Воскресный антидепрессант Любиной: Цветы, подсвечники и Старик Хоттабыч

Зачастую психологи и психотерапевты видят причину всевозможных фобий, комплексов и самоограничений во всевозможных детских душевных травмах. Тут и обида на родителей за поздний приход домой, и расстройство из-за отказа в покупке 150-й куклы, и «домашний арест» до исправления пары по математике в выпускном классе.

Долгие годы я считала сих учёных людей достойными поощрения, добросовестно выполняя все их предписания: неоднократно пыталась вспомнить всё, что происходило со мной с того возраста, когда я начала стоять в манежике; с закрытыми глазами рисовала по памяти монгольский орнамент; училась бить посуду и шипеть на себя любимую в зеркале. Но помимо дополнительно нажитой собственным непосильным трудом убеждённости, что я безнадёжна в борьбе с детскими горестями, я не приобрела ничего нового. Зато точно улучшила финансовое благополучие человек этак пятерых.

На момент появления первых «антидепрессантов» я уяснила две истины: душевные проблемы лечатся пробежками и восстановлением уровня серотонина. Если не удаётся поднять серотонин шоколадками, фитнесом и разбором гардероба, то всегда можно воспользоваться услугами врача, который выпишет содержащие его таблетки (имеют накопительный эффект, привыкания не вызывают). А с детскими воспоминаниями — пусть и не всегда радостными — нужно… дружить. И воспринимать их как неотъемлемую часть организма.

Это же нормально: иметь две руки и две ноги? Так что плохого в детской грусти, ведь это всё точно было? Тем более что человеческая память — инструмент хрупкий: где гарантия, что, вычёркивая воспоминания расстраивающие, мы заодно не смоем, как лак для ногтей, воспоминания добрые? А ведь каждое из них — и доброе, и грустное — сформировали привычки, характер, всё, что делает каждого из нас уникальным и неповторимым. А человека волевого от нытика, у которого виноват кто угодно, кроме него самого, отличает как раз умение подняться над обстоятельствами и трансформировать собственные слабости в силу.

За время учёбы я поменяла 20 школ и 30 классов. Родители за время своей гарнизонной жизни, регулярно «закидывали» меня к бабушке с дедушкой, где я находилась то пару месяцев, то год. Будучи крайне стеснительным ребёнком, который считал себя гадким утёнком, я испытывала сильнейший стресс во время каждого переезда. Повлияло ли это на мой характер? Несомненно. Хочу ли забыть? Вряд ли.

Но некоторые привычки и любимые вещи у меня точно с юных лет. Я вот, например, с детства люблю подсвечники, но не люблю комнатные растения и домашних животных. Старинные бронзовые подсвечники с ангелочками стояли в «стенке» у бабушки с дедушкой. Каждый праздник, с поводом и без повода, бабуля их доставала и устраивала семейный ужин при свечах. Оплывая, воск задумчиво укутывал ангелочков до следующего вечера. Я же, глядя на восковую вуаль, видела в ней единственный разрешённый непорядок в доме, где при необходимости можно было бы проводить хирургические операции.

А у мамы с папой — подсвечники примерно тех же давних лет, но из другой коллекции. Они, между прочим, играли заметную роль в гарнизонном быту. Увы, совсем не как украшение. В Забайкалье и в Монголии света не было очень часто. Еду разогревали на газовой горелке, посуду мыли холодной водой, а книжки читали при свечах. Старик Хоттабыч, Карлсон с соседней крыши, Вратарь Республики и Аладдин стали друзьями маленькой девочки благодаря папе и свечам. А, чуть не забыла: иногда на них ещё моё нелюбимое молоко подогревали!

Пожив жизнью полевой, когда свеча была источником не только света, но и тепла, в гражданской жизни мама воспринимала подсвечники лишь как предмет интерьера.

С цветами — отдельная история. Бабуля, будучи женой бравого полковника, любовью к ним никогда не пылала. Зато на пенсии возилась с ними с удовольствием.

А у мамы — ровно наоборот. Сколько себя помню, в нашем доме цветы были всегда. Причём в количестве и качестве, которому позавидуют многие именитые оранжереи. Для цветов и цветущих деревьев солдаты-умельцы изготавливали всяческие кашпо и подставки. Я особенно любила пни. Их обрабатывали лаком, делали выемки, в которые ставились горшки с чем-то вьющимся, вроде традесканции. Помню, что сие вьющееся растение не было среди особо любимых, но в пне оно становилось чем-то грандиозно нарядным и эффектным.

Да вот только служили мы тогда в Забайкалье и часто переезжали. Особенно зимой. В пятитонные контейнеры складировали мебель, одежду, посуду. И цветы туда же. Представляете, каково это — обеспечить перевозку в сорокаградусный мороз в неотапливаемом контейнере несколько десятков капризных теплолюбивых растений? А маме с папой это удавалось.

Незадолго до сборов в доме появлялись устрашающего вида рулоны толя и пергамина — это такой строительный картон, пропитанный дёгтем или битумом. В них-то и упаковывали многочисленные кадки, горшки, пни и корзины. Как правило, все растения добирались до нового места жительства без потерь. Чего не скажешь о нервной системе родителей, которые каждый раз переживали: доедут ли?

Стоит ли удивляться, что после прекращения кочевой жизни мама категорически «завязала» с растениями в доме!

Зато теперь я обожаю локальный многоуровневый свет, подсветку и подсвечники. На днях вот ещё один присмотрела.

А вы чем из области «забыть нельзя помнить» можете похвастаться?