Феликс Шиндер: В Таллинн привезу настроение южной, солнечной Одессы

— Тебя часто спрашивают, имеешь ли ты отношение к герою знаменитого фильма Спилберга? Ведь ваши фамилии очень похожи.

— Шалом бонжур. Перед выходом на сцену, если есть ведущий, я прошу его проговорить вслух мою фамилию за кулисами. Убеждаюсь, что он написал «ШИНДЕР». Господин Оскар Шиндлер, а также компания Schindler Group, производящая лифты и эскалаторы, не имеют ко мне никакого отношения.

Кстати у меня есть свой список — Шиндера. В нём люди которые проходят на концерт по пригласительным.

— Часто можно услышать разговоры, что Одесса уже не та, что одесский дух ушёл… Как ты и твоё поколение, тех кому за 30, это воспринимают?

— Я сам жалуюсь себе, что Одесса — не та. Без евреев, французов, греков, итальянцев, которые делали её той. Всё, что мы называем той Одессой, относится к прошлому. Тут жили изумительные люди, особенные. Больше таких почти не делают. Это факт, и от него не уйти. Море такое же, бычки те же, коты те же, а люди — нет. Я, пожалуй, сохранил в себе одесскость местами «ту», благодаря родителям, которые говорили, как надо, думали, как надо. Они хранили «кодекс одессита», не говоря о нём ни слова. Это мне передалось с молоком матери. Мы уехали в Израиль и вернулись. Из США нам пришёл отказ, когда я был очень маленький ещё, но я помню конверт и что он был из США. И слава Богу, что остались. Хотя жизнь была тяжёлая. Мы чего только не делали, чтобы иметь что поесть.

— Ты изучал историю одесской песни? Что можешь об этом рассказать?

— Сначала я сочинил свою песню про капитана по форме, бродягу по душе. Потом ещё спел пару одесских хитов, и меня пригласили на кастинг в ресторан «Франзоль», что на Дерибасовской в Городском саду. Надо было дополнять репертуар, и я работал над этим. Вслушивался, копировал мелодику, мне понравился Алик Ошмянский — задорный и какой-то бесшабашный. (Сегодня это имя известно в основном специалистам, но Алик действительно был колоритный исполнитель одесских песен, — прим. автора.) По нему я делал многие песни, не по Утёсову. Все эти псевдоодесские мансы, вроде исполнения Аркаши Северного, Кабановой и т. д., у меня всегда вызывали рвотный рефлекс сразу же. Возможно, что тут меня захотят закидать мокрыми тряпками, конечно. Вот Высоцкий пел и не кривлялся, круто у него выходили одесские песни его сочинения. Понимаю, что был спрос на жанр и что многие работали и, кстати, продолжают копировать, ужасно кривляясь. А я изучаю, спрашиваю у стариков, что они помнят, как пели, где были рестораны, где играли, какие песни были в репертуаре, вслушиваюсь в записи. Так и изучаю.

 

— У тебя колоритные семейные корни: прадед — астроном Адольф Цесюлевич из Риги, по маминой линии дед — инженер, мать — музыкант. А пишут ещё и о французских корнях… И из такого коктейля кровей вышел певец. Как это получилось, что тебя натолкнуло? Ведь ты перепробовал много разных профессий.

— Моя мама — очень хороший пианист. И благодаря её воспитанию и тому, что я много слушал, как она проникновенно играла, с чувством, у меня развились слух и чувство, что такое настоящее исполнение музыки. Спасибо моей дорогой любимой мамочке!

У меня интересные корни — это да. По папе — еврейские, по маме — еврейско-польско-французско-латвийско-украинские. Сразу так и не расскажешь. Но знаю одно: в роду у меня есть достойные люди. Если бы не советская власть и две войны, мы бы жили лучше. У нас было имение в Петроверовке — отобрали, конечно. Прадеда-астронома затюкали, и он умер в пятьдесят лет от инфаркта по дороге в обсерваторию. А сколько наших родственников погибло на войне…

Фамилию Шиндер мама поменяла на Морозову, чтобы поступить в музыкальное училище. Тогда в училище был лимит на евреев. Разве это не гадко? Антисемитизм чистой воды. Еврейская преемственность была утеряна. Я возрождаю в себе то, что могу представить, почувствовать, вспомнить на уровне генетического кода. Что такое 72-73 года темноты? Тьюфу! Всё вспомню. «Аз ох эн вэй, будем жить!»

— В каком районе Одессы ты родился? Какие песни слышал с детства?

— Я родился на Пересыпи, вырос на Черёмушках, а до этого семья жила на Троицкой, угол Маразлиевской (это самый центр Одессы — прим. автора). Дали квартиру в хрущёвке, и это было счастье. Кстати, спустя 12 лет мы опять вернулись на Троицкую, мне там очень нравилось. Парк рядом, на море гонял каждый день с пирса рвать мидии. Руки ободранные, спина и шея сгоревшие — счастливый и голодный. Босиком до дома добежишь, потом к однокласснику на Бебеля или просто по Канатной где-то ходишь. На Черёмушках не то: гаражи и каштаны с одинаковыми школами, домами, детсадиками, поликлиниками. Приезжаю иногда и плакать хочется от воспоминаний. Песни я слушал на пластинках, «Бременские музыканты» — ох, как я долго стоял у проигрывателя, слушая сказки с пластинок. Как сейчас помню, стою у зелёной светящейся полосочки проигрывателя, и там легонечко шуршит пластинка. Кайф! Бабушка моя слушала Вилли Токарева, и я, приходя к ней, погружался в эти эмигрантские песни Вилли — «небоскрёбы, небоскрёбы, а я маленький такой, то мне грустно, то мне страшно, то теряю свой покой». Кажется, так ? Папа напевал песенки, когда мы на машине ездили: «На Дерибасовской открылася пивная” и т. д.

— Вернёмся к песне. Ходит много разговоров о том, зачем нам классический клезмер, что нужно использовать современные аранжировки, нужно петь доступно публике. Зачастую это приводит к банальной смеси эстрадной попсы и примитивного ресторанного саунда. Интересно твоё мнение.

— Вообще, что сейчас происходит в мире музыки клезмер, — это такой «базар-вокзал». Каждый хочет сказать, что он клезмер. А что это значит и вообще, можешь ты им быть или нет, это никого не интересует. Чтобы быть клезмером, недостаточно просто снять на слух мелодию или слова. Я так делал и понимаю, что это значит. Если ты сыграл десять песен Би Би Кинга и выучил блюзовую гамму, ты не блюзмен, а просто человек, сымитировавший блюз. Думаю, есть два пути: либо ты от Бога эту музыку чувствуешь и работаешь, узнаёшь, учишься. Либо ты учишься, работаешь и в результате неплохо подражаешь. А так большинство просто слово к себе приклеили и стали клезмерами с ходу. Это сложный жанр — работу надо вести во всех направлениях. От ремиксов хороших получаю удовольствие. А чего нет?

— И всё-таки, что, по-твоему, «одесская песня»? Ведь как и вся одесская культура, это не только еврейский мотив на русском языке, а нечто интернациональное, мультикультурное — в высоком смысле этого слова?

— Одесская песня — это суть нашего города. Смесь всего, где хорошо может прослеживаться каждый, кто громче крикнет! Вот тебе — бац! — и пара слов на идиш. Эклектика. Хорошо! Но, конечно, в массе своей они сочинены евреями или людьми еврейского происхождения. Юмор у евреев своеобразный а эта специя в песне нашей самая главная.

 

— Чтобы работать вместе с тобой, нужно обязательно быть одесситом?

— Чтобы со мной работать, надо быть хорошим музыкантом, это значит — импровизировать, когда надо, и ровно играть то, о чём договорились ранее. А ещё — не делать мне нервы во время гастролей. Надо держать фасон и не носить кроссовки под «бруки». Ровно как и туфли под джинсы.

— Сейчас ты много гастролируешь в Европе. Как тебя воспринимают местные жители? Понятно, что потомки эмигрантов и беженцы — на ура, а европейцы? Насколько им интересны наша песня, наша культура?

— Хочу заметить, что наши песни я пел не только европейцам, но и эквадорцам, бразильцам и перуанцам во время гастролей по Южной Америке. Вот это был вызов! В Бразилии было туго, во время карнавального месяца после Рио они не были чувствительны ни к чему, кроме самбы. А вот в Эквадоре даже индейцы неплохо так подпевали «Лимончики» после моей работы в качестве «энтертейнера». Я дал себе слово, что они будут танцевать или я не из Одессы. В общем, тельняшку я там, конечно, порвал на себе, но успех был 100%. Мы выступали на одном празднике, сборная солянка артистов местных и мы. Никогда не забуду, как после местного коллектива, показывавшего танец с копьями, я вышел в смокинге и сказал: «Шалом бонжур, мы из Одессы!» Ох, было круто.

В Европе публика ценит колорит других стран, людям интересно, о чём я пою. Я немного говорю на всех языках и объясняю, что этот весь кипиш значит. С публикой в Европе у меня проблем нет, всем нравится. Все подпевают и танцуют.

— В чём ты видишь свою миссию, ради чего ты работаешь, творишь, что тебя мотивирует?

— Миссия в том, чтобы сохранить свою аутентичность. Рэчь. Произношение на идише, инструментовку, внешний вид, репертуар. Делать всё максимально качественно. Сейчас я в работе над своим авторским материалом и восстановлением песен, которые уже нигде не услышишь, кроме как на старой граммофонной пластинке. Это безумно интересно. Я как бы живу в другой реальности. Мотивирует меня собственное желание сделать то, за что не было бы стыдно перед собой и перед родителями. Не знаю, как сформулировать. Это сакральное предприятие.

— Чем будет интересен твой концерт в Таллинне? Эстонцы — очень музыкальный народ, их трудно завлечь и удивить. Или ты рассчитываешь только на русско- и украиноязычную публику?

— Я привезу настроение южного солнечного города Одесса. Пусть это будет удивительно приятно всем, кто придёт на концерт!

 

Читайте по теме:

Одесская опера в Вильянди

Жизнь и творчество Леонида Утёсова: мистические совпадения или счастливые случайности?

Олег Филимонов — одессит по сути и по жизни!