«Они вслушивались в смерть, чтобы мы смогли увидеть жизнь»
В День полного освобождения Ленинграда от блокады — о единственном в мировой истории случае, когда в действующей армии воевали… незрячие люди.
О блокаде даже мы, ленинградцы-петербуржцы, знаем на удивление мало. Все слышали в основном лишь о «125 г» (суточной норме хлеба в ноябре-декабре 1941‒1942 гг.); «Дороге жизни» (во время блокады по ней поддерживалось основное сообщение между Ленинградом и Большой землёй); да о записи «Умерли все, осталась одна Таня» (в дневнике Тани Савичевой, предъявленном на Нюрнбергском процессе в качестве документа, обвиняющего фашизм).
Не многим известный подвиг
Например, все знают, что людей и продовольствие по Дороге жизни перевозили автотранспортом, в основном на полуторках. Между тем в работе ледового пути активно участвовали… буеристы — ленинградские спортсмены [буер (голл. boeier) — кабина (или платформа), установленная на коньках или колёсах, передвигающаяся по льду или суше с ровным рельефом при помощи парусов и применяемая для спортивных и туристических целей, — прим. автора]. Именно буеристы проложили «пионерную» трассу будущей Дороги жизни, разметив её флажками. В дальнейшем они осуществляли военное сопровождение автоколонн и обозов; ежедневно объезжали ледовые пути — искали обход разбомбленных участков дороги; оказывали помощь застрявшим во льду машинам.
На буерах из блокадного Ленинграда вывозили истощённых женщин и детей. Скорость этих ледовых яхт была такова, что переброшенные на Большую землю пассажиры начинали волноваться, когда следовала команда на выгрузку: измотанные до предела люди думали, что их бросают посреди озера на произвол судьбы. Они не могли поверить, что дорога от смерти к жизни занимает всего 20-25 минут — за это время при отсутствии глубокого снега загруженный буер успевал пройти весь путь (скорость буера может достигать 100-120 км в час).
Буера активно использовались и в военном плане: занимались разминированием, разведкой, доставкой в тыл противника диверсионных групп.
Подобных малоизвестных страниц блокадной истории — великое множество. И вот ещё одна: в войсках противовоздушной обороны РККА служили… слепые слухачи. В ночное время через раструбы звукоулавливателей они «слушали небо» и предупреждали зенитчиков о приближающихся к городу вражеских бомбардировщиках.
Знать или не знать
Об этой невероятной истории я, а потом и тысячи петербуржцев, узнали благодаря Марии Игоревне Третьяковой — петербургскому скульптору и моей хорошей знакомой. Дело было так…
Два с половиной года назад Марию Игоревну озадачили — требовалось создать памятник Слепому слухачу. Задача осложнялась тем, что требовался не обелиск в честь конкретного героя, а памятник символический. Интернет особо не помог: информации о подвиге слепых слухачей оказалось крайне мало. Как? Почему? И кому вообще пришла в голову мысль привлечь на военную службу, да ещё и на столь ответственный участок, людей, которые не видят?
К счастью для всех нас, этот подвиг в Лету не канул. Материалы о нём сохранились в Народном музее истории Санкт-Петербургской Региональной организации Всероссийского общества слепых (Санкт-Петербургская РО ВОС).
К сожалению, сегодня появилось немало «символических» памятников в полном смысле этого слова — не имеющих под собой никакой исторической конкретики и, соответственно, в результате как раз ничего не символизирующих. Чтобы работа трогала за душу, цепляла, заставляла чувствовать, переживать и стремиться узнать о ней как можно больше, она должна изначально базироваться на судьбах именно конкретных людей.
Мария погрузилась в историю. Я же переключилась на собственные проекты, а о ходе «изысканий» узнавала во время очередного визита в мастерскую. С какого-то момента её заполонили многочисленные варианты памятника: эскизы графические, эскизы пластилиновые, рабочие модели — «слухачей» я встречала каждый раз, забегая на чай.
С советами не совалась — было видно, что Мария медленно (не только из-за собственно творчества: согласования — процесс небыстрый), но верно движется к понятной лишь ей цели. Видя мой неподдельный интерес, она спрашивала — мол, как тебе этот? А этот? Я отвечала, она кивала или что-то поясняла. Так постепенно я и стала узнавать о подвиге слепых слухачей.
По призыву Родины
В первые месяцы Великой Отечественной войны большинство незрячих было эвакуировано из Ленинграда в глубокий тыл. По собственной воле в городе оставалось лишь около 300 инвалидов по зрению — ученики спецшкол и работники некоторых предприятий. Вместе с остальными ленинградцами они голодали, замерзали, но защищали город: сдавали средства в фонд обороны, работали в госпиталях массажистами, обучали ослепших раненых письму и чтению шрифтом Брайля, выступали с концертами перед бойцами Красной армии.
Большая часть незрячих работала в учебно-производственных мастерских, созданных перед самой войной. Перестроив производство на военный лад, слепые стали выпускать вместо спортивных туфель тапочки для госпиталей, вместо одёжных и сапожных щёток — орудийные банники, вместо хозяйственных сумок — маскировочные сети, которыми укрывали Смольный, корабли на Неве, другие городские объекты.
В блокадный Ленинград к 1942 г. завезли специальные акустические аппараты — звукоулавливатели ЗТ-2 (позже ЗТ-5). Принцип их действия был простым и основывался на приёме и усилении звука с помощью системы гигантских раструбов. Чем раньше боец улавливал звуки приближающихся фашистских бомбардировщиков, тем больше было времени у подразделений противовоздушной обороны на отражение воздушного налёта. Для этой работы требовались люди с абсолютным слухом, поскольку обычные бойцы не добивались желаемого результата.
Кому-то из руководства ленинградского ПВО пришла мысль привлечь к работе на звукоулавливателях незрячих. По воспоминаниям военных, большую роль в решении вопроса сыграла книга Владимира Короленко «Слепой музыкант» — о слепом пианисте, обладавшем невероятным слухом. Когда было получено «добро», зенитчики обратились за помощью в ленинградское общество слепых.
Желающих помочь Красной армии оказалось много — откликнулись почти 300 человек, т. е. практически все слепые, оставшиеся в блокадном Ленинграде. Но лишь 30 из них прошли строгий медицинский отбор, из которых в свою очередь отобрали для обучения 20. По окончанию курсов всего 12 незрячих «слухачей» 14 января 1942 г. пополнили ряды РККА.
Каждый из слепых воинов нёс службу в паре со зрячим красноармейцем, который поворачивал раструбы в разные стороны. За несколько десятков километров слухач мог не только узнать о приближении самолёта, но и определить его марку. Они запросто отличали советские самолёты от фашистских и, более того, по шуму мотора сообщали зенитчикам о том, что приближается — «Хейнкель» или «Юнкерс».
Вот имена этих героев: Яков Львович Зобин, Алексей Фёдорович Бойко, Игорь Антонович Заикин, Константин Андрианович Михайлов, Гавриил Фёдорович Серебренников, Иван Филиппович Скробат, Василий Иванович Цыпленков, Аверкий Артемьевич Никонов, Фёдор Петрович Борейко, Пётр Николаевич Борисов, Эдуард Филиппович Кем и Павел Петрович Петров.
Такова вкратце история лишь одного из множества блокадных подвигов. Именно её и предлагалось воплотить в бронзе…
Трудности выбора
«Уже в самом начале мы знали, где памятник будет стоять: в примыкающем к Стрельнинской улице сквере Слепых слухачей на фоне огромной пустой стены соседнего здания — библиотеки для слепых и слабовидящих. До революции в нём размещалось Петровское общество вспоможения бедным прихода Введенской церкви, а после революции и в дни блокады — Дом просвещения слепых им. В. А. Шелгунова, «якорь спасения» — как называли его сами незрячие. Здесь также располагались библиотека, учебно-производственные мастерские, квартиры и общежитие, в которых жили инвалиды по зрению. Именно отсюда в январе 1942 г. незрячие добровольцами отправились на фронт.
Сквер с таким названием появился в городе неслучайно: 22 октября 2022 г. Санкт-Петербургская РО ВОС обратилась с письмом к вице-губернатору Борису Михайловичу Пиотровскому с просьбой назвать безымянный сквер, примыкающий к Санкт-Петербургской государственной специальной центральной библиотеке для слепых и слабовидящих на Стрельнинской улице, «Сквером Слепых слухачей». В уникально короткое время состоялись два заседания топонимической комиссии Санкт-Петербурга, и сквер с таким названием был учреждён.
Помимо места мы знали ориентировочный бюджет и примерные габариты памятника. Важно: он должен был быть тактильно доступным — чтобы слепые и слабовидящие люди могли его «рассмотреть пальцами». Это единственный памятник в городе, который не только разрешено, но и рекомендуется трогать.
Мы работали над эскизами больше года. У нас было огромное количество и карандашных набросков, и пластилиновых моделей: что-то порядка 50 эскизов на бумаге и около 10 вариантов в пластилине. Нашей целью было создать не просто изображение, а лаконичный символ, эмблему.
Мы пытались найти точный образ через разные подходы: обращались и к советскому опыту создания воинских мемориалов, и к довоенному символизму, пробовали в манере импрессионизма, экспрессионизма с элементами абстракции… К примеру, был вариант уйти в послевоенную эстетику, когда повсеместно использовались картуши — со знамёнами, оружием, орденами и медальонами. Это был хороший эскиз, который неплохо бы смотрелся где-то рядом с Московским проспектом или в Автово, но для Петроградской стороны нужно было искать что-то другое. К тому же мы хотели, чтобы образ слепого слухача был не только пафосно-героическим, но и лиричным, чтобы он проникал не только в головы, но и в сердца, трогал душу.
А наши эскизы всё не принимали, не принимали, не принимали…
Дело в том, что перед нами стояла довольно сложная задача — сформулировать геральдику не запечатлённого ранее в искусстве рода войск, сделать мощный образ, но в тактильно доступном размере и органично поместить его в миниатюрный сквер. Как всё это свести воедино?.. Вот мы с архитектором и ломали головы.
В памятнике мы изначально планировали изобразить не только самого слухача, но и элементы конструкции звукоулавливателя, такие как раструбы и наушники. И всегда это были варианты с четырьмя раструбами, так как они создавали наиболее узнаваемый образ и силуэт — как нам казалось. Хотя на каждой установке одновременно несли вахту два слухача, и каждый из них орудовал только двумя из четырёх раструбов, выслушивая свой сектор неба, а второй в это же самое время следил за другим сектором.
Нужно ещё сказать, что различные элементы в пластилиновых эскизах не сразу крепятся друг к другу намертво, а зачастую наоборот, они очень подвижны — чтобы автору иметь возможность менять их положение и конфигурацию в процессе поиска наиболее удачной композиции.
И вот однажды летом, когда очередной «основной» эскиз был готов к защите в КГА и снова появилось время для творческих поисков, приглашённый в гости коллега подсказал обратить внимание на один из первых вариантов. На его основе я и создала новый эскиз. Он не слишком отличался от прочих — лишь тем, что раструбы звукоулавливателя были направлены не в разные, а в одну сторону. Вылепила и отставила в сторону — ждать архитектора.
То лето у нас было жарким, и этот эскиз начал жить своей жизнью, совершенно не считаясь с моим творческим замыслом: пластилиновые раструбы, слабо прикреплённые к основанию, начали… опадать, как листья у цветка, который забыли полить, пока не остался лишь один вертикальный. И вот стоит этот эскиз у меня на станке, а я тем временем дорабатываю другие, более продуманные варианты.
Но когда проходила мимо, взгляд то и дело останавливался на этом, витиевато-странном, оголённом и в то же время строго-лаконичном, как сухой стебель, эскизе. И было в нём что-то щемящее, что-то упрямое и гордое, какая-то внутренняя сила и красота. И менять ничего не хотелось — ощущались в нём и героизм, и петроградское изящество. Как будто бы и правда — отсекли всё лишнее, как завещал великий Микеланджело.
Показала его архитектору проекта Леониду Иосифовичу Копыловскому — он в общем согласился, только посоветовал добавить к вертикальному раструбу горизонтальный и ещё над ним подумать. Таким образом включили и этот вариант в работу. Когда он был в общих чертах готов, в числе прочих показали его нашим заказчикам — руководству СПб ВОС и консультантам — руководству библиотеки для слепых. Все дружно согласились, что этот вариант — самый удачный. Тем временем в Градсовет были давно уже посланы другие эскизы, и в комиссиях обсуждались другие варианты.
А этот стоит у меня в мастерской и нравится мне всё больше. В итоге мне удалось убедить и секцию монументального искусства одобрить именно этот вариант, и члены Градостроительного совета почти единогласно проголосовали за его установку.
В общем, мы думаем, что этот памятник родился не без помощи ангелов или других высших сил — по крайней мере, на это можно надеяться» (Мария Третьякова, скульптор).
Воплощение
Памятник «Слепой слухач — защитник блокадного Ленинграда» был торжественно открыт 3 сентября 2024 года.
Мы видим на пьедестале измождённое лицо незрячего воина в наушниках и каске, напряжённо вслушивающегося в какофонию окружающих звуков и изо всех сил стремящегося услышать тот самый, неуловимый для других, но несущий смерть гул вражеского бомбардировщика. Раструбы звукоулавливателя неуловимо напоминают перекрещивающиеся лучи прожекторов, высвечивающих в минуты вражеских налётов ночное ленинградское небо.
Памятник удался — и это не только моё сугубо личное и предвзятое мнение. Это слова незрячих гостей, которые присутствовали на его открытии. Некоторые из них даже решили, что скульптор и сам не видит: по их словам, Марии идеально удалось воспроизвести… слепые напряжённые глаза бойца.
В тот день я плакала, глядя, какая гамма чувств сменяла одна другую на лицах людей с белой тростью, пальцами исследующих лицо слухача, раструбы звукоулавливающей установки и постамент с полосами крест-накрест — словно на блокадных окнах. И выбитые в бронзе надписи: «Слепым слухачам» и «Незрячим защитникам неба блокадного Ленинграда».
Команда
«Мы» — это местоимение в данном разделе фигурирует гораздо чаще, нежели «я», хотя моей собеседницей и героиней является Мария Игоревна. «Мы» — потому что памятник разработан авторским коллективом: скульптором Марией Третьяковой, архитектором Леонидом Копыловским при участии слепоглухого скульптора Александра Сильянова.
Казалось бы: 2,3х0,6х0,8 метра — не такие уж и большие размеры. Но в создании «Слухача», помимо скульптора и архитектора, принимала участие масса людей.
«Работа начинается с изучения исторического контекста личности либо события, которые мы увековечиваем. Таким образом, на первом этапе мы подключаем историков или ищем материал сами. Но поскольку статьи кем-то написаны, их авторов тоже можно считать участниками команды.
Следующий этап — создание эскизов, которые уже привязываются к местности. То есть на этом этапе мы подключаем архитектора, а когда в общих чертах идея уже сформирована, то и дизайнеров, которые создают 3D-модель сквера, в которую мы помещаем уже сами эскизы — нужно посмотреть, как памятник будет выглядеть в контексте местности.
Иногда этой работой занимается сам архитектор. Если же он не владеет компьютерными программами, то привлекается специально обученный человек. Бывает, что памятник представляет собой сложное инженерное сооружение. Тогда скульптор подключает инженеров и проектировщиков, которые делают соответствующие расчёты: какой должен быть крепёж, какие металлические балки внутри, какой фундамент.
После утверждения эскиза он уточняется и создаётся т. н. рабочая модель, как правило, в масштабе один к четырём или к пяти, пригодная для снятия точных размеров и увеличения до требуемых габаритов. На этом этапе я всегда стараюсь делать фанерную модель памятника для примерки на месте установки. Это позволяет избежать ошибок с масштабом и уточнить расположение скульптуры в пространстве.
В случае с памятником Слепым слухачам после примерки в сквере мы поняли, что всё-таки тактильно доступный размер не создаёт нужного впечатления монументальности, поэтому пришлось придумать двухступенчатый подиум.
Когда определились с масштабом и удостоверились, что при увеличении нужный эффект сохраняется — приступаем к созданию самого памятника. Сначала делается полномасштабная модель в мягком материале. А поскольку материал мягкий — нужен несущий каркас. Если памятник небольшой, то скульптор самостоятельно делает и его, и саму скульптуру. Если большой — подключается команда увеличителей, которые создают несущую конструкцию модели и прокладывают слой глины, грубо намечая детали, перенесённые по точкам с рабочей модели. Потом подключается скульптор, который сам или с помощниками (опять-таки зависит от масштабов) детализирует и прорабатывает всю скульптуру. После этого подключаются форматОры, которые снимают форму.
По-хорошему, после этого должен ещё делаться гипсовый отливок памятника, который даёт возможность что-то доработать, что-то видоизменить. Он делается тоже не одним куском, а составным, чтобы его можно было собрать на месте установки и посмотреть, как будет выглядеть будущий памятник. Это создаёт более верное впечатление, чем плоский фанерный макет.
Потом с доработанной гипсовой модели снимается чистовая форма и везётся на бронзолитейное производство. Там она тоже проходит через множество рук и этапов трансформации. На первом подключаются либо восковщики, либо мастера-изготовители форм для холоднотвердеющих смесей. Восковка, если она есть, тоже обрабатывается либо самим скульптором, либо мастерами. Монтируется литниковая система, состоящая из выпоров и непосредственно самих литников, по которым поступает бронза.
Потом подключаются уже следующие специалисты — деталь скульптуры с литниковой системой обваливается несколькими слоями специальной смеси, сушится, прокаливается, и одновременно из неё выплавляется воск, оставляя после себя полость для бронзы. Заливается металл, отбивается слоёная форма, срезается литниковая система, и готовые куски памятника собираются вновь в единое целое болтами и сваркой.
После сварщиков к работе подключаются чеканщики. Производится окончательная обработка поверхности, после чего она патинируется. Скульптура привозится на место установки. Если памятник предусматривает какой-то постамент, то, соответственно, подключаются каменщики.
В то время как создаётся непосредственно сам памятник, происходит трансформация и места установки. На основе утверждённого ранее эскизного проекта благоустройства прилегающей территории создаётся технический проект, в котором уже прописаны все детали: какое будет покрытие пешеходных дорожек, какая площадь газона и прочие детали. Это позволяет рассчитать смету и нанять подрядную организацию для производства работ. Для этого подключаются разные виды специалистов — от руководства муниципального округа и дизайнеров до экспертов по доступной среде.
В случае с памятником Слепым слухачам дизайнеры металлоконструкций помогали нам детализировать эскизы информационного щита, скамеек, газонных ограждений. Ландшафтные дизайнеры и озеленители подключались, чтобы грамотно распланировать в сквере зелёные насаждения.
Пока одни обрабатывают скульптуру, в сквере работает бригада строителей — они укладывают тротуарную плитку, бордюры, ставят скамейки. Озеленители высаживают деревья, кусты, цветы. В цехе металлоконструкций собирают информационный стенд, а специальная типография набирает для него текст шрифтом Брайля…
Важно: скульптор, как режиссёр спектакля, контролирует и осуществляет авторский надзор всех этапов работ — от цеха восковки бронзолитейного производства до текста на информационном щите и узора решётки вокруг газонов, на каждом этапе отстаивая целостность общей картины конечного результата работы множества незнакомых друг с другом людей.
А ещё памятника не было бы без всемерной поддержки руководства и сотрудников ВОС и библиотеки для слепых, подключавшихся на разных этапах, и Всемирного клуба петербуржцев, подготовившего документы об учреждении сквера…» (Мария Третьякова).
Такое вот огромное количество специалистов самого разного профиля, оказывается, задействовано в проекте — помимо скульптора и архитектора.
Скульптор Мария Игоревна Третьякова
Мария считает, что в Петербург не приезжают за тем, чтобы его завоевать, — это Петербург завоёвывает их сердца и призывает служить ему. Самому взять и захотеть служить бесполезно — это Петербург решает, позволит он себе служить или нет. И те, кому он позволит, будут служить ему верой и правдой всю свою жизнь.
Марии Третьяковой Петербург позволил. Поэтому памятник Слепым слухачам — не единственная её работа, посвящённая городу на Неве, Великой Отечественной войне и блокаде. В 2007 г. в соавторстве с архитектором В. Б. Бухаевым она получила первую премию в конкурсе на проект памятника узникам нацистских концлагерей в Красном Селе. Мемориал открыт 11 апреля 2009 г. — в день Памяти узников нацизма.
В 2017 г. по благословению митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Варсонофия для экспозиции Государственного мемориального музея обороны и блокады Ленинграда Марией был создан скульптурный портрет «Блокадного владыки» — митрополита Ленинградского Алексия (Симанского), будущего Патриарха Московского Алексия.
В завершение
Первоначально на постаменте Мария хотела написать: «Они вслушивались в смерть, чтобы мы смогли увидеть жизнь» — мысль очень символичная и актуальная.
Но закончить — пользуясь нашим с Марией Игоревной давнишним знакомством — мне бы хотелось на совсем иной ноте. После открытия памятника я взяла за правило раз в две недели проезжать мимо него. После очередного визита звоню Марии:
— Вышла из машины, подхожу, а у меня ощущение, что перед глазами пластилиновый эскиз из твоей мастерской — тот самый, с которым мы фотографировались на Новый год, только в разы больше.
— Неужели качество отливки подкачало?!
— Наоборот, высокая степень узнаваемости: за два с половиной года благодаря тебе я привыкла к «Слухачу» настолько, что мне кажется, будто я помню его с детства!
Читайте по теме:
Комментарии закрыты.