Воскресный антидепрессант Любиной: Высокий

«— А если нас не спасут в ближайшее время?

— То есть это как? Спасут, конечно, просто надо же немного подождать.

— Немного — это считаешь сколько? Полчаса, час, два?..

— Ну… Давай исходить из того, что пару часов нам тут придётся с тобой провести.

— Ну ты и оптимист. Ладно, а если они не смогут починить эту… прекрасную установку? Как они нас отсюда будут снимать?

— Я как-то в таком ракурсе не думал ещё. Слезать они нас не заставят, прыгать на сетку тоже — мы же с тобой не акробаты в цирке. Пожарная лестница тоже отпадает — уж слишком высоковато мы находимся. Какая тут высота? Метров 50? Остаётся… Хм, а что, собственно, остаётся?..

— Вертолёт остаётся. Нам спустят лестницу, и мы по ней будем карабкаться. Только я высоты боюсь — я соскользну и упаду. Всё, мы тут застряли навсегда.

— Миа Донна, во-первых, тебя пристегнут на трос, и в худшем случае ты на нём и повиснешь. Во-вторых, я бы не советовал тебе расслабляться, так как висеть ты, — да, впрочем, и я — красиво не сможем. А к моменту нашего спасения внизу явно будет полно журналистов, так что подумай, Май Чэрри, как нелепо ты будешь смотреться снизу. Я, кстати, тоже — так и представляю себе — дикие паяцы в руках безумного кукольника. Бррр.

— И что нам делать?! С одной стороны, надо бы не замёрзнуть, чтобы пальцы нормально двигались. И у нас есть коньяк. С другой, нам надо сохранить внимательность и самоконтроль, в чём коньяк нам не помощник…

— На такой высоте выветрится всё мигом. А коньяком можно пальцы растирать. 

— Снимай перчатки, я придумала! Снимай, говорю — играть будем, в ладушки:

«Жили-были дед да баба,

Ели кашу с молоком,

Рассердился дед на бабу —

Трах по пузу кулаком!

Баба тоже не стерпела —

Кочергой его огрела.

Дед подумал, что пожар ‒

Съел штаны и убежал!».

— Любина, ты с ума сошла, но права… Ой, я тоже вспомнил:

«Летела корова,

Сказала слово.

Какое слово

Сказала Корова?» — придумывай слово, говори его, будем его тоже по буквам хлопать».

— Страус! И добрый, а не злой!

— Пусть будет с-т-р-а-у-с-д-о-б-р-ы-й. Мда… Меньше всего в мои планы входило сидеть на этой верхотуре и играть с Любиной в ладушки. Роковая ты, блин, женщина: то баню спалишь, то платье утопишь!

— Летела корова… Ну, баня сама: её только для нас затопили, а мы вовремя почувствовали запах угарного газа и отказались заходить внутрь. А платье я спасла, да и кто же знал, что прилив начнётся?..

— Сказала слово… Всё равно! Это же с тобой вечно что-то случается, стоит тебе выйти за пределы твоего банка! Там у тебя жизнь нервная, но однообразная. Ты лишь пашешь да психуешь, психуешь да пашешь. А тут что ни день, то заморочки, провидение, блин, компенсирует «пусто» обилием «густо»!

— Какое слово сказала корова?.. Сергунь, а если они долго ещё нас не спасут?..

— Ну… Значит, замёрзнем. Может, даже по глотку коньяка «для сугреву» сделаем. Как пить дать, простудимся. Переболеем — ты наконец-то уйдёшь на больничный, никуда твой банк без тебя не денется, а денется — ценить больше будут. Дома побудешь, книжку почитаешь, сериальчик про миллиардеров посмотришь, супы варить начнёшь, а то всё в сухомятку питаешься!

— Да, надо бы вещи перебрать, кладовку разобрать… Ой, тюль сто лет не стирала, да и подоконники я давно собиралась покрасить…

— Любина, у тебя температура под 39 будет, какие подоконники?!

— Ну, не всё время же… А ты как болеть будешь?

— Да вот не хочу я болеть, у меня запись на месяц вперёд! У одной свадьба на носу, а у неё волосы по пояс, и корни отрасли; другую в салоне Машка испортила, приходится мне деваху в платину возвращать. Ты у меня в следующий вторник.

— Серёж, какая платина в 39?!

— Да кто её знает… Видимо, буду спать, курить и думать о жизни. Я давно собирался подумать, что дальше делать — надоел этот конвейер, ничего кроме стрижек и окрасок не успеваю. Но сейчас-то ладно. Но мне уже 30, не буду же я до пенсии кисточкой и ножницами размахивать?

― Да, надо понять, чего хочется, а как это сделать, если ты постоянно носишься, как белка в колесе?

— Вот поболеем и подумаем. Любина, мы же с тобой или работаем, или тратим деньги, чтобы восстановиться, а жить-то когда?..

— Ой!!! Серёга, мы тронулись!

— Ты что, с ума сошла?! Тронуться мы можем умом, но пока что рановато!

— Да не мозгом я тронулась, а мы тронулись — колесо сдвинулось с места! Ой, голова кружится…»

 

На дворе — конец сентября: золотая солнечная осень, шуршащие листья под ногами, ленивый залив с чуть слышными волнами, роскошный вид с высоты птичьего полёта… И мы с другом Сергуней, застрявшие на верхней точке колеса обозрения.

На этом, в принципе, можно было бы и закончить — не факт, что каждый был на нашем месте, но каждый вполне в состоянии представить степень обуявших нас эмоций. Даже для нас событие это было эпическое. Обычно мы вляпывались во что-то, из чего могли выпутаться самостоятельно— пусть с нервами или же материальными потерями, но сами, всё сами. А тут сиди и кукуй — в прямом смысле.

А начиналось-то всё безобидно: давно планировали и вот наконец-то встретились. «Миа Донна, я тут подумал… Если мы останемся дома, то наша встреча выльется в пару просмотренных мелодрам, утирание жалостливых соплей друг другу, ночной клуб и десяток бутылок «шампе». А мне хочется культуры, природы и обсуждения только что прочитанной книжки. Да! Не смотри на меня так — сама подсадила на своего Щелкунчика, вот и терпи. Поехали-ка на залив — уж очень хочется пообмывать кости Анне Карениной. Там и по шампе!»

Сергуня — фантастический друг, подруга, стилист, парикмахер, психолог в одном лице. Ни один из «выходов меня в свет» не обходился без его участия…

— Любина, тебя надо собрать на банкет? Что за формат? А… Ну, тогда давай тебя выпустим в моём любимом зелёном шёлке.

Услышав же моё робкое: «Почему?», — всегда следовал суровый, но чуть насмешливый ответ: «Ну почему ж я твой гардероб знаю лучше тебя?.. Потому что ноги у тебя в том платье нескончаемые».

Именно с Сергуней мы опаздывали на самолёт, делали дорогущие селфи, наматывали километры пробежек по испанскому Сиджесу и опаздывали на предновогодний балет в Мариинке. А тут вот решили просто поехать погулять, без приключений вернуться и уж после возвращения открыть ледяное игристое. Но, как говорится, рождённый летать — ползать не должен. Уже заканчивая променад, потянувшись к телефону, чтобы вызвать такси, Сергуня зацепился взглядом за колесо обозрения…

Тот наш разговор — пока мы гадали, как долго нас будут спасать, — я в последнее время часто вспоминаю. Уж больно прав оказался лепший друг. Да вот только тогда ни он, ни я не последовали его мудрым советам. Сергуня через пару лет ушёл, и я надеюсь, что ему там, где он сейчас, хорошо. Я ещё пару лет маялась дурью (зачеркнуть) — страдала от собственной пугливости, пока в 2017 году наконец-то не осмелела настолько, чтобы покинуть ненавистную работу и кардинально сменить образ жизни.

Вот тогда-то и произошла первая из радикальных перезагрузок: чётко рассчитав бюджет и прикинув, что полгода я могу не работать, чтобы определиться, а что делать дальше, я стала… жить, чутко прислушиваясь к собственным мыслям, желаниям и потребностям.

Для начала удивилась, что они вообще у меня есть. Например, я была готова три, а то и четыре раза в неделю вставать в пять утра, чтобы в 7:25 приступить к тренировкам на другом конце города. Потом я надумала заняться копирайтингом, пошла учиться. Эта учёба в конечном итоге привела меня к тому, чем я занимаюсь теперь.

Но вот самая жёсткая — и очень хочется назвать её последней — перезагрузка меня поджидала в прошлом году, 2 апреля. Вообще, 2023 не задался для меня с самого начала: я ходила, работала, рассуждала, ничего особо не чувствуя и не понимая, что и зачем я делаю. Я и на встречу-то тогда пошла, потому что пообещала другу, дававшему за час до мероприятия собственное интервью, его поддержать. То есть было состояние «что так, что этак — всё едино».

А потом шандарахнуло. Сперва в кафе — взрыв, потом в госпитале, когда стали вырисовываться не такие уж радужные перспективы выздоровления. Так получилось, что в июне 2023 года я зависла в госпитале почти на месяц. Мне сделали операцию в самый первый день, а потом три (!) недели мой лечащий хирург наблюдал и решал, что ему делать со мной в следующий раз. И эти три недели «простоя» я маялась от непривычного ничегонеделания в госпитале.

Но спать целыми сутками я не могла, поэтому сосредоточилась на видео с котиками, музыкальных фильмах начала XX века, общении с парой подруг и собственных текстах-антидепрессантах.

У нас была единственная женская палата на всё отделение. Рассчитанная изначально на четверых, она запросто вмещала человек 10-12. К первым больничным выходным в палате нас оказалось трое: я, милая тихая женщина, похожая на учительницу средних классов, и незрячая девушка-узбечка, почти всё время спавшая.

В воскресенье после обеда дама-педагог, с которой до этого мы лишь обменивались незначительными фразами навроде «доброе утро», «приходила сестричка — звала на капельки», подошла к моей кровати: «Вы знаете, хотела Вас поблагодарить за чудесные выходные. Вы оказались идеальной соседкой. Я давно не проводила время так комфортно». То же самое хотела сказать ей и я, потому что для меня те выходные тоже стали идеальными: у меня в кои веки была 100%-ая индульгенция на то, чтобы ничего не делать и просто пересматривать старые киношки. И всё это время в палате стояла умиротворяющая тишина.

 

Правда, после того «больничного отпуска» потребовался ещё почти год, чтобы стало понятно, чего же так не хватает в моей жизни. Оказалось, что за последние несколько лет я разучилась… радоваться жизни. Это удивило меня саму — как-никак постоянно где-то бывала, общалась с большим количеством людей, организовывала мероприятия.

«Последним пёрышком, сломавшим спину верблюду», оказался мой собственный велосипед со спущенным колесом, который мне пришлось на закорках тащить по мосту через Неву. Почему-то именно тогда, пыхтя под непривычным грузом «люминиевой» рамы, я и осознала, что откладывать некуда и некогда.

Я, кстати, не одна такая. Приятельница, тоже пострадавшая от взрыва, этим летом на машине доехала с мужем до Байкала. Мол, мечтала лет 10, но всё откладывали — то дом строили, то дети женились, то огород не отпускал. А тут стало понятно, что «завтра» может и не быть. Другая приятельница отказалась от групп в эти и следующие выходные (она гид), потому что «всех денег не заработаешь, всегда же что-то надо, но жить-то когда?». Приятель, с головой ушедший в ремонт квартиры, два раза в неделю — ровно в 13:00 по вторникам и пятницам — откладывает инструменты в сторону, наряжается в малиновые (!) джинсы и едет в центр города: гулять и ходить по музеям. И т. д. и т. п.

Удивительно, как многого я не замечала в последние годы… Вот в минувшую пятницу бегу по делам, спешу, поглядывая на часы. Догоняю пару старичков. Судя по внушительному виду пакетов, ходили за продуктами. Вдруг дама останавливается и обращается к супругу: «Слава, ты только посмотри — простая же лужа, а как деловито в ней купаются воробышки!» Остановилась и я. Действительно, лужа — чуть ли не единственная на всю улицу, дождя давно не было. И штук пять упитанных птичек, деловито моющих в водичке пёрышки. Почему-то они рассредоточились по краям случайного «водоёма», а вот в центре лужи отражалось голубое-голубое небо…

Но что же я всё о себе, да о себе… Обязательно надо рассказать о друге, с которым нас на колесо обозрения занесло…

Читайте по теме:

Любина: Короли в лифте, или Почему не принято здороваться с соседом