока границы были открыты, художник выполнял интерьерные заказы для Москвы, его холсты шли туда. Когда же пересечение границ с «картинами для интерьера» стало делом хлопотным, то нашлось новое приложение творческих сил — в 1995 году Валерий Лаур открыл художественную студию для детей.

— Дети — благодатный материал для передачи знаний, причём часто для обучения не нужны слова. Я заметил, что ещё не начал объяснять, а ребёнок при твоём приближении уже начинает что-то делать, то есть обучение происходит на невербальном уровне. Когда подобное происходит, испытываешь счастье. Обязательное условие: у педагога должно быть нечто, приобретённое им в течение жизни, чем он очень хочет поделиться. Я был потрясён, когда понял всё это.

Свою студию художник назвал «5+5»: в пять лет в ней уже можно начинать обучение, которое, в зависимости от возраста учеников, делится на несколько ступеней. Своё влияние на построение учебного процесса оказала педагогика Штайнера, которая говорит о возрастном разграничении учащихся, следуя той логике, что для каждого возраста — младшего, подросткового, юношеского — характерны свои особенности.

— Мы получили помещение в красивейшем здании в центре Таллинна, построенном по проекту известного эстонского архитектора Карла Бурмана. Приятно было сознавать, что дом этот отмечен художественной аурой — на верхнем его этаже когда-то располагалась мастерская одного из основателей национальной художественной школы Эстонии Антса Лайкмаа. Содержать в нём студию удавалось, правда, только до тех пор, пока не нашлись потомки бывшего владельца здания, после чего нам пришлось оттуда уйти.

Студия «5+5» существует до сих пор. Руководит ею коллега по цеху Патриция Тышкевич, сам же Валерий Лаур в 2006 году в Центре русской культуры открыл другую студию — ARTEC, в названии которой также скрыт некий смысл: во-первых, оно напоминает о легендарном детском лагере «Артек» в Крыму, во-вторых, в нём читается принадлежность студии к миру искусства.

— В ней я подытожил свой педагогический опыт, что-то в своём подходе к обучению упорядочил, позволяя ребенку развиваться самым естественным для него образом, корректируя развитие и направляя его. Обучение  осуществляется по таким дисциплинам, как живопись, графика, классический рисунок. Летом с ребятами традиционно выходим на пленэры, регулярно устраиваем совместные с «5+5» выставки в Центре русской культуры, в том числе и тематические. Ближайшая, 18 сентября, будет называться «Крыши Старого города». О своей же персональной выставке по-прежнему приходится только мечтать.

 

Собеседник с тревогой поделился своими наблюдениями о том, что в последние годы в студию стали приходить дети, совсем не похожие на тех, что учились в 90-е годы с их страстным желанием овладеть ремеслом, знаниями. Нынешних отличают рассредоточенное внимание и иждивенческое настроение. Если раньше ребёнок иной формы существования, кроме как быть художником, для себя не видел, то сегодня им владеет одно желание — отдыхать. Но при таком подходе, уверен Лаур, в искусстве делать нечего.

Материал подготовлен при частичной финансовой поддержке фонда «Русский мир».

Читайте следующие материалы из рубрики «Русский мир»:

Мастер витража Андрей Лобанов: Стекло необходимо чувствовать руками

Время больших перемен. Дирижёр Нарвского симфонического оркестра Анатолий Щура

Кричать «Всё пропало!» не нужно. И вот почему… Беседа со священником Фомой Хирвоя…