Игорь Круглов: Фёдор Шаляпин, его талант и «дубина»

13 февраля 2023 года исполнилось 150 лет со дня рождения Фёдора Ивановича Шаляпина — пожалуй, самого великого певца XX века. Артиста, который мощью своего голоса (высокий бас) мог тушить канделябры, находясь на расстоянии нескольких метров от них. Не зря известнейшие мировые вокалисты считают его подлинным эталоном резонансного пения.

«Искусство Шаляпина — это никем не виданное прежде явление, которое нельзя описать словами, равного ему нигде нет. Удивительное сочетание искренних эмоций, душевного благородства, величайшей творческой работоспособности и, самое главное, Божьей искры подлинного таланта и огромного личного обаяния — завораживающе и неповторимо», — так восторгалась великим волжанином авторитетная британская газета Daily Telegraph в 1925 году.

Действительно, шаляпинские тембр и голосовая сила были настолько несокрушимыми, что при взятии верхней ноты он мог гасить свечи, горевшие на другом конце бальной залы. Однако это ещё мелочи. Своим богатырским дыханием — хотя в это и трудно поверить — он разбивал гранёные стаканы!

Сегодня среди изрядно склочной актёрско-певческой братии в России (впрочем, а где она не таковая?) ходят сплетни о том, что повторить подобное однажды было предложено одному из лучших её нынешних представителей. Причём речь шла не о стакане, а всего лишь о рюмке. Бедолага, действительно обладающий шикарным голосом, чуть не сорвал его, но успеха великого баса не повторил.

Портрет Ф. И. Шаляпина (картина Б. М. Кустодиева, 1922 год). Фото: sailko / Wikimedia Commons

 

 «Тут Самгин услыхал, что шум рассеялся, разбежался по углам, уступив место одному мощному и грозному голосу. Усугубляя тишину, точно выбросив людей из зала, опустошив его, голос этот с поразительной отчётливостью произносил знакомые слова, угрожающе раскладывая их по знакомому мотиву. Голос звучал всё более мощно… и вдруг весь зал точно обрушился, разломились стены, приподнялся пол и грянул единодушный разрушающий крик:
— Эх, дубинушка, ухнем!
…Снова стало тихо; певец запел следующий куплет; казалось, что голос его стал ещё более сильным и уничтожающим.
— На цар-ря, на господ он поднимет с р-размаха дубину!
…Есть что-то страшное в том, что человек этот обыкновенен, как все тут, в огнях, в дыму, — страшное в том, что он так же прост, как все люди, и — не похож на людей. Его лицо ужаснее всех лиц, которые он показывал на сцене театра. Он пел — и вырастал. Теперь он разгримировался до самой глубокой сути своей души, и эта суть — месть царю, господам, рычащая, беспощадная месть какого-то гигантского существа».

Так описал Шаляпина в своём романе «Жизнь Клима Самгина» его близкий друг Максим Горький (Алексей Максимович Пешков), который в советские годы именовался не иначе как «великим пролетарским писателем». Забегая вперёд, скажем, что, возможно, он как пассионарный автор революционных опусов частично виновен в том, что впоследствии произошло и с Шаляпиным, и со всей русской интеллигенцией в начале XX века.

Они познакомились в сентябре 1900 года в Москве. Встреча была очень короткой, но после неё Горький сообщил А. П. Чехову: «…Шаляпин — простой парень, большущий, неуклюжий, с грубым умным лицом. В каждом суждении его чувствуется артист».

Позднее, когда они стали общаться более тесно, выяснилось, что оба в отроческом возрасте (Феде было 8, а Алёше — 14) проживали в Казани. Причём совсем рядом, на Рыбнорядской улице. Уже будучи в эмиграции, Шаляпин в интервью венскому изданию Neues Wiener Journal поделился такими воспоминаниями:

«Мне было 16 лет, когда я работал в Казани на лесном дворе. Через улицу помещалась булочная, куда я ходил за хлебом. В подвале, где выпекался хлеб, молодой рабочий, обнажённый по пояс, месил тесто. Это был Горький, тянувший лямку чернорабочего и не помышлявший о беллетристике. Мы тогда не были знакомы».

Впрочем, впоследствии они сошлись очень близко, в том числе на почве революционных увлечений. Так и сложилось, что талантливый «Буревестник» своей прозой вовсю пропагандировал революцию (от которой сам потом просто придёт в ужас), а величайший певец, солист Большого и Мариинского театров, на лучших сценах распевал «Дубинушку» — гимн погромщиков и ненавистников Самодержавия и Православия. В итоге всех этих стараний у них получилось по известной формуле — «За что боролись, на то и напоролись».

Фёдор Шаляпин в 1905 году. Изображение: Wikimedia Commons

 

«Великий Шаляпин был отражением расколотой русской действительности: босяк и аристократ, семьянин и „бегун“, странник, завсегдатай ресторанов…», — так об артисте отзывался его педагог Дмитрий Усатов.

В 1918 году Фёдор Иванович стал самым первым (!) народным артистом молодой Республики Советов, поскольку эти самые Советы очень хотели иметь в числе своих симпатизантов фигуру подобного масштаба и не скупились для неё на обещания молочных рек и кисельных берегов. В частности, «народный комиссар просвещения» Анатолий Луначарский (тот самый, что своей «реформой» исковеркал русский язык) пытался сделать всё, чтобы изобразить мировую знаменитость приверженцем их идеологии. «Трибуна» уже подробно рассказывала об этом, как и о том, что Эстония стала знаковым местом для Шаляпина, решившего отправиться за рубеж, подальше от ужасов большевистской действительности.

«Но никогда в жизни я не забуду той великой, жадной радости, которую я пережил однажды утром весной 1921 года, увидев перед собой человека, предлагающего мне выехать с ним петь концерт за границу. „Заграница“ — то, положим, была доморощенная — всего только Ревель, ещё недавно русский губернский город, но теперь это как-никак столица Эстонии, державы иностранной, — окно в Европу. А что происходит в Европе, как там люди живут, мы в нашей советской черте оседлости в то время не имели понятия. В Ревеле — мелькнуло у меня в голове — можно будет узнать, что делается в настоящей Европе…» — писал Фёдор Иванович об этой поездке.

Да, именно Эстония, а точнее, Ревель (Таллинн), вдохновили певца, измученного хамством победивших «шариковых», разрухой и обысками ВЧК, на эмиграцию. При этом Луначарский и Ко вовсю старались изображать ситуацию так, что вроде Шаляпин просто по-детски капризничает, высказываясь против советской власти, и всячески пытались заигрывать с ним, чтобы сохранить лицо перед Западом. Резко критиковать его разрешалось только творческой шатии-братии в лице, скажем, Владимира Маяковского, поставившего свой незаурядный талант на службу коммунистической пропаганде. Вот какие стихи «агитатор, горлан и главарь» написал для «Окон РОСТА» (предшественника ТАСС) о невозвращенце Шаляпине, на фоне лицемерных воздыханий Луначарского и прочей официальной бюрократии об «ошибках» певца:

«Или жить вам, как живёт Шаляпин,

Раздушёнными аплодисментами оляпан?

Вернись теперь такой артист назад, на русские рублики,

Я первый крикну: обратно катись,

Народный артист Республики!»

Однако за пределами СССР к великому басу относились иначе. Так, в 1925 году французское правительство наградило певца высшей наградой, которую может получить подданный другого государства — орденом Почётного легиона, за выдающиеся заслуги в области театрального и оперного искусства.

Фёдор Шаляпин. Фото: Library of Congress (loc.gov)

 

И это вполне обоснованно. Ведь Фёдор Иванович — человек величайшего таланта и труженик с громадной самоотдачей, — потеряв родину, быстро смог завоевать уважение и почтение весьма капризной западной публики. Достаточно сказать, что он трижды пережил потерю своих состояний — вначале в РСФСР, а потом, из-за банкротства банков, на Западе. И каждый раз упорным трудом зарабатывал их вновь и вновь, чтобы помогать не только своей семье, но и бедствующим соотечественникам. Он очень скучал по России, как и большинство эмигрантов. Но говорил, что ноги его там не будет, пока там правят «эти» — то есть «шариковы». Конечно, всё могло бы сложиться иначе, если бы не та самая иллюзорная сатанинская дубина, которой по неразумию в своё время стали размахивать и он, и многие другие представители российской интеллигенции и которая в итоге снесла великую страну… Однако отраден тот факт, что Шаляпин в итоге осознал свою ошибку и поставил на большевиках жирную точку.

Читайте по теме:

Шаляпин в Ревеле, или Как Эстония открыла великому певцу путь на Запад

Анатолий ЛуначарскийисториякультураМаксим ГорькиймузыкапениеСССРтопФёдор Шаляпин