Воскресная история: Кандибобр – это вовсе не птица

Зверь лютый и серьезный. Это про бобра. Бобр, он ведь как? Или грызёт или сидит, ну и плывёт, бывает. Отобрать у бобра свежесваленное дерево – убереги Бог! Легче бригаде лесорубов объяснить, что вы бревно со штабеля забрали в очень нужных личных целях. Шансов здоровым от лесорубов уйти намного больше. Сам проверял.

Большой удачей считается пойти на бобра и вернуться. Жена каждый раз как в последний путь провожает, дети плачут. На бобра ходить – жене выть, вот как говорят в народе. Крепкую осину перегрызает. Не за раз, конечно, но к обеду точно. Спереди у него, как известно, зубы. А хвост позади: как вдарит по лбу – мало не покажется. Если лодка деревянная будет, сгрызёт враз. А дальше уж как повезёт: вода ледяная, да и снасти не бросишь. Так что лучше металлическую, в крайнем случае пластиковую брать, хоть и дороже. Зато награда велика, если повезет с бобром: мех тёплый и баской, – так у нас говорят. И мясо вкусное, диетическое, тут, понятное дело попривыкнуть надо.

Иные смельчаки с рогатиной на него ходили, и счастьем было, если только без рогатины домой вернулся: праздновали всей родней. А бывало, и не возвращались. Один знакомый инвалид аж протезом пожертвовал, чтобы от бобра откупиться – на одной ноге до крыльца допрыгал. Сильвер местный. Бобр церемонился недолго: как деревянную ногу увидал, так и сожрал вмиг – спасибо, выше не забрался.

Мы с напарником завсегда борта лодки смолой густо мажем, потому как если нападёт зверюга, зубами-то в смоле сразу вязнет. Тут уж не зевай, к берегу рули скорей, вот он и попался: глазами водит, взгляд злющий, а слова вымолвить не может. Смола потому что качественная, держит крепко.

С ружьём на него по лесу ходить вообще толку нет: все одно промажешь, уж больно вёрткий он. Пока прицелился, то, сё – этот и исчез. А с размаху, как дубиной, тоже не получится: деревья вокруг, никакого размаха — только ружье разобьёшь. А после утиной охоты оставшееся ружье берегу, вот и приходится хитростью на бобрятину вооружаться.

Сети пытались на него ставить, но бобр животина хозяйственная, все в дом норовит утащить. Придёшь сети проверять, а они уж в хате у него. Стащит, даже записки не оставит. А бывает и хуже – лось запутается. Если сохатый, лось то есть, попался – совсем беда. Ты ведь на бобра на охоту вышел, лось тебе без надобности в этот раз. А попробуй его выпутать, скотина не совсем разумная, спокойно стоять не будет – так лягнет, не обрадуешься. Один у нас после такой встречи до сих пор улыбается, никак не остановится. Они друзья с Сильвером.

Капканы тоже не годятся ни в какую. Или лесник в металлолом сдаст, или бобр туда же снесёт, бобр скорее даже. Так-то не всякий лесник добровольно пойдёт в бобровые места, даже доход от капканов риск не оправдывает. Если и забредёт, то совсем с безнадёги какой. Помнится, одного за неприличное поведение на ночь в бобриные топи сослали – вмиг исправился. Всю ночь проорал, мол, простите, люди добрые, жить теперь честно буду, только от бобров уберегите. Ла-адно, простили. Неделю в себя приходил, до сих пор заикается. Это, получается, уже второй дружок Сильвера.

Вот и приходится смекалку народную подключать, опять же опыт предков помогает, а без хитрости совсем никак. Про смолу на бортах лодки сказал уже, ещё у скупки металлолома его караулим, это когда он капканы сдавать принесёт. Идет, главное, хвостом щелкает, мешок с капканами тащит, ругается. Ясное дело: зараз такую мешочину и мужику здоровому трудно поднять. Но бобр упорный. Даже упоротый.

Но мудрость на то и есть народная, что вековой опыт собой являет. Мы с товарищем выяснили: бобр до бани деревенской сам не свой. Как увидит, что где-то баня топится и хозяев рядом нет, так и знай, он уже там, на полке парится. Мы это смекнули и поставили баньку аккурат рядом с обиталищем бобриным. Так и назвали: кандибоберский цех. Затопим баню и ждём. Только прогреется, бобры в очередь встают, без различия М и Ж. Попаришь их, опять же, по меху выберешь, которого взять, чтоб не абы как.

Вот так и живём, бобров на баню ловим и сами чистые. Кандибобр сплошной.

Текст Антона Соколова и Петра Давыдова