Олег Филимонов — одессит по сути и по жизни!

— Длинный и яркий творческий путь от юного музыканта до зрелого актёра, режиссёра, телезвезды. А как за это время изменились мировоззрение, творческая позиция?

— Здесь сложно говорить о том, что она изменилась. Просто жанры, в которых я работал, абсолютно разные. Они для меня поменялись. На протяжении почти 20 лет это была телевизионная работа. Из них на протяжении 16 лет выходила еженедельная передача «Джентльмен-шоу». И это было совершенно одно, ничего общего не имеющее с драматической работой, работой артиста театра. Я никогда не предполагал, что на склоне лет займусь театральной работой.

Телевидение — это технология, можно переснять, можно изменить, можно долго играться. Работа театрального актёра абсолютно другая. Я с этим столкнулся 10 лет назад. Конечно, телевидение было очень интересно, и наша программа взяла практически все существовавшие в постсоветском пространстве премии: ТЭФИ, «Телетриумф», «Золотой Остап», «Мастер Гамбс» два раза и так далее. У меня большая золотая медаль «Самый-самый телеведущий Украины». Всё, что можно было в телевизионной сфере получить, наша программа получила, и я в том числе. Теперь начался театр, и всё изменилось.

— Старт был именно с музыки?

— Я ещё на заре туманной юности в университете, учась на инязе, играл в группе «Опшинал мьюзик бэнд». Мы уже тогда играли авторские песни. Я писал тексты, а Лямцев Олег и Гоча Шелгелошвилили писали музыку и тексты. Я играл на клавишах и на гитаре. Это было очень любопытно для Одессы того времени (начала 70-х). У нас просто «ломяра» стояла на наших капустниках и выступлениях. В бывший бальный, а потом актовый зал на Пастера было просто невозможно попасть.

— Вы были преподавателем, учёным. А это помогло вам в творчестве? Была ли связь?

— Для меня была прямая связь. Когда ты работаешь в аудитории со студентами, а эту работу я любил больше всего, читаешь спецкурс для 50-60 человек, то необходимо взять их внимание в кулачок. Это очень помогло мне в дальнейшем. Я не боялся выхода на сцену, я не боялся публики. Я работал потом в самых больших залах, которые на тот момент существовали в СССР. Помогает этот опыт и сейчас в актёрской деятельности.

 

— Следующий толчок вам дал КВН? Какую он роль сыграл?

— Принципиальную! На самом деле, КВН — это кузница юмористических кадров. Он дал жизнь огромному количеству людей и мне в том числе. Телевизионная моя популярность и началась с момента КВНа. Когда вышел первый выпуск, а это было ещё советское ТВ, и его писали, а не давали в прямом эфире, в 1986 году. Еще Центральное телевидение! У нас скандал произошёл, конфликт, мы отказывались выходить на сцену, отказывались играть. Потому, что повырезали всё, что мы говорили в предыдущей игре. Только усилиями Егора Яковлева, который тогда был членом Политбюро ЦК КПСС, удалось нас уговорить, и мы вышли на финал. Невзирая на весь кошмар, это была история, которая в течение полутора часов сделала нас популярными. Совершенно невозможно было ходить по улицам, везде, куда бы ты ни заходил, узнавали. Были абсурдные вещи. Как-то мы с Яном Левинзоном (звезда «Одесских джентльменов») сидели в гостинице «Украина» в кафе и завтракали. Сзади нас за столиком сидел узбек. Он был в майке, тюбетейке, спортивных шароварах и со своим чайником, из которого наливал себе чай. Фактически сидел к нам спиной. И вдруг он спрашивает: «А почём лук в Одессе?» Я, совершенно озверевший, поворачиваюсь к нему, а он тоже поворачивается. Оказывается, что у него на одном глазу бельмо, у него один глаз рабочий. Я в ответ: «А вы откуда?» «С Почарджоу. Видел кевеен, а-аа». Для нас это был просто кошмар, просто апофеоз!

У этой популярности было два лица. С одной стороны, очень приятно, когда тебя все узнают, это способствует каким-то твоим делам. Как-то Левинзону нужен был унитаз. Мы поехали в Москве в югославский магазин «Белград», и, конечно, нас узнали и повели к директору. Левинзон говорит: «Нам для КВНа нужен унитаз». Тот посмотрел на него, на меня и сказал: «Два?» Вот такая вот была история. Я помню, когда-то я занимался большим бизнесом, торговал металлом. Приехал в Краматорск заключить договор с директором завода. А тогда только началось «Джентльмен-шоу». Секретарша меня узнала, побежала к директору и сказала ему, что «здесь кавээнщик сидит у вас в приёмной». И меня впустили туда. Он спрашивает: «А что вам нужно?» Я говорю, что 5000 тонн металла. Он говорит: «Ой, а зачем столько?» Я отвечаю: «Понимаете, я строю частную тюрьму под Одессой». Он начал умирать со смеху. — «Деньги есть?» — «Есть». — «Я отпущу тебе металл». Вот, пожалуйста, это было. Люди годами стояли в очередях: спецснаб, шнаб и т. д. , а я зашёл и через 15 минут ушёл с договором на поставку. А с другой стороны, иногда очень утомительно.

 

— После Юрия Никулина, вы, пожалуй, второй по яркости рассказчик анекдотов. В чём секрет? Как удаётся так ярко их рассказывать?

— Анекдот — очень специфический жанр. Реально умеют рассказывать анекдоты, ну, может быть, 10% из всех рассказывающих. Рассказывать любят все. Нужно иметь, по всей видимости, некий талант. Тут я буду нескромным, но это талант. Когда рассказываю анекдот, я пытаюсь идти от образа. Я очень люблю этнические анекдоты про евреев, про грузин, про украинцев, про чукчей. Это мои самые любимые анекдоты. И я их рассказываю от лица героя. Поэтому получается всегда достаточно смешно. На самом деле это сложный жанр. Юрий Никулин умел очень здорово рассказывать анекдоты. Раз пять я с ним пересекался. И каждый раз обменивались анекдотами. Ему очень понравилось то, что мы сами придумывали анекдоты. У нас в рубрике «Лучшая десятка анекдотов» на первом месте всегда шёл народный анекдот, лучше народа никто не придумает, а девять анекдотов придумывали мы, авторская группа. У нас был замечательный автор Игорь Меняйло с блестящим парадоксальным умом. И когда Никулин услышал несколько наших анекдотов, он пришёл в восторг. Один из них он опубликовал в своей рубрике, а потом написал, что это придумали «Джентльмены»: «Карлсон приватизировал помещение, на крыше которого он жил. Теперь на крыше живут жильцы». Я не совсем точно рассказал, но смысл понятен.

— А какой у вас самый любимый анекдот?

— Невозможно назвать самый любимый. На мой взгляд, есть анекдоты очень тонкие. Хороши те, которые услышал, хочется их рассказывать. В последнее время мне нравится украинский анекдот, я его даже со сцены рассказывал, в моём номере «Лучшая пятёрка анекдотов». Он очень точно передаёт наш менталитет.

Нашего хлопца с Украины послали в Японию в командировку. В советские времена в Японию в командировку на три месяца! Он саке не пьёт, пиво не пьёт, суши не хавает, всё собирает копеечку к копеечке. Через три месяца приезжает домой: мохер, люрикс, здоровый «Панасоник» на две кассеты. Это всё в коридоре на полу. И кричит жене: «Гала, быстренько раздевайся и в кровать.» Она ему отвечает: «Степан, я тоже так истомилась, так тебя ждала». Она раздевается — и в постель, он раздевается — и в постель, одеяло натягивает и показывает ей на свою руку с часами: «Смотри, Галя, светятся!»

А из последних замечательный анекдот, он на грани, конечно, политкорректности, но мне он очень нравится.

Голуби в Париже обгадили все памятники. Ну, просто невозможно стало, никак не удаётся их побороть. Отмыть невозможно, помёт разъедает бронзу… Объявили тендер на решение этой проблемы, и откликнулся один чувачок. Пришел к мэру и говорит: «Я решу вашу проблему». Мэр отвечает, что даст за это миллион евро, а чувак и говорит, что деньги ему не нужны, просто он решит эту проблему, но никто не будет спрашивать, как он это сделал. Мэр согласился. Через день он появляется, запускает зелёного голубя, и все голуби улетают вслед за зелёным голубем восвояси. И всё! Проходит день, два, неделя, месяц — ни одного голубя. Мэр Парижа не выдерживает, вызывает этого чувака и говорит: «Я умоляю, я тебе всё-таки этот миллион заплачу. Объясни, что ты сделал?» «Ну как, запустил такого голубя зелёного…» А мэр и говорит: «Слушай, а у тебя араба зелёного нет?»

— А анекдоты про «горячих эстонских парней» у вас есть в коллекции?

— Чувак едет на машине по дороге, видит — мёртвая ворона лежит. Он берёт эту ворону, кладёт в багажник. А его кореш спрашивает: «Зачем?» Он и говорит: «Пригодится». Через месяц опять вместе с этим приятелем, проезжает в том же месте. Он останавливается, достает ворону из багажника и кладёт на то же место. Приятель спрашивает: «Что?» А он и отвечает: «Не пригодилась…»

Ещё один. Построил квартиру и рассказывает другу, какая она хорошая. У него спрашивают, сколько в ней комнат? — «Одна. Меньше не было смысла».

 

— А зачем вы занялись политикой?

— Это сложный вопрос. Я никогда себя с этим делом никак не ассоциировал. Но я не инертный человек, то есть меня интересует, что именно происходит вокруг. Меня многие вещи волнуют и возмущают, а какие-то радуют. Так звёзды сошлись. Меня позвал Владимир Александрович (Зеленский), который меня хорошо знает, которого я хорошо знаю, и предложил: «Давай, Олег, иди на Одессу». Я долго не соглашался, три месяца не соглашался. Потом мои друзья и жена меня убедили, что можно попробовать. Я понимал, что невозможно совершить переворот в сознании одесситов. Выборы это показали. За меня проголосовало достаточно много людей. На самом деле, если бы не было вбросов и всяких манипуляций, то я уверенно занимал бы второе место после действовавшего мэра. По крайней мере, мне так рассказали наблюдатели из Центризбиркома. Я никаких денег никому не платил, мне никто никаких денег не платил. То, что мне дали официально на избирательную кампанию, я использовал на рекламу: билборды, плакаты и т. п. Сегодня, по итогу, а я стал депутатом городского совета, в принципе, кое-что получается сделать для людей, для города. До начала войны я закупил за счёт своего депутатского фонда в детские музыкальные школы инструменты. Все 30 лет независимости ДМШ у нас не «перевооружались». Стоят старые, ещё советских времён пианино. Это инструменты, на которых нельзя играть ребёнку. Я сам как человек, который учился музыке, понимаю, что когда ты садишься за инструмент, у которого звукоизвлечение другое, который реагирует на атаку, реагирует на педаль, то ты по-другому начинаешь эту музыку понимать. Начинаешь её слышать по-другому, любить по-другому. Поэтому ребёнок, который идёт в школу и садится за инструмент, должен играть на хорошем инструменте. Я тщательно этим занялся и пробил через горсовет статью по бюджету. Если бы не война, то выделили бы деньги на это дело. Я купил в школу клавесин. Представляете, у нас на Слободке (депрессивный район на окраине) в музыкальной школе есть отделение барочной музыки. Это фантастика, я впервые об этом услышал. Пришёл, детки играют прекрасно, но у них не было нормального инструмента. Удалось! В центре города всё как-то более-менее, а вот на окраинах… Я потому с них и начал. Удалось концертный аккордеон «Вельтмайстер» купить. Результат не заставил себя ждать: мальчик на международном конкурсе аккордеонистов взял третье место. Где-то есть класс ударных инструментов, а инструменты были старорежимные. Удалось и это поправить. Конечно, директора школ и родители были в шоке. Как это? Каким образом это удалось? Просто объехал школы, поднял «хипиш», и удалось сделать.

— Эта политическая, а во многом и хозяйственная деятельность, она по времени ограничивает творчество?

— Вы понимаете, здесь такая история. Я когда-то с этим напрямую столкнулся, «фейс ту фейс». Конечно, этот ужас, который у нас творится, мне даже говорить об этом неприятно. Например, приезжаю на посёлок Котовского (северная часть Одессы с населением более 200 000 человек). Люди пишут, что не работает у них лифт уже в течение года. Я всё люблю, если мне что-то сказали, посмотреть своими глазами. Я прошёл по этому подъезду, в котором лифт не работает, дошел до 9-го этажа. Там женщина живёт — инвалид, она на костылях и уже девять месяцев не спускалась вниз, не выходила на улицу, не была за пределами квартиры. Хорошо, соседи нормальные, приносят ей еду, лекарства. Она даёт им деньги с пенсии. Я от этого настолько озверел, что побежал сначала в районный коммунхоз и «настрелял им полную пазуху патронов». Но они даже не знали толком о том, что творится. И, конечно, никто ничего не делал. Я пошёл к вице-меру по этим делам и попросил его. Он, конечно, сделал. Но это не благодаря, а вопреки. Я лично пошёл и попросил, и он лично мне сделал. Разве это нормально, разве это правильно? Конечно, должно быть совершенно не так! Эти люди остались довольны, прислали мне поздравление с Новым годом. Я у них стал наместником Бога на Земле. Это всё же неправильно.

— То есть творческая позиция помогает реализовать политические проекты?

— В каком-то смысле да! Им неудобно мне отказывать, известный и популярный человек, а вдруг что-то напишет… Что-то делают из страха, что-то из уважения.

 

— А на творчество остаётся время?

— Остаётся. Потому что для меня принципиально всё-таки именно творчество. То, что мы последние 10 лет занимаемся театром, — это большая работа и очень сильная отдушина. Помимо того, что это адреналин. Когда ты выходишь на сцену и остаёшься со зрителем один на один, тут ничего нельзя переделать, нужно всё сделать отлично с первого раза. У меня есть плюс и минус. Плюс в том, что я каждую свою роль играю, как в последний раз. Я не умею по-другому. Я не обладаю той профессиональной актёрской техникой, когда можно в полноги. Я выкладываюсь, сильно выкладываюсь. А, с другой стороны, вот этот поток, который идёт из зала и который тебя накрывает, подпитывает тебя. Это очень сильное дополнительное лекарство от депрессии, от стресса.

— Как вы считаете, что нужно изменить в культурной жизни Одессы после окончания военных действий, чтобы она восстановила своё достойное место в европейской культуре? Не возродилась легенда, а возникло новое, на базе того, что было в истории?

— Я думаю, что легенду вряд ли удастся возродить. К сожалению, миф одесский с моим поколением и с теми, кто чуть-чуть моложе, уходит уже окончательно. Есть такой рецепт, хотя я сомневаюсь в его реализации: Одессу надо оставить в покое. Одесса — это некий абсолютно особый организм. Мультикультурный, многонациональный, космополитичный. Не надо нам рассказывать, что надо делать. Мы сами найдём, что надо делать. Как только нам дадут определённую свободу, свободу творчеству, свободу языку. Я не говорю сейчас о русском языке — любому языку! Ты хочешь это — может быть, ты хочешь живопись — может быть, а ты хочешь джаз или рок — вот такие могут быть. Классическая музыка — это вообще то, на чём Одесса стояла всю жизнь! Надо чуть отпустить вот эту идеологическую составляющую. Как только она будет максимально убрана, как только перестанут кричать «ганьба!» (позор — укр., — прим. авт.), сразу появятся люди, отсеется шелуха, уйдёт то, на что люди не ходят. Люди же голосуют деньгами, своей гривночкой. Они захотели вот это, заплатили, пришли и получили то, что они хотят. Да, их надо образовывать, рассказывать об истории, учить. Чем больше свободы будет, свободы для творчества, свободы для реализации… Одесса — удивительный город. Ещё Жванецкий говорил, что «что-то есть в этом воздухе степном и морском, что рождает поэтов, рождает юмористов, врачей, музыкантов». Вот это нужно каким-то образом максимально сохранить! А сохранить это можно, только дав свободу людям. Свободу делать то, что им кажется правильным! И всё неправильное само уйдёт, а всё именно хорошее само останется.

— А насколько Одесса родила парня из Николаева Олега Филимонова?

— Она родила меня на 99%. Один процент приходится на место рождения — Николаев. Я там окончил школу, там были мои папа с мамой, брат. Полностью сформировался я как человек, сперва как учёный, бизнесмен, затем как артист в Одессе. Я достаточно большой путь проделал, причём в разных ипостасях, я двигался, менял свою жизнь на 180 градусов, и по итогу у меня всё получалось. Может, я просто удачлив в чём-то. Я в Одессе учился, я в Одессе женился, второй раз удачно. У меня в Одессе рождались дети, внуки. Я стал доцентом, потом заслуженным артистом, потом народным. Вся моя жизнь связана непосредственно с нашим городом. Я пророс корнями, меня невозможно отсюда вырвать. Я мог бы жить где угодно. Такие возможности уехать у меня были, но я никогда об этом и не думал, вообще никогда. Это честное пионерское слово.

 

— Как вы относитесь к дискуссии о том, сколько лет Одессе, что отсчёт нужно вести с упоминания о Коцюбеевке… То есть больше 600…

— На самом деле, это абсурдная дискуссия. Есть исторические документы.

Понятно, что был Кочубей, или Хаджибей, до этого было греческое поселение… Давайте в палеозой уйдём… Кому это нужно? На самом деле, Екатерина написала рескрипт, и появился этот город. Можно по-разному к этому относиться. Я понимаю, что она гадюка и гнобила казачество, издала рескрипт об упразднении Запорожской Сечи… Но это — история нашего города, и куда это выкинуть? Она написала, и сюда приехал полк черноморских казаков — 800 человек, которые построили первую причальную стенку в порту, которые построили Военный спуск. И куда это спрячешь… Да, после Великой французской революции начали рушить памятники Наполеону. Когда у Гюго спросили, а что с этим делать, он ответил, что это история и причём тут Наполеоны. Было же в нашей истории вот такое. Историю надо сохранять и уважать.

Здесь произошло удивительное сочетание позитивных факторов. Был рескрипт, номер 1, началось строительство города, отменили черту оседлости, ввели Порто-франко! Когда сошёлся пазл из этих элементов, сюда рванули все! Экономически было выгодно: беспошлинная зона торговли — вези, торгуй, особенно зерном. Рванули аферисты, негоцианты, врачи, ремесленники, ювелиры. Грамотные, умные, достойные люди начали возглавлять этот город. Среди них почти не было русских людей. Были французы, испанцы, итальянцы, немцы, греки… Вся цивилизованная Европа строила Одессу. Поэтому она такая и получилась. Красавица, разноплановая, разносторонняя. Достаточно долго итальянский был основным языком в Одессе. Это классный европейский космополитичный город! Но понятное дело, что это, конечно, Украина.

Читайте по теме:

Леонид Утёсов — от «эстонского» автографа до «посла Одессы»

Григорий Гладков: Таллинн и Одесса — два полюса шара земного

Легенда «Масок-шоу» о гастролях в «сказочной Эстонии»: Люди смеются на одном…