Воскресный рассказ: Гоша. Быль

Товарищ мой (назовём его Фёдором, потому что человек он непубличный и под своим именем выступает редко, а статей да бесед в газетах, журналах и на телевидении вообще чурается) находился в крайне удручённом состоянии. Понять удручённость можно: вяжущее предзимье, то робкая надежда в виде снега, то напрочь устраняющие эту надежду грязь и серость. Не могли мы понять крайность испытываемого Фёдором чувства: ну посиди дома, ну повздыхай там, пива выпей, глинтвейн опять же на улицах появился, книжки есть на белом свете, но скулить-унывать-то зачем?

А тот действительно затосковал. Пишет, главное: «Приезжайте!» Нам что – приехали. Смотрим – ходит по дому и шепчет дурным шёпотом: «Надо ехать, надо ехать». Потом, главное, глаза поднял и возопил: «Но вот куда? Никуда мне не деться от этого!» Возопил – и тут же раздался гадкий звук: кто-то зло и настырно выдал барабанную дробь по батарее в своей квартире, эта дробь отдалась, естественно, во всём доме. Фёдор схватился за голову: «Опять!» Всё оказалось проще некуда: осеннюю печаль товарища дополняло, если не провоцировало, осеннее же обострение у его соседки снизу. «Она нам жить не даёт, – скорбел товарищ. – Слова дома нормальным голосом не скажешь – вмиг прибежит и заорёт или по трубам стучать будет. Она на нас с женой в ООН жалобу писала. Она – дурочка, вот! Вы ружья не прихватили?»

Плохо дело, решили мы. Так себе праздничек. И ружья нет – одни петарды. О, кстати: петарды. У тебя ж дача неподалёку – а давай туда махнём. Не-не, хватит ныть, собираемся, едем, печку растопим, костёр во дворе устроим, еду какую-никакую сообразим, а там, глядишь, и до салюта дело дойдёт. Побурчал, но согласился. А куда ему, собственно, деваться.

Пока ехали, соображали, что для обустройства праздника нужен персонаж, который далёк от всех наших бытовых трудностей, мелких изматывающих скандальчиков, писем в ООН и вызовов к психиатру. Ответ пришёл сам: Гоша! Вот без кого праздник не праздник, а так – очередные сумрачные посиделки. Гоша! О, Гоша, где ты? Только произнесли вслух это имя, смотрим, Фёдордер заулыбался. Шансы выжить есть, значит.

Итак, Гоша. Это олень. Мы познакомились с ним в Ловозерских тундрах, куда нас в своё время занесла лёгкая. Нелёгкая нас заводила в Приштину и в Монте-Карло, полностью оправдывая своё предназначение: ни в Приштине, ни в Монте-Карло особой радости мы не испытали. То ли дело – Ловозерские тундры. Там хорошо. И Гоша.

Этот олень туп до невозможности. Ярким примером его интеллектуального развития может служить обращение оленя к нам, когда мы представились: «Петро – деревянное ведро. Фёдор – рыбу спёр» – это он выдал сразу и с откровенно дебильной улыбкой. Поэт, блин. Мы решили начавшееся было знакомство поскорее свернуть, но врождённая вежливость, даже аристократизм, заставили надеяться на лучшее.

И правильно сделали: несмотря на крайнюю свою тупость, Гоша оказался очень добрым оленем. Всегда пытался помочь – чаще всего очередным советом, правда, но иногда и дельное что-то вытворял. Например, с гиканьем и диким хохотом возил нас в санях по Заполярью. Кстати, красиво: северное сияние, снег, плавная синяя тундра – вещь. Потом с ним чай в веже пили – Гоша с саамами быстро договорился, и они нас с радостью переночевать пустили. Только просили его заткнуться – он всё лез с рассказами об Эстонии, где ни разу, правда, не был, но всё знал. Это и с людьми случается, как мы обнаружили.

В гостях у Гоши. Фото Р.Денисова

И вот тут представился случай показать нашему оленю ту самую Эстонию. Даже необходимость возникла. Для Гоши-придурка семь вёрст – не околица: «Щас, – заорал, – буду. Это хоть где всё? Салют будет?» Как смогли, объяснили дорогу, он и явился. «Какая ещё граница? – удивился. – А, те два ухаря у столбика? Дак они друзья мне. Один русский, Серёга, другой – этот, как его, Тойво, финн, вот. Мы курим вместе и чаи гоняем. Потом лужа какая-то была, а потом и дача ваша на берегу. Жрать дайте».

А у нас за всеми хлопотами по наведению порядка на даче – подметали, печь топили, баню готовили, чайник ставили – только-только руки дошли до готовки. Не, мясо в маринаде, всё это было, но мы просто не успели подготовить шашлык. Фёдордер, видим, опять сник. Тут Гоша принюхался: «У тебя что, яблуки есть?» – это он Фёдору. «Дак даа, – промямлил товарищ. – В этом году большущий был урожай. Часть яблок, вон, с ребятами убрали, а часть осыпалась, на земле лежит». – «Включай салют!» – заорал олень и начал бегать по участку и поедать опавшие яблоки. Чавкал при этом, как сволочь, правда, но всё, что мы по лени, по недосмотру или по усталости в своё время не убрали, всё выел начисто. Ясное дело, мы салют включили. А Гоша, чувствуем, накушался. Проще говоря, нажбанился. Ходит, ногу подволакивает, гимны поёт саамские. «Ведите меня к бабке – я тоже в ООН хочу!» – это мы ему уже про соседку рассказали. Как и смог-то.

Дошло вдруг: яблоки ж перезрелые, в них что-то вроде сидра из-за перезрелости образовалось – вот Гоша и отметился по неосторожности. Хотя какая там осторожность – в его-то случае. Пока мы с едой разбирались, он, оказывается, успел до центра города сбегать, перезнакомиться со всеми оленями с рождественского рынка, обругать пару немецких туристов, подружиться с ними же, устроить неприличную клоунаду у Балтийского вокзала и разогнать всех тамошних алкашей. К соседке Фёдора он заскочил в виде бонуса: представился Оленем Делоном из ООН (а это неправда: на самом деле он Гоша Ковальски из Ловозерских тундр) и унизительно просил выйти замуж. Та срочно перепугалась и затихла до весны. Хотя, судя по серьёзному виду протрезвевшего оленя, может и съехать. «В тундру?» – с надеждой спросил Фёдор.

– «В неё, родимую, – с некоторым ужасом прошептал Гоша. – Это самое, я поеду, ладно? Вежу подготовлю». Взял и исчез. Яблочка не оставил.

Так что если у вас какие беды-трудности – обращайтесь. Есть помощники. Дадим адресок.

топюмор