Тайна фрески Крагуеваца — как Христос помог нацисту вновь стать человеком

В сербском Крагуеваце на храме, посвящённом новомученикам, пострадавшим за Христа в ХХ веке, одна фреска обратила на себя внимание: в ряду приговоренных к смерти сербов — священника, крестьян, учителей, школьников, младенцев — стоит человек в хорошо узнаваемой военной форме Вермахта. Но стоит, держа в руке крест, неоспоримый знак мученичества в иконографии. Согласитесь, необычно. Так же необычно, как если бы увидели, например, на иконе Новомучеников и Исповедников Российских страдающего за Христа человека в форме чекиста.

Впрочем, если мы вспомним эпизод казни сорока Севастийских мучеников, мы сможем убедиться в неисповедимости путей Господних: бывает, что Христов свет проникает в душу человека в самые тёмные и страшные времена. Ведь светил он в сердце стражника Аглаия, когда тот, видя страдания мучеников, разбудил палачей, сказал «И я — христианин!» и ринулся в ледяное озеро. Светил он и на благоразумного разбойника, как помним. А если брать тех самых чекистов, то можно обратиться, например, к рассказу «Следователь» из любимой многими книги «Отец Арсений», где приведены воспоминания о следователе НКВД Владимире Павловиче Василенко, который делал всё, чтобы люди, дела которых он вёл, получали как можно меньшие сроки, а сам был расстрелян в 1936 году «за потерю бдительности».

Мы расспросили жителей Крагуеваца о солдате Вермахта, изображённом на мозаике церкви. Речь, по их словам, идёт о пулеметчике Йозефе Шульце, а также о других людях, предпочевших, назовём это так: благое непослушание убийственному послушанию. Такие случаи были — кто-то вставал рядом с мучениками, кто-то помогал приговорённым к смерти избежать её.

1941-й год. Королевство Югославия капитулировало перед нацистской Германией через десять дней после начала оккупации — 17 апреля. Тут же на православных сербов обрушилось море страданий: и усташский террор (усташи — хорватское революционное движение ультраправого толка — Ред.) с его лагерем Ясеновац, который внушал ужас даже немцам, и албанский террор в Косово и Метохии, и далеко не христианское поведение болгарских оккупационных частей, осквернявших сербские монастыри. Было и сопротивление, конечно, но и тут не всё так просто: страна, помимо оккупации, испытала на себе и всю боль гражданской войны — четники-монархисты против партизан-коммунистов. Правда, знакомо: и внешний враг, и внутренние раздоры — кромешный мрак, в котором гибнет народ, рушатся храмы — под злорадный хохот и адское какое-то пламя.

То, что нацисты, считая себя неподсудными законам элементарной человеческой этики, даже законам ведения войны с «недочеловеками» — какими-то там православными славянами — теряли человеческое достоинство, мы знаем. Знаем не только из материалов Нюрнбергского трибунала, но и из скупых рассказов дедов и прадедов, испытавших на себе, на своей собственной земле последствия их саморасчеловечивания. Не исключение и сербы. Один из примеров — массовые расстрелы осенью 1941 года в городах Кралево и Крагуевац и близлежащих сёлах и деревнях. Расстреливали невинных жертв: брали в заложники и убивали. Даже квота существовала: за одного раненого немца — 50 сербов, за одного убитого —100. Без разницы, виноваты ли люди в ранении или гибели завоевателя. Поэтому брали в заложники и расстреливали всех, согласно приказу Франца Бёме, командующего оккупационными войсками в Сербии. По сегодняшним сербским данным, в ходе той «акции возмездия» убито до 30 тысяч гражданских лиц.

И, как нам рассказали, во время одной из казней, когда перед послушными и дисциплинированными палачами были выстроены невинные жертвы — от священника, стариков-крестьян и почтенных профессоров до школьников и совсем ещё маленьких детей, — один из этих самых палачей, пулемётчик, вдруг оставляет строй, подходит к сербам, поворачивается и говорит о том, что он — не палач, что убивать невинных людей он считает последним делом для воина, и если уж на то пошло, то своим долгом христианина он считает перейти на правильную сторону — ту, где он стоит сейчас. Потрясение, глубокое замешательство и недоумение в дисциплинированных головах расстрельной команды длилось недолго: команда “Feuer!” («Огонь» — Ред.) была дана, выстрелы прозвучали — быстрей, быстрей забыть это досадное недоразумение. Как это — солдат Вермахта, сильнейшей и самой дисциплинированной армии мира, для которой непослушание полный нонсенс, — не только отказывается выполнить приказ, пусть и преступный, но ещё и встаёт на противоположную сторону?! Но Йозеф Шульц поступил так — оставшиеся в живых свидетели этого поступка солдата, обрывочные и скупые воспоминания бывших сослуживцев говорят об этом.

Документальных свидетельств о христианском поведении людей, от которых такого поведения никак не ждёшь, мало, они разрознены. Поэтому такие свидетельства сохраняются в народной памяти в виде преданий, легенд, рассказов, которые, наверное, можно назвать «молитвенными». Критический взгляд профессионального историка, другого исследователя, конечно, может подвергнуть сомнению не только некоторые детали, но и сам факт такого мученичества за Христа, и осуждать его за это вряд ли справедливо. Но народная христианская память твёрдо хранит такие случаи, с усмешкой критикуемые всякими «непредвзятыми» новыми интернет-энциклопедиями и газетами. Потом, правда, всплывают новые факты, воспоминания, которые опровергают их скепсис, но их предпочитают не замечать. Но — замечают, несмотря ни на что.

Отсюда и мозаика на храме, отсюда и благодарная память сербов. Очень неохотно откликается на неё современность: как нам рассказали, христианский подвиг этого человека стремятся предать забвению, а то и посмеянию во всех «лучших» традициях этой самой современности: де, и документов у педантичных немцев по этому поводу нет (не сохранилось), де, если и сохранились, то говорят они о том, что Йозеф погиб в бою, де, и не было никакого Йозефа Шульца, а была только легенда, выдуманная Тито с соратниками ради скорейшего установления хороших дипотношений с ФРГ и т. д. и т. п. А сейчас вообще лучше эту историю не поднимать, потому что нынешнее руководство Сербии стремится в ЕС, а такие досадные факты и напоминания о небезоблачных взаимоотношениях с тогдашним «ЕС» в виде Третьего рейха могут помешать прогрессу.

Но историки из Сербии, наши собеседники, дают понять, что само противление, причём агрессивное, подобным фактам и их опубликованию свидетельствует как раз об обратном: были такие случаи в то страшное время, вспоминали люди о Христе даже тогда, когда человек оказывался на своей Голгофе. Впрочем, где же ещё о Христе и вспоминать, как не на Голгофе. Особенно, когда понимаешь, что ты — разбойник.