Сергей Бай: «Эстонскую (запретную)» написал от большой любви к родине

— Расскажите о себе.

— Меня зовут Сергей Бай. Родился в Пярну. Занимаюсь музыкой, и в последние годы это перешло в другую плоскость, раньше музыкальной деятельности было меньше. В своё время я окончил LEX (Международный университет социальных наук — Ред.), имею высшее образование. Но как-то получилось, что мне оно не пригодилось — либо из-за моей лени, либо из-за глупости. Сотрудничаю сейчас с рижскими музыкантами. Также мы с другом создали студию звукозаписи в Пайкузе, которая называется Väike Kodukoht.

— Вы наиболее известны как автор песни, которая известна как «Эстонская (запретная)»…

— «Эстонская (запретная)» — это название кто-то придумал, на самом деле песня называется просто «Эстонская». Или если смотреть на эстонских ресурсах, то она называется «Kui raske Eestis olla» («Как тяжело жить в Эстонии» — эст. яз. — Ред.) по первой строчке. У меня было в своё время интервью по поводу этой песни, я пел её в прямом эфире передачи «Paar» на ETV2. И там было интервью со мной. Задавали очень интересные вопросы. На самом деле песня написана не от какой-то нелюбви к родине, а, скорее, наоборот — по причине любви к родине, потому что Эстония — это родина. Я здесь родился, и это то, что я люблю. Грамотные люди поняли всё правильно.

— Когда вы начали заниматься творчеством?

— Гитару взял в 15-16 лет. Сначала играл какие-то чужие песенки, потом и сам начал что-то сочинять. Однако всё, что я насочинял до двадцати лет, не очень хорошего качества. У меня есть 10-20 песен, сохранённых в цифровом формате, но я их не пою.

— Помимо занятия музыкой, у вас есть ещё основная профессия, по которой, как я понимаю, вы сейчас не работаете. Но когда вы её выбирали, чем вы руководствовались?

— У меня не было основной профессии. Это было общее образование — экономист-юрист. Без конкретной спецификации. Там нет информации, что я адвокат. Такое образование не имеет практического применения, да и по большому счёту уже забылось.

— А почему музыкантом сейчас быть трудно? Или даже не музыкантом, а творческим человеком?

— Я как-то и не ощущаю, что мне трудно. Мне вполне комфортно: у меня есть с кем сотрудничать, и я надеюсь, что в ближайшее время некоторые проекты состоятся. Сейчас переписываем мои песни в другом звучании. И уже вскоре будет новый апгрейд альбома, с которым есть планы поехать в ближайшую европейскую страну.

— А у вас есть договоры с какой-нибудь компанией, что вы будете выпускать альбомы на дисках, например?

— Официального альбома до сих пор ни одного не было. Всё это кустарное производство, но так как у нас сейчас есть своя студия звукозаписи, то если такой альбом и будет существовать, то будет выпущен нашей студией.

— Этот диск будет с вашим изображением и со всеми, кто играет в группе, на обложке?

— Именно так, но до дизайна альбома ещё очень далеко: мы не дописали 6-7 песен точно.

— Сейчас занятие музыкой — это ваша основная профессия?

— Нет, занятие музыкой пока ещё входит в разряд хобби. Музыкой зарабатывать в Эстонии можно, но только если ты пишешь музыку на эстонском языке. Она будет более востребована. Но так как я не буду писать песни на эстонском языке, востребована такая музыка, судя по всему, не будет. Хотя это субъективно.

— Значит, сейчас вы работаете по другой профессии, чем занимаетесь?

— Можно, я не буду отвечать…

— Вернёмся к вашему творчеству. Как вам вообще пришла в голову идея создания «Эстонской (запретной)»?

— Случайно, как, собственно, и все песни, которые рождаются, они откуда-то приходят. В своё время Высоцкого спросили: «Что вы любите в своих друзьях?» На что он ответил: «Если знать, за что, то это будет уже не любовь, а хорошие отношения». Если знать, откуда приходят песни, то, возможно, они больше не придут.

— Когда вы её впервые записали?

— В интернете она появилась в 2007 году, а спета была 29 декабря 2006 года в Риге. Был сольный концерт, и там она первый раз коснулась публики. Именно оттуда эта запись пошла.

— Как вы узнали, что песня стала вирусной? И что на неё сделали клип?

— Я до сих пор не знаю, кто его сделал. С одной стороны, это, конечно, здорово, что клип появился. С другой стороны, тот, кто использует материал без полученного на то разрешения, — это нехороший человек.

— А как вообще вы об этом узнали, кто вам сообщил?

— Звонить стали со всех сторон. Вплоть до того, что из Америки звонили в Лондон, чтобы сообщить, что такая песня появилась. А из Лондона звонили куда-то ещё и сюда звонили. Просто кто-то нагло взял с моего диска эту песню и выложил её в интернет.

— Изначально эта песня была записана на диске?

— Да, её взяли с диска, который я кому-то либо продал, либо просто подарил. И этот человек поставил с этого диска песню.

— Как часто вас просят исполнить «Эстонскую», когда вы выступаете на концертах?

— Я очень фильтрую публику. Слежу, чтобы это было уместно. Я не всегда её пою. На самом деле, мне это уже поднадоело. У меня есть и другие песни — гораздо более качественные.

— Какие ещё из ваших песен должны стать вирусными? Назовите наиболее достойные.

— Я не задумывался о такой точке зрения. Если вас интересуют названия, то, например, не так давно мы перезаписали мою песню «Стоп-хам». Она очень живенькая.

— Про что эта песня?

— В России есть такая организация, которая клеит наклейки на те машины, которые плохо припарковали. На наклейках написано «Стоп-хам», и эти наклейки не отдираются. Есть очень много роликов о том, как борются с плохими парковщиками. С одной стороны, хорошее дело делают, но, с другой стороны, пиарятся за счёт этого тоже очень сильно, это палка о двух концах. Ну и я написал песню, глядя на всё это.

 

— Какая основная тема вашего творчества?

— Я позиционировал себя как человек, который может шутить в песнях. Ирония, а точнее — философская ирония.

— То есть это не такой грубый юмор, какой делают в «Кривом зеркале» или «Аншлаге»?

—Ни в коем разе. Если брать «Кривое зеркало» — это, скорее всего, самая низшая ступень юмора, следующая — это уже «Уральские пельмени», дальше уровень возрастает. У меня даже был опыт: я хотел послать пару песен «Уральским пельменям», на что мне ответили, к сожалению: «Наш зритель этот юмор не поймёт».

— У вас, получается, своя, другая аудитория?

— Я считаю, что мой юмор более тонкий.

— Тогда объясните, в чём всё-таки смысл песни про Эстонию? Мне кажется, что многие просто не понимают, о чём на самом деле эта песня.

— Основной посыл в том, что надо в жизни ко многим вещам относиться с большим пониманием и с юмором. Давайте, люди, будем добрее! Вот основной посыл.

— А что другие видят в этой песне?

— Я не знаю, что другие видят, я их не спрашивал.

— Даже комментарии не читали?

— Читал, много читал поначалу — недельки две, потом мне это надоело, потому что это просто пустая трата времени. И интернет, к сожалению, — это среда людей, которые пытаются что-то комментировать, интернет собирает не очень-то здоровых людей. Поэтому читать эти комментарии бесполезно.

— Февраль 2022 года запомнится как месяц, когда мир перевернулся. Что вы думаете об этой ситуации?

— Меня это не коснулось. Я даже не пытаюсь как-то что-то комментировать в этой ситуации. И не буду комментировать, потому что информационное поле настолько обманчиво, что выбрать какую-то позицию — «за» или «против» — очень сложно. Я, например, не понимаю, просто физически не понимаю, что происходит, поэтому я никак не могу что-то об этом говорить.

Но, безусловно, это ухудшает нашу жизнь и показывает некомпетентность всего европейского политического бомонда. Назовём всё это так, потому что есть политики, а тут должно быть политическое решение. Иного быть не может. Если ни европейские, ни российские политики не могут повлиять на прекращение этой ситуации, то грош им цена. Это показывает скудоумие политической верхушки.

— При этом ваша песня была за Эстонию?

— Абсолютно, я же говорю, что она написана от большой любви к родине. И тут без юмора!

— Когда делают клип на эту песню, то вставляют фотографии эстонских политиков. А есть ли на самом деле намёк на политику в этой песне?

— Ни разу вообще: я политикой не интересуюсь. И если бы в том году меня спросили, знаешь ли кого-то из политиков, то я не назвал бы никого. Меня эта сторона медали вообще не интересует.

— То есть там вообще нет намёков на политику, а люди думают, что они есть? Но мало ли что люди думают, вы же сами сказали, что в интернете все собираются.

— Скажем так, через два с половиной года после того, как я спел эту песню на эстонском телевидении, меня пригласило в КаПо (Полицию безопасности — Ред.) на беседу. Я был в КаПо минут 40, мы побеседовали — они поняли, что я совершенно лояльный Эстонии гражданин. И на этом беседа закончилась. То есть я не хожу не под каким панцирем, на меня никто не имеет никакого влияния, я ни на кого не работаю с точки зрения каких-то политических организаций. Я перед государством чист!

— А вот человек, который с вами беседовал в КаПо, вы где-то его видели?

— Нет. Я даже не запомнил, как он выглядит.

— Интересно. В Эстонии также есть исполнители, с которыми вы общаетесь, а их песни заслуживают внимания, как и ваши?

 — Вообще в Эстонии не так много пишущих авторов. Я могу назвать троих моих знакомых, которые пишущие авторы. Вот и всё. Их не так много в Эстонии.

— Назовите ваших любимых исполнителей. У вас они есть?

 — Есть, просто многие о них не знают, живя здесь. Но так получилось, что я с ними знаком. Это в основном представители российской авторской песни. Гриша Данский, Василий Уриевский, естественно, из ныне пишущих и живущих. В своё время меня интересовал Тимур Шаов, но потом он мне поднадоел. У него песни стали слишком длинные.

— А из более известных?

— Я думаю, что Трофим. У него очень хорошие слова и составляющие. Его слова очень хорошо чувствуются с грамотной музыкой.

— А есть ли у вас любимые песни, которые вы часто слушаете?

— У меня много песен, которые мне нравятся, но я бы не сказал, что я их слушаю часто. Скорее, по настроению: иногда хочется послушать какую-то песню, и я её включаю.

— Русскоязычные или англоязычные песни?

 — Англоязычные есть, но я их даже назвать не могу. Как правило, всё на русском.

— А на эстонском?

 — Когда слушаю радио, то есть парочка таких, где я делаю радио громче. Но опять же, честно, я не помню имена эстонских исполнителей.

— Сейчас вы официально пытаетесь зарегистрировать права на свои песни?

 — Не пытаюсь. Я их сейчас и делаю. Я зарегистрировался, есть сайт с авторскими правами в Эстонии. Я уже давно там зарегистрирован и постепенно начинаю регистрировать песни. Просто я не хочу регистрировать их со старых заброшенных дисков. Я хочу брать продолжительность уже с нового альбома. А так как мы сейчас его пишем, то я не могу сделать это так быстро.

— Были ли тексты песен, которые вы меняли со временем? 

— Да, были небольшие изменения, касались они какого-то слова или строчки, но это было очень редко. На самом деле все песни до того, как они уже начинали появляться в альбомах, претерпевали все изменения в процессе. Я старался «отшлифовать» их до того, как это делали уже в студии.

— Сколько времени уходит, чтобы записать одну песню?

— Что значит «записать»? Очень сложно ответить. Я сейчас пишу музыку с рижскими музыкантами, мы не делаем это в режиме онлайн. Они приезжают в Эстонию, а приезжают они нечасто, поэтому если брать период возможных их приездов плюс дальнейшую работу, то, я думаю, месяц, наверное, точно может уйти на одну песню. Потому что сначала пишется материал, а потом около трёх недель это всё сводится и доводится до ума.

— А сам текст песни долго пишется?

 — Обычно все песни были написаны либо за день, либо даже за час, либо за полтора дня. Песни не вымучиваются! Они должны выходить сразу.

— Песни пишутся проще, чем романы?

— Нет, не проще, видимо, нужно словить настроение. И не упустить тот момент, когда оно приходит. Ты должен постараться максимально всё записать за короткое время.

— Как часто приходит вдохновение?

— Последнее время редко. Последнюю песню я написал где-то год назад.

— Что вы можете посоветовать начинающим авторам?

— Я ничего не могу посоветовать начинающим авторам, потому что авторов сейчас полно. Всё зависит от того, в каком стиле будет, опять же. Например, я не могу давать какие-то советы человеку, который пишет рэп или электронную музыку. Я в этом ничего не понимаю. Единственное, есть какое-то правило — правило баланса. Я непрофессиональный музыкант, учился сам. У меня нет музыкальной школы. Я все какие-то ходы, какие-то навыки приобретал со временем, глядя на то, как играют другие музыканты.

— Без самоучителя?

 — Глядел на других и доводил своё умение до совершенства. Поэтому зная, что я не могу быть великим музыкантом, мне нужно своё неумение играть компенсировать текстом, чтобы всё сбалансировать. И именно поэтому я очень сильно отношусь к текстовой составляющей. Ей можно взять, и люди не так сильно смотрят на то, как ты играешь. Или наоборот: можно попробовать сделать другую музыку, даже при отсутствии великого по смыслу текста.

— Есть такие песни, где хорошая музыка и плохой текст? Или наоборот.

— Очень сложно ответить. Вот что-то звучит, цепляет меня за ухо — я беру эту песню в репертуар как исполнитель. Мне нравится исполнять чужие песни. Для этого меня должен взять драйв, который появляется после этой песни, а основная составляющая очень сложная. Я пою песни многих авторов.

— Как вы относитесь к эстраде?

— Очень редко слушаю. Ровно отношусь. В основном эстраду не пою. Есть отдельные исполнители, которых я даже к эстраде не причисляю. Эстрада меня оставляет равнодушным: есть яркие личности, которые не потеряли свою самобытность. Пресняков, допустим, он классный. И песни, которые у него появляются, он тоже делает очень грамотно. Или, например, Uma2rman — это ведь тоже теперь вроде как эстрада, но она совершенно другая. И она просто неподражаема. Я песни Uma2rman тоже пою.

— В своё время было много выпускников «Фабрики звёзд», которые в своё время блистали, а сейчас нет, но какие-то остались.

— Может быть, когда-то смотрел в детстве, смотрел потому, что смотреть и слушать было нечего, а сейчас больше возможностей.

— Вы говорили, что были на телевидении. Помните ли вы, когда вас в последний раз приглашали?

 — Не помню. Честно.

— Вам написали или позвонили?

— Да, это звонок был.

— Выступление было прямом эфире?

— Это было в прямом эфире. Это была не запись. Передо мной был кто-то ещё, была какая-то пауза, они, может быть, переставляли места, может быть, настраивали микрофон. Я уже не помню. Это видео есть где-то даже. Без интервью. Песня есть, а интервью почему-то там не осталось.

— Как вы думаете, вас ещё позовут на телевидение?

 — Думаю, нет.

Читайте по теме:

Олег Предтеченский: Вообще-то музыкант не должен говорить о политике, за него всё скажет творчество

Meya Matzerath: Было много эстрады, но рок-музыка овладела мной полностью

Эстонский привет из Украины: музыкант Серж Аболымов — о русском роке, украинском шоу-бизе и кастинге…