Игорь Круглов: Жвачка фабрики «Калев», пробившая брешь в коммунистической идеологии

Так, кстати, нередко и делали. Ибо жвачка была дефицитом из дефицитов, доступным только определённым категориям населения. Например, дипломатам, работникам Внешторга, морякам, артистам, гастролирующим за рубежом, и фарцовщикам. А ещё (время от времени) посетителям луна-парков из стран «социалистического содружества», приезжавших в большие города со своими аттракционами. Там резинки не продавались, но их можно было выиграть. Например, настрелять в тире из «воздушки». Обычно жвачки и другие призы прикреплялись к тонким палочкам в зоне стрельбы. Перешиб пулькой такую палочку — и приз твой…

Импортная жевательная резинка часто была предметом культа для детей и подростков — даже несмотря на то, что в детских СМИ до самого начала 1980-х проводилась кампания по её дискредитации как «чужеродной западной пакости».

Если вдруг в обычном городском дворе или школе появлялись парнишка или девчушка, жующие какой-нибудь Wrigley’s Spearmint, это становилось целым событием. Почти всегда по такому случаю вокруг собирались сверстники, с восхищением просившие дать посмотреть, понюхать или даже пожевать. Большинство же юных жвачколюбов жевало в те времена в основном битум, по неведению именуемый гудроном. Да-да, именно сей застывший продукт нефтепереработки, который октябрята, пионеры и даже комсомольцы находили на крышах под черепицей и в иных местах.

Естественно, потребление оного «лакомства» было крайне, мягко говоря, неполезным. По вкусу он напоминал свечной парафин. Жевать приходилось по полчаса, и за эту непростую работу чаще всего брались дети с крепкими зубами. Это придавало им статус героев, потому что зубы, случалось, и ломались. Или пломбы выпадали… Потом вынимали то, что получилось, и под возгласы восхищения делились с остальными.

Жвачка была не просто дефицитом, но и запретным плодом, объектом для клеймения и осмеяния. Гражданин, смакующий резинку в общественном месте, сразу же попадал под огонь нещадной критики со стороны окружающих. Всё равно как женщина, курившая на улице. В СССР даже мужчины редко курили на ходу, не говоря уже о женщинах.

Тягучка изображалась как один из символов разгульного образа жизни заокеанских эксплуататоров трудового народа. В журнале «Крокодил» частенько появлялись карикатуры, где нахальные янки восседали за столами, взгромоздив туда ноги, жуя или покуривая сигары. Подобные персонажи малевались с громадными квадратными челюстями, которые были намного больше всей остальной головы. Посмотришь на эдакую харю, изображённую Борисом Ефимовым или другими мастерами сатирического карандаша, — и сразу испугаешься «хищнической сущности мирового империализма»…

Так длилось десятилетиями. Но однажды, а точнее, в 1967 году, в столице Советской Эстонии вдруг решили приступить к выпуску той самой, многократно заклеймённой позором и нехорошими словами, «жуйки». За её производство взялась кондитерская фабрика «Калев». (Она до сих пор успешно работает в своей отрасли, только с 2018 года носит другое название — «Orkla Eesti AS», хотя выпуск сладкой продукции продолжился под старой торговой маркой.)

Данное предприятие было широко известно за пределами республики благодаря поставкам мармелада, шоколада, карамели, марципанов и других сладостей. Кроме них, оно решило освоить и выпуск товаров, соответствующих популярному в США и Европе стандарту «chewing gum». Скорее всего, произошло это потому, что тогда было недолгое время реформы главы Совета Министров СССР Алексея Косыгина, и в стране проводились различные экономические эксперименты. Судя по всему, именно благодаря косыгинской реформе группа разработчиков под руководством инженера Харри Кийка в апреле 1967-го и выпустила первую партию жевательной резинки, получившей название «Tiri-Aga-Tõmba» («А ну-ка потяни»). Она представляла собой прямоугольную пластинку с продольными бороздками, обёрнутую в вощёную бумагу. На фольге присутствовал красивый рисунок. Стоимость — 15 копеек.

Вот что об этом рассказывал старейший работник фабрики Отто Кубо, ставший впоследствии руководителем музея Kalev (цит. по материалам, находящимся в свободном доступе в интернете):

«Однажды в 1967 году я прогуливался со своим другом… и вот я достал жвачку. Развернув, обнаружил, что разделить её пополам не получается, настолько твёрдой она была. Именно по причине того, что жвачка плохо разжёвывалась, тянулась, её сняли с производства. Масла в огонь подлил ещё академик Петровский, которого попросили сверху дать «правдивое» заключение о вреде жевательной резинки».

Действительно, известный хирург, академик медицинских наук Борис Петровский покритиковал вкусовые свойства жвачки и назвал её «идеологически вредной», после чего резиновое производство на «Калеве» свернули. Возобновилось оно лишь в октябре 1976-го. Причинами тому, как утверждают историки, послужили два обстоятельства. Во-первых, в 1975 году на матче по хоккею между юниорскими сборными Канады и СССР в московском Дворце спорта произошла ужасная трагедия, связанная с жевательной резинкой. Дело в том, что спонсором канадской команды являлась та самая фирма Wrigley, и после игры гости, проходя к автобусу, начали разбрасывать направо и налево её продукцию. А советские болельщики кинулись собирать. Это напугало администрацию, решившую, что «непатриотическую» картину заснимут западные журналисты, и решено было выключить свет и запереть все выходы на улицу. В результате погиб 21 человек…

А второй причиной стало приближение Олимпиады-80, когда советское правительство решило не ударить в грязь лицом перед всем миром. Тогда впервые в СССР появились и одноразовая посуда, и импортная «Пепси-кола», и жвачки собственного изготовления. Вначале попробовали их делать в Армении, в Ереване, а потом вернулись к идее возобновления производства в Таллинне. Таким образом, в 1976-м на «Калеве» был быстро запущен цех, где спустя год уже трудилось 36 человек, выпускавших 1200 килограммов резинки в сутки при годовом плане 400 тонн. Эстонцы использовали своё оборудование, перепрофилировав линию для изготовления ирисок. Обо всём этом поведала в киносюжете от 1977 года старший инженер-технолог завода Kalev Тийа Мартенс…

Правда, резиновая сладость по своему качеству была ещё довольно далека от заграничных образцов. Причина тут, скорее всего, кроется, в нерасторопности советской плановой системы хозяйствования: любое производство требовало согласования на самом высоком уровне, вплоть до правительства. А потом, когда оно запускалось, то уже не обновлялось порой десятилетиями…

Однажды автор этих строк был свидетелем подобной ненормальной ситуации. В молодые годы мне пришлось делать репортаж об отстающей обувной фабрике (все знают, что собой представляла советская обувь). Так вот, директор сам вовсю ругал свою продукцию и был крайне недоволен ею, а потом для сравнения показал маленький экспериментальный цех, где были выставлены красивые модели, ничем не отличимые от дефицитных импортных. И на вопрос, почему же они не запускаются в производство, с унынием и горечью отметил, что пока «наверху» согласуют и разрешат переделку технологии, то и эти модели безнадёжно устареют…

В 80-х годах прошлого века «Калев», как и армянский цех, поделился технологией жвачечного производства с московской фабрикой «Рот Фронт». Там стали выпускать пять пластинок в упаковке из фольги со вкусами мяты, апельсина, клубники и кофе. Стоили они 50 копеек и назывались «Ну, погоди», «Кофейный аромат», «Мятная», «Клубничная» и «Апельсиновая». Позже в жвачки стали добавлять сахар, патоку, модифицированный глицерином бальзам ели, кедра, лиственницы или пихты, пчелиный воск и маргарин. Но всё равно по качеству они были далеки от популярных зарубежных аналогов. Улучшить его помогло только повсеместное распространение свободного предпринимательства, позволяющего чутко и своевременно реагировать на запросы потребителей.

Читайте по теме:

«Калев»: как легендарный эстонский «богатырь-кондитер» по-норвежски заговорил